Майор все разговоры слышал и сейчас стоял по стойке смирно. И морда у него уже не кислая, а такая … хищная. Скажи ему Власов «фас» – загрызёт… Ну не меня, у меня и другие знакомые в чинах имеются, как он понял, а вот капитана вполне. Внеочередное звание, работа, а значит, и квартира в Москве! Да за такое…

Едем назад в Фирюзу. После разговора с министром почти подполковник сделал ещё один звонок какому-то своему подчиненному, чтобы тот отправился дежурить около палаты с Матвеем.

– Что это за человек такой? Ну этот ваш важный начальник? – не выдержав спросил я.

– Глава нашей торговой мафии, – буднично пояснил Александр Александрович, погрузившись в свои мысли. – Большие связи имеет.

Хорошо освещённые улицы города сменились пригородными. Я разглядывал пейзажи под светом луны и помалкивал, не мешая майору думать. Доехали быстро, время на часах одиннадцать, и что удивительно – в комнате уже все спали. Уснул и я.

Утром рассказываю своим новости, скрывая детали. Мол, скорее всего, с хулиганами зацепился наш Матвей. Даже не завтракая, еду в больницу к пострадавшему. Автобус до Ашхабада тащился почти час, в городе ловлю такси и, безбожно переплатив водиле, к восьми утра попадаю в палату к Матвею. Вернее, пока только в отделение, где он находится. За червонец коррумпировав местного санитара, получил белый халат и шапочку, и я стал похож на местных сотрудников больницы. Но около палаты меня ждал дополнительный фейс-контроль. Два дюжих мужика, оба в штатском, но с военной выправкой, сидят на стульях около входа и недружелюбно поглядывают друг на друга.

Волшебное слово «я Штыба» не помогло, деньги я им и предлагать не стал, а вот корочки крайкомовские спасли, и меня пустили в палату интенсивной терапии. Так было написано на дверной табличке. В корочках кроме волшебного имени, которое они думаю знали было и фото для сравнения с оригиналом.

Эксклюзивная небольшая по размерам палата на одного человека с телевизором и холодильником. Матвей, полулёжа на кровати, бодро уплетает кашку и на умирающего непохож. От сердца у меня отлегло. Правда тот находился под капельницей, и вид у парня бледный.

– Толь, не имею права ни слова сказать! – на серьёзных щах отказывает мне в информации Матвей.

– Я и Лукаря спросить могу, и местных МВДшников, – угрожаю я.

– Да хоть Папу римского! Не-мо-гу, Толя! – по слогам повторяет больной.

– Ну, а когда выпишут? – интересуюсь я.

– Так, это что у нас тут? – в палату вошёл доктор славянской наружности лет сорока примерно и туркменка-медсестра с подносом, молоденькая и симпатичная.

– Доктор, как больной? – протягивая корочки крайкома, спрашиваю я.

– Нормально. Мочеиспускание было, это хорошо. Переливание ему делаем, три объема надо, – в мои корочки доктор и смотреть не стал, рассудив, наверное, раз охрана меня пустила, то я имею право тут быть.

– Мочеиспускание? Это при чём? – непроизвольно вырвался у меня тупой вопрос.

– Восстановление мочеотделения в течение 12 часов от начала кровопотери является одной из первостепенных задач, поскольку в противном случае почечные канальцы некротизируются, и развивается необратимая почечная недостаточность, – занудным голосом ответил доктор. – Если у вас всё, то попрошу покинуть палату. У меня не один больной тут.

Вынужден удалиться под игривым взглядом медсестры. На выходе сталкиваюсь с майором Риммером. А может, уже и подполковником? Тот беседует с одним из охранников, выдавая в последнем сотрудника МВД. Второй, значит, из КГБ.

– Подожди меня внизу, я в палату загляну, с Матвеем переговорить надо, – просит меня Сан Саныч.

– Там врач, он выгнал меня, – ябедничаю майору.

– И с врачом тоже поговорю. Около моей машины жди.

Стою, разглядываю девчонок, на улице примерно плюс десять, но девочки ещё форсят в коротких юбках. Довольно долго ждать пришлось, уже была мысль склеить какую-нибудь местную красавицу, но не успел. Вышел майор с довольным видом что-то насвистывая. У него хорошее настроение, а значит, и у меня всё в цвет.

– Нашли вчера хулиганов, с которыми подрался твой товарищ. Уже показания дают. Садись, подвезу. Тебе в Фирюзу?

– Да не надо, сам доберусь. У вас дел, наверное, много, – отказываюсь я.

Врёт, не врёт? Хулиганы или специально отправленные люди, а может, козлы отпущения вообще?

– Ты не переживай, сейчас важнее твоего дела ничего нет. Если получится в Москву перевестись, да с повышением, так хорошо будет! У меня там две дочки учатся, пригляда за ними никакого, а тут – милое дело, – довольно щурится от раннего солнца Сан Саныч. – Да и в местном министерстве я потолка уже достиг по должности.

– Да, понимаю, у местных генералов свои дети и у местных подполковников тоже, – бурчу я, садясь-таки в тачку.

– Что-то типа того, – смеётся мой водитель. – Со здоровьем у твоего товарища всё неплохо, но полежать надо бы, конечно. Жаль, его ваше управление КГБ домой забирает. Сегодня вечером самолёт. Ты не переживай, я провожу. Ты мне вещи его вынеси.

– Значит, хулиганы? А почему тогда назад срочно дергают больного? – пытаю я.

– Да это их проблемы, не забивай голову, Толь. У меня к тебе такой вопрос… Ты откуда знаешь Михаила Сергеевича?

– Что значит откуда? Он мой шеф, натаскивает меня на руководящую должность, я с ним постоянно общаюсь, – удивляюсь я, думая, что меня спросили про Лунёва.

– Иди ты! – Риммер даже тормознул свою «Волгу». – Горбачев тебя натаскивает?

– Почему Горбачев? Вы про начальника краевой комиссии по выезду спросили же? Про Лунева Михаила Сергеевича? Я заместитель его.

– Да откуда мне знать про твоего начальника! Горбачев вчера нашему первому звонил! – донельзя удивил меня Александр Александрович.

Глава 5

Глава 5

Я завис. Варианты были, конечно. Тот же Власов имел доступ к меченому, и в теории мог рассказать про меня. Но вероятнее всего вчерашняя собеседница Ленки, племянница Михаила Сергеевича, что-то сказала дяде или тёте. Для этого поганка Лукарь должна была накрутить собеседницу. Вспоминаю, говорил ли в телефонном разговоре я что-нибудь эдакое? … И кроме того, что «мне и так хреново», никаких скользких высказываний не помню. Батя ещё, внезапно разбуженный, мог ляпнуть что-нибудь. В теории, а на практике маловероятно. Он базар фильтрует обычно. Могла ли Ленка завестись от моей неосторожной фразы и завести потом Светку Аюкасову? Да могла, черт побери! Это Ленка! Чума на оба её дома.

– А повод разговора какой был? – осторожно спросил я.

– Якобы тебя зарезали. Чушь, конечно, но генсек позвонил Ниязову, спрашивал, что у нас тут случилось? Меня уже ночью подняли, я доложил, что ты жив и здоров. Да, ножевые ранения были, но не у тебя, а у члена твоей делегации. Ничего пояснить не можешь?

– Ну… Если отбросить версию с Власовым, а он всякие слухи Горбачёву пересказывать не стал бы, остаётся племяшка Раисы Максимовны. Мы с ней в зональной школе в Красноярске вместе учились и дружили какое-то время. Скорее всего испорченный телефон сработал. Наша общая знакомая, дочь зам начальника УКГБ по Красноярскому краю, вчера должна была говорить по телефону с Аюкасовой, вот и передала той информацию ложную.

– Да, помню, ты при мне с ней говорил, – задумчиво сказал Сан Саныч. – Одна взбалмошная девица, и все на ушах – наши КГБ и милиция, органы власти, начальник управления здравоохранения республики, да что говорить – самого Ниязова разбудили! – удивлённо пробормотал майор.

– А я три года с ней по соседству жил! Это хорошо, что её папка с ней не цацкается, иначе руины бы на месте Красноярска были.

– Не похоже, что она к дисциплине приучена, – кисло сказал майор.

– Выветрились за три года учёбы и жизни в общаге воспоминания о папкином ремне, – посетовал я.

На этой фразе мы подъехали к санаторию, около которой стояли парочка милицейских «Волг», «Чайка» радикального цвета и еще несколько машины попроще.

– По твою душу приехали, – уверенно сказал Риммер. – Идём, буду тебя выручать.

– Да вот же он! – воскликнул московский гость из ЦК ВЛКСМ Сергей Морозов, когда мы зашли на территорию санатория.

С десяток солидных мужчин разной степени упитанности разом обернулись на нас с майором. Самый толстый и важный, лет сорока, с радостным выражением лица потянулся ко мне с объятиями. Бить будет? Шучу! Стоические терплю его грубые мужские ласки. Ясно ведь, обнимает меня не по зову сердца, а по приказу начальства. Вот и товарищ майор делает мне «страшные» глаза. От мужика ощутимо пахнуло луком, и я порадовался, что моя фамилия Штыба, а не Брежнев.

– Орёл! – внимательно оглядев меня, сообщил всем толстяк. – Жив-здоров, худой только! Что, у вас тут плохо кормят? – обратился он почему-то к москвичу Морозову.

– Отлично кормят, – поспешил ответить вместо того подполковник Подшивалов. – Калорийные расходы большие просто.

– Да? – не поверил толстяк. – Надо проверить!

– Так а я о чём?! – обрадовался Подшивалов. – Обед только через час, но чем-нибудь нас накормят. Тем более, Анатолий Валерьевич завтрак пропустил.

– Это… – замялся я. – Я в больницу к товарищу ездил. Небезопасно у вас, оказывается, на улицах и в ресторанах!

От моей фразы все, даже почти москвич Риммер, замерли. Такой неприкрытый наезд на такого важного начальника! На кого, кстати? Хоть бы представился.