В том, что она не вписывалась в их рамки, семья была не виновата. Ее отец и мать, Дэниел и Мэри Энн, обрабатывали землю и растили детей точно так же, как и все остальные жители Иствуда. Ее родные братья и сестры – старшие Элис и Энни, младшие Дэниел, Уильям, Мэри Джейн, Эмили и Ретта [5] – не отличались от других детей. Семья Бигли вела ничем не примечательную жизнь [6] в тихом уголке Онтарио. Пока не появилась Кэсси.

В школе она не пользовалась популярностью [7]. О да, все знали, что она умная. Самая умная в классе. Только она была странной. Всем девочкам нравились красивые платья – а Кэсси была одержима ими. Все девочки восхищались дорогими украшениями, которые случалось увидеть, – а Кэсси буквально бредила ими. Она нередко впадала в транс, и одноклассники пугливо перешептывались: о чем она думает, уставившись куда-то вдаль? Разве может человек думать так долго? А вдруг она сумасшедшая? Иствуд попросту не понимал Кэсси.

Ей был 21 год, когда она заявилась в парикмахерскую в соседнем Брэнтфорде, хлопнув дверью так, что все повернулись в ее сторону, и попросила постричь ее коротко. Как мальчика. Когда парикмахер закончил работу, она глянула вниз, на пол вокруг кресла, покрытый темно-каштановыми локонами, и спросила, нельзя ли ей сделать накладные усы. Из салона Кэсси вышла усатым парнем.

Она уже поняла, что единственный способ получить желаемое – это деньги. А лучший способ получить деньги – стать мужчиной. Кэсси шагала по улицам Брэнтфорда с высоко поднятой головой, стараясь ступать шире и чуть в раскачку. Оказалось, быть парнем не так уж трудно. Она уже предвкушала тысячи новых возможностей. Взвешивая на ладони тяжелые золотые часы, Кэсси вошла в ломбард.

До сих пор неизвестно, что же ее тогда выдало. Быть может, недостаточно низкий голос или, наоборот, слишком низкий. А может, усы отклеились. Владелец ломбарда ей об этом не сообщил. Возможно, сообщил полицейскому, которому немедленно позвонил, но тот тоже ничего не объяснил. Молчал и мистер Бигли, последний из тех, кто был вызван на место происшествия. Кэсси плелась домой вслед за отцом, ощущая голым затылком прохладный ветер, и размышляла над новой задачей. Решение преобразиться было правильным: оставаясь Элизабет Бигли, она ничего не достигнет. Скорее всего, она выбрала неподходящий образ [8].

Прошло несколько месяцев, пока ее волосы отросли настолько, чтобы их можно было закрепить заколками. Слава небесам хотя бы за это. Не так уж много женщин разгуливали по Иствуду без пышной копны на голове, и ее короткая стрижка неизменно привлекала всеобщее внимание. Теперь же, приближаясь к галантерейной лавке, Кэсси, возможно, слегка нервничала, но уже по другому поводу: то, что она задумала, могло привлечь к ней внимание совсем иного рода.

Галантерейные магазины, как правило, представляли собой тесные помещения, битком забитые всевозможными товарами. Вдоль стен тянулись полки, от пола до потолка, заставленные банками, жестянками, пакетами и ящиками. На прилавках пестрели ярды тканей для пошива одежды, рулоны премилых лент и коробки с пестро украшенными гребнями, по углам грудились деревянные ящики с разными бутылками. Обычно Кэсси приходилось несколько минут заниматься математическими вычислениями, прежде чем сделать окончательный выбор. Сколько ярдов ситца она может себе позволить? А батиста? Достаточно, чтобы сшить платье, или хватит только на юбку? Останутся ли деньги на гребень? Но сегодня она брала все без разбора.

Вывалив на прилавок гору всякой всячины, Кэсси пододвинула покупки продавцу, и тот назвал счет: 250 долларов. Обычно она расплачивается наличными, но в настоящее время оказалась в неловком положении, смущенно пояснила Кэсси и достала из сумочки маленькую карточку. Продавец с сомнением приподнял бровь, но прочитал: «Мисс Бигли, наследница состояния в 18 000 долларов». Она тем временем торопливо продолжила: недавно умерший родственник оставил ей 18 000 долларов. Теперь это ее деньги, но, к сожалению, юридической волокиты никак не избежать – все эти суды, адвокаты… Она снова полезла в сумочку и на этот раз извлекла листок бумаги. Это было долговое обязательство на крупную сумму для мисс Элизабет Бигли, подписанное фермером из Брэнтфорда. Примет ли мистер это в качестве оплаты? Кэсси затаила дыхание, пока продавец изучал расписку.

Она вышла из магазина ликуя, с целой грудой покупок в руках. Сработало! Крепче прижав к груди многочисленные свертки, она поспешила вниз по улице [9].

Кэсси уже успела понять, что самый простой способ получить деньги – это иметь их. Обычные правила не распространялись на богачей. Состоятельные люди существовали в другом мире. Все знали, что они расплатятся – не сейчас, так потом. А другие просто хотели получить свою долю прибыли. Поэтому Кэсси напечатала визитные карточки, сочинила долговые расписки – письменные обещания выплатить определенную сумму в определенный срок – и подписала их от имени нескольких местных фермеров. Владельцы магазинов брали их вместо денег, чтобы позже обналичить в банке.

Обычно такая бумажка имела силу договора. Скажем, 1 мая 1880 года Мэри попросила у Джона взаймы 100 долларов. В обмен на деньги она могла выдать расписку, в которой обещала выплатить Джону 100 долларов плюс 5 % годовых к 1 мая 1881 года. Если все шло хорошо, 1 мая 1881 года Джон вручал Мэри расписку, и она выплачивала ему 100 долларов плюс пять долларов в счет процентов. Таким образом Джон получал пять долларов прибыли.

Но если бы Джону понадобились деньги до 1 мая 1881 года, он мог отдать расписку банку в обмен на ссуду. Банк одолжил бы Джону 100 долларов, зная, что он их вернет, когда получит от Мэри. Если бы Джон не выплатил банку долг 1 мая 1881 года, банк вручил бы расписку Мэри, и она заплатила бы 105 долларов банку, а не Джону. Расписки использовались и для частных займов: Джон, например, мог получить ссуду у Сьюзи, передав ей расписку Мэри.

Но если подобное долговое соглашение было липовым, вся схема рушилась. Если, скажем, выяснялось, что Джон подделал расписку Мэри, то, получив ее от Сьюзи, Мэри просто в замешательстве чесала затылок. Джону грозил арест, а Сьюзи оставалась без своих 100 долларов.

План Кэсси сработал блестяще. По мере того как распространялась молва о перепавшем ей наследстве, раздавать расписки становилось все легче. Она даже уговорила соседа, мистера Расселла, заверить подделанный ею вексель в банке [10]. Его подпись на обороте повысила ценность документа для банка, ведь мистер Расселл поручился за его подлинность. Это означало, что в случае чего он сам обязан будет выплатить банку кредит в размере 500 долларов, предоставленный Кэсси. Она заверила мистера Расселла, что опасаться нечего: уже совсем скоро наследство поступит в ее распоряжение. А ведь банков, передающих друг другу те самые 500 долларов, можно было задействовать сколько угодно – и ни в одном ничего не заподозрили бы.

Окрыленная успехом, Кэсси решила приобрести фисгармонию. Она видела фабрику Thomas Organs [11] – гигантский куб вблизи железнодорожных путей в Вудстоке. Даже снаружи была слышна какофония настраиваемых инструментов. Наконец-то, благодаря фальшивым визиткам и распискам, она тоже могла позволить себе такую роскошь.

И ее мечта почти сбылась. Увы, у нее не оказалось необходимой суммы наличными – не хватало 125 долларов. Элизабет Бигли не смогла бы добыть недостающее. Но мисс Лиззи Бигли, владелица завещанных ей 18 000 долларов, не нуждалась в деньгах для совершения покупок. Мистер Томас принял ее личную расписку с обещанием оплатить остаток чуть позже. Долги ее не пугали. Теперь она знала, как раздобыть наличные: она могла взять кредит в банке, отдать деньги мистеру Томасу, а затем найти другой банк или человека, который выдаст ей еще один кредит для погашения первого.

Схема работала до тех пор, пока не перестала работать. Торговцы, которые не смогли заставить банки обналичить ее расписки, начали выражать недовольство. Кэсси объясняла им, что это не проблема: юридическая волокита с передачей наследства все еще тянется, но в конце концов она получит свои деньги, просто нужно еще немного подождать. Однако наличные поступали уже не так легко, как раньше. Очевидно, новообретенная репутация богатой наследницы имела предел. Не всякий банк принимал ее векселя. Только бы никто не подверг их сомнению – вот что было главное.

Афера застопорилась из-за долга фабрике Thomas Organs. Сначала мистер Томас принял оправдания Кэсси – почему она пока не в состоянии заплатить, – но быстро потерял терпение. Тогда она вручила ему два векселя: один, подписанный Чарльзом Хейвордом, на 100 долларов, а другой, подписанный Рубеном Киппом, на 300 долларов. Поддавшись искушению, она попросила мистера Томаса обналичить векселя и отдать ей сдачу. Деньги нужны были позарез, и только это сейчас беспокоило Кэсси. Но изготовитель фисгармоний не поддался на ее уговоры.

В этот раз, завидев наряд полицейских, Кэсси уже точно знала, что пошло не так. Когда ее арестовали по обвинению в подделке финансовых документов, она, пожалуй, горевала лишь об одном: что люди, чьи имена она использовала, в конце концов прознали об этом. Можно ли было этого избежать? Кэсси не сомневалась, что способ есть, надо только его найти.

Суд состоялся несколько недель спустя, в последние дни марта 1879 года. Когда Кэсси подходила к зданию суда в Вудстоке, весна казалась ей одновременно близкой и далекой, неотвратимой и невозможной. В животе порхали бабочки. Она переступила порог и попала в сцену из ночного кошмара.

Зал суда был переполнен. Окинув взглядом просторное помещение, Кэсси не увидела ни одного свободного места. Незнакомые люди с любопытством пялились на нее. Некоторые указывали на нее пальцами, другие поворачивались, чтобы получше разглядеть. Гул голосов, перемежаемый смехом, разносился вокруг.

Кровь мгновенно прилила к лицу. Кто все эти люди, эти стервятники? Что они знают о ней? Ей вдруг остро захотелось подобрать юбки, развернуться и убежать. Но какой смысл? Ее все равно поймают и притащат обратно силой. Не глядя по сторонам, Кэсси направилась к скамье подсудимых.

Адвокат Эштон Флетчер, представительный мужчина в черном костюме, сообщил суду, что будет ссылаться на невменяемость клиентки. Щеки Кэсси вспыхнули еще сильнее. Хищные взгляды впивались в нее со всех сторон, оценивая разумность каждого ее движения. Как же это отвратительно, думала Кэсси. Если удастся провернуть предложенный защитой сценарий, весь округ Оксфорд будет считать ее сумасшедшей. И все же это лучше, чем тюремная камера.

Сам процесс запомнился ей отдельными смазанными картинками. На трибуне свидетелей один за другим мелькали знакомые лица: владельцы магазинов, которые ей благоволили, банкиры, принимавшие ее расписки. Мистер Расселл был вынужден выплатить кредит в размере 500 долларов, который она взяла в банке. Пусть теперь злится на мистера Томаса: если бы изготовитель фисгармоний проявил чуть больше терпения, она бы нашла деньги. А еще были люди, чьи фамилии она выводила на фальшивых векселях. Удивленно пожимая плечами, они клялись, что никогда ничего не подписывали и ничего не знают об этом деле.

Присяжные совещались целых два мучительных часа. Кэсси ждала. Перспектива провести ночь на жесткой койке в холодной тюремной камере, должно быть, все отчетливее маячила перед ней. Она обманула профессиональных банкиров и коммерсантов. Кто поверит, что она состряпала столь убедительные документы, будучи в невменяемом состоянии? К тому времени, когда вернулись присяжные, даже стальные нервы Кэсси были на пределе.

И наконец, слава небесам, она услышала, как секретарь суда вслух зачитал: «Невиновна». Какое облегчение! Очевидно, столь стремительное умопомешательство никого не удивило – речь ведь шла о женщине [12].

* * *

И снова фермерский домик родителей. Снова шум и теснота и явный избыток Биглей, снующих вверх-вниз по лестнице. Кэсси отращивала волосы и размышляла о своем положении. Постепенно дом начал пустеть. В ноябре 1879 года умер отец. Почти год спустя уехала старшая сестра Элис – вышла замуж за Стэндиша Милтона Йорка, торговца машинным оборудованием.