Хотя еда занимает полноправное место в центре культуры Америки XXI века, раньше (и в какой-то степени до сих пор) книги о еде вызывали у литературного мира снисходительное отношение. Несмотря на популярность кулинарных книг, их зачастую считают техническими инструкциями, а не источником историй, воспоминаний и индивидуальности, и их авторов воспринимают как ремесленников, а не художников. Создание кулинарных книг требует невероятной точности, изобретательности, компетентности и огромного количества усилий и времени. Как и каждодневный труд по приготовлению еды, большинство книг о ней написаны и отредактированы женщинами. И, подобно этой рутинной работе, тексты о еде не только недооценивают, но и зачастую полностью игнорируют. В таком случае неудивительно, хоть и прискорбно, что писатели, избравшие своей темой еду, часто сталкиваются с пренебрежением, а самый известный редактор кулинарных книг на протяжении всей жизни тоже терпела высокомерное отношение к себе. «Долгое время к женщинам – а это в основном были женщины, – которые писали о еде, относились как к людям второго сорта, – сказала Джудит в интервью от 2015 года. – И все потому, что они готовят!»^[8]

Для Джудит все формы письма имели ценность. Она считала, что кулинарные книги заслуживают того же внимания и редакторской педантичности, что и романы, мемуары, эссе и поэзия. «Она построила свою репутацию на том, что находила хорошо образованных и недооцененных по достоинству поваров вроде [Марион] Каннингем, Марчеллы Хазан и Мадхур Джаффри и делала из них звезд»^[9], – писала Ким Северсон в некрологе Джудит в The New York Times. С помощью умелой редактуры и чуткого понимания культуры Джудит выпускала кулинарные книги, которые переизобретали их форму и были наполнены тихим, но неистовым политическим сопротивлением. «К еде стали относиться с настоящим уважением во многом благодаря ей, – сказала Рут Райшл, бывший ресторанный критик The New York Times и последний главный редактор Gourmet^[10][11]. – Говоря о революции в кулинарных книгах, мы подразумеваем именно ее»^[12]. Однако, несмотря на рост ее репутации в качестве редактора кулинарных книг, Джудит старалась не загонять себя в рамки. «Я никогда не хотела, чтобы меня воспринимали в какой-то одной роли», – говорила она мне.

Джудит была гениальным редактором с искушенными, пусть и испытавшими влияние католицизма, вкусами, но она, как и все, не была лишена предубеждений, которые формировали ее мировоззрение. Со временем обнаружились ее слабые места: она отказалась издавать «Под стеклянным колпаком» (The Bell Jar) Сильвии Плат, посоветовала главному редактору «Кнопфа» не публиковать «Собрание стихотворений» Фрэнка О’Хары (The Collected Poems of Frank O’Hara) и дважды отвергала рассказы Элис Манро, которая впоследствии получила Нобелевскую премию. В кулинарных книгах, особенно поначалу, Джудит нередко упрощала опыт своих небелых авторов. Стремясь сделать «экзотику» еще более привлекательной для читателей, большинство из которых, предположительно, были белыми, она слишком часто сглаживала признаки идентичности своих подопечных, особенно в том, что касалось расы и класса. Джудит не была идеальной. В ее работе и подаче себя присутствовали парадоксы.

Близкие Джудит знали ее как чувственного, игривого и даже озорного человека. Она была мягкосердечной, романтичной во многих смыслах этого слова, глубоко верующей и крайне энергичной. Но на работе она вела себя замкнуто. Ее публичный образ был результатом дисциплины, жесткости и приверженности работе. Постоянной сдержанности. Джудит быстро научилась понимать, кому и как стоит посвящать свое внимание и энергию. Как делиться своими ресурсами с умом. Но когда Джудит отдавала себя, то делала это полностью – настолько, что иногда на людей в ее личной жизни уже почти ничего не оставалось. По всем этим причинам, как систематическим, так и более конкретным, фигура Джудит в течение многих лет была покрыта тайной.

В 2007 году в возрасте 83 лет Джудит выпустила мемуары под названием «Десятая муза: моя жизнь и еда» (The Tenth Muse: My Life in Food). Однажды во время учебы в колледже я наткнулась на эту книгу в книжном магазине. Я никогда прежде не слышала о Джудит Джонс, но меня интересовала еда, и подзаголовок «Десятой музы» привлек мое внимание. Я спонтанно купила ее.

Эта увлекательная книга представляет собой радужную прогулку по Парижу послевоенных лет и рассказывает о величайших хитах американской кулинарной культуры XX века, но ей не хватает рефлексии. Рассказывая историю своей жизни, Джудит обошла стороной литературную ее часть. Она также умолчала о своих разочарованиях, трудных решениях, ошибках и боли. Я подозревала, что жизнь Джудит была более неоднозначной, чем она показывала миру, но лишь когда мне представился шанс на протяжении нескольких месяцев брать у нее интервью о ее жизни и работе в кулинарной отрасли, я начала осознавать это в полной мере.

Когда мы познакомились, Джудит было 88 лет и она недавно вышла на пенсию. Она была крошечной – не более полутора метров ростом – и худой, как жердь. Ее седые волосы были острижены в девичье каре. Она относилась к своему возрасту как к данности: он был не чем-то плохим и не чем-то хорошим, а всего лишь фактом, с которым ничего не поделаешь. В 2013-м мы работали в течение полугода, сначала в квартире Джудит на Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене, затем летом в ее втором доме на севере Вермонта. Мы всегда готовили и ели. Работа на кухне и общее удовольствие от еды заложили основание наших отношений. Мы нюхали и ощупывали продукты, резали и помешивали. Мы облизывали пальцы. Мы не пользовались рецептами, а доверялись инстинктам, опыту и советам друг друга. Таким образом мы познакомились и стали доверять друг другу. Только помыв посуду и налив себе кофе, мы начинали интервью. В некоторых вопросах Джудит была очень откровенна и почти не нуждалась в моих подводках. В других она оставалась сдержанной и немногословной. Наши разговоры длились часами и были полны отступлений, интимных подробностей и анализа прошлого. Многие открытия Джудит удивили меня. Она призналась, что и ее тоже.

После того как я завершила свой проект и отправила интервью на расшифровку, мы продолжили общаться. Мы стали поверенными. Подругами.

В 2015 году после более девяти десятилетий жизни крепкое здоровье Джудит резко ухудшилось. А в 2017-м в возрасте 93 лет ее одолела болезнь Альцгеймера. На мемориальной службе для родных и друзей Джудит в Вермонте ее приемная дочь Бронвин Данн отвела меня в сторонку и спросила, не хотела бы я приехать в квартиру ее мачехи и взглянуть на ее личные документы. Она знала, что я несколько раз писала о Джудит, и посчитала, что это может быть мне интересно. По ее словам, материалов было много – целых две комнаты.

Я скучала по Джудит и восприняла предложение Бронвин как шанс и подарок – теперь у меня было больше времени на то, чтобы подумать о Джудит. Чтобы побыть с ней. Чтобы искать ответы на вопросы, которые до сих пор занимали мои мысли, оставшись не отвеченными или даже не заданными при ее жизни. Поэтому я согласилась.

На первый просмотр материалов у меня ушло больше года. Они датировались вплоть до 1930-х годов, когда Джудит была еще ребенком. Я читала ее переписку с родными и друзьями, бывшими возлюбленными и авторами, с которыми она сотрудничала на протяжении многих лет. Ее фотографии, записные книжки и прочие бумаги позволили мне глубже понять ее как человека и как редактора. Я не только увидела, как Джудит работала, но и познакомилась с ее мотивациями и предпочтениями. Чем больше я узнавала, тем яснее мне становилось, что история Джудит была гораздо более запутанной, чем она описывала сама.

Я начала читать о Джудит все, что только могла найти, но информации было очень мало. Она мельком упоминается в биографиях некоторых из ее авторов и бывших коллег. В конце 1990-х годов, когда «Дневник Анны Франк» поставили в театре, ее роль в публикации книги наконец стала широко известна и краткосрочный шквал статей отмечал ее дальновидность. Когда она выпустила «Десятую музу», кулинарные журналы какое-то время оживленно обсуждали огромный вклад, который она внесла в эту отрасль. Чаще всего имя Джудит встречалось в тандеме с именем Джулии Чайлд, где ей отводилась роль спутницы, а не давней партнерши и ведущей фигуры в создании карьеры Джулии. Я нигде не могла найти изображение Джудит, которое бы хотя бы отчасти демонстрировало ее пытливый ум и тонкий вкус, ее многогранность и проницательность, ее находчивость и хитрость, ее влияние на нашу жизнь – то, что мы готовим и едим, и истории, которые мы читаем и рассказываем, – и на литературные и издательские сообщества в целом. Написав эту книгу, я попыталась отдать должное ей как редактору и как женщине.

Личные документы Джудит восходят к временам ее юности и начинаются с ее дневников и переписки 1930-х годов. Я прочла сотни написанных от руки писем Джудит, и они подарили мне бесценный доступ к начальному этапу ее жизни. В архиве «Кнопфа» в Центре Рэнсома в Техасском университете в Остине (The Ransom Center at the University of Texas at Austin) хранится значительная часть профессиональной корреспонденции Джудит за первые два десятилетия ее работы в издательстве. Когда она начинала там работать в 1950-е годы, все письма печатались в тройном экземпляре: оригинал для получателя, копия для отправителя и еще одна для архива. Благодаря скрупулезно и систематически сохраненной бумажной переписке в «Кнопфе» эти годы жизни Джудит освещены наиболее полно. После появления факса как ежедневная работа издательства, так и объем бумаг в архиве сильно изменились. Впоследствии электронная почта – к которой Джудит так и не привыкла, из-за чего обращалась за помощью к ассистентам и друзьям – заменила факс, что еще заметнее сократило следы ее переписки. Большинство информации о последних десятилетиях работы Джудит в издательстве отрывочно, а редакторские файлы некоторых из ее авторов не заполнены до конца или и вовсе пропали. Где возможно, я заполняла эти пропуски словами коллег, авторов, родных и друзей Джудит. Но некоторых из них я не смогла найти, а некоторые отказались давать мне интервью или официальные комментарии. И к тому времени, когда я начала работу над этой книгой, многих из тех, кто знал Джудит, особенно в молодости, давно не стало.

Даже самые полные архивы не могут исчерпывающе рассказать историю чьей-либо жизни. Слова, которыми Джудит обменивалась с возлюбленными и друзьями, светские беседы в офисе и за едой, по телефону, в поездках, прогулках в парке и по тихим грунтовым дорогам Вермонта. Неозвученные желания и разочарования. Сохраненные тайны. Большинство из того, что составляет жизнь любого человека, остается незадокументированным, и жизнь Джудит не стала исключением. Я хочу сказать, что пропуски повлияли на эту книгу так же, как и доступные мне материалы.

В течение жизни Джудит поработала с более чем сотней авторов. Пытаясь рассказать историю всех этих отношений, я бы написала невыносимо длинную и нудную книгу. Стараясь показать жизнь Джудит с детства до ее последних дней, я предпочла не всесторонний, а избирательный подход. Я отдала приоритет тем авторам, которые сыграли важную роль в траектории жизни Джудит, и тем, которые ознаменовали ключевые моменты в эволюции ее вкусов. Джудит Джонс, которую вы встретите на этих страницах, – это гибрид того, что я узнала из оставленных ей материалов, и того, какой я знала ее в настоящей жизни. Я имею в виду, что история Джудит, рассказанная здесь, не единственно возможная, а всего лишь один из вариантов, на который повлияли наши отношения, зародившиеся, когда она анализировала свою жизнь, пока та подходила к концу. Эта книга не основополагающая биография, а портрет близкого мне человека, в котором я стремилась продемонстрировать дальновидность и невероятное влияние Джудит на американскую культуру, а также очеловечить ее образ на протяжении всей жизни, с детства и до глубокой старости.

Немного об именах. На протяжении всей книги я называю Джудит по имени. Так я звала ее при жизни, и это же имя использовали все, с кем я про нее разговаривала. По отношению к другим людям я применила более гибкий подход: упоминая их опубликованные работы, общественную жизнь или профессиональные роли, я использовала полные имена или только фамилии, а когда мне нужно было показать более фамильярную переписку или близкие отношения, которые Джудит выстраивала с авторами в течение долгого времени, я использовала только имена.

И напоследок – все имеют право рассказать свою историю и ожидать, что их опыт примут за правду. В данной книге я постаралась как можно точнее изобразить настоящую Джудит, которую я знала. Ее волновало то, как воспринимают ее слова. Уважая ее желания, там, где это возможно, я позволила Джудит говорить за себя.