– Заткнись, пожалуйста, не нервируй меня.

Мне приходится сесть в машину к Громову и практически спокойно сопеть в две дырки, пока он несется в сторону универа так, будто бы на ралли.

– Слушай, я планирую увидеть внуков, давай полегче, а? – вцепившись в ремень безопасности, с ужасом смотрю в пролетающие высотки за окном.

Господи, хоть бы доехать в целости и сохранности. Пожалуйста.

– Ты ж вроде ссыкухой не была, чего так дрожишь? – он кладет руку мне на коленку и сжимает. Я верещу как резаная свинья. – А вот так лошадка смеется, Любимая! Вот так смеется!

– Ты идиот! Мне больно!

Ну додуматься же! От неожиданности я аж подпрыгнула, вмиг позабыв о скорости, зато почувствовав при этом нешуточную боль в коленке. Слезы так и норовили хлынуть из глаз, но я только часто дышу, отвернувшись от придурка-водителя. Болевые ощущения не отпускают, теперь расползаются дальше лавиной маленьких уколов в нервные окончания.

Ненормальный! Идиот! Придурок!

– Ой да ладно, я легонько, успокойся, – ржет как конь педальный Лев, но я готова впиться ему в шею и начать душить. У меня низкий болевой порог, оттого все чувствуется в разы острее.

Заметив мое состояние, Лев тормозит чуть дальше от универа.

– Эй ты чего, Арин? – уже без тени юмора спрашивает он меня, пока я жую слезы, что все-таки брызнули из глаз. По коленке расползается синяк, оттеняясь синим пятном на белой коже. Я вообще как сметана.

– Ничего, отстань от меня!

– Блять, Арина, я пошутить хотел, я что всерьез планировал тебе больно сделать? Извини! – пока я отмахиваюсь от него, Лев начинает свирепеть. Отстегивает мой ремень и с силой перетягивает брыкающуюся тушку в лице меня к себе на ноги.

Платье беспардонно задирается, отчего я сразу чувствую себя в разы некомфортнее. Слезы прекращают литься, но вот поза слишком компрометирующая, да то там, это все непозволительно как для брата твоего бывшего.

Замерев, считываю на лице Льва странное упоительной выражение. Какого фига?

У меня же все мышцы напрягаются струной, лишая спокойствия окончательно. Коленки умещаются по обе стороны от бедер Громова, то есть я в полностью уязвимой позиции сижу на нем верхом, упираясь тем самым в пах.

Выступающий бугром пах.

Глаза в глаза. Дыхание сбивается. Его. Мое. Наше. Я перевожу потерянный взгляд на подернутые дымкой глаза, почти не дыша при этом.

Первая отмираю я, упираясь ладошками в плечи Льва. Смекаю, что здесь что-то слишком порочное намечается. Это вообще не должно было случиться! Предел и пробитое дно!

По спине мурашки скачут табуном, и если я пытаюсь оттолкнуться, то равное противодействие со стороны Льва не заставляет себя ждать. Стальные оковы. Он, кажется, только сильнее к себе притягивает, и теперь моя грудь почти возле его лица. Высоко вздымающаяся. Покалывающая от напряжения, что так упорно скользит по телу.

Лев больше не улыбается.

Как и я.

– Отпусти меня, – сипло прошу первая, насилу отводя взгляд. Руки начинает сводить от напряжения.

– А что мне за это будет? – он приподнимает меня и резко опускает на себя, и теперь я чувствую, что бугор, упирающийся мне между ног, становится ощутимо больше.

– Лев, это не смешно, отпусти меня. Я не твои бабы-однодневки, – сильнее сопротивляюсь, кривлясь… Но ладони уже на лопатки ложатся, отчего по телу мягко ступает жар.

Нет. Нет.

– ГРОМОВ!

Почти удается выписать ему затрещину. Почти? Ну да, ведь он перехватывает мою ладонь и целует тыльную сторону.

– Да, все-все, не брыкайся, кобылка.

Моей ярости нет предела. Я только хочу ему ляпнуть что-то эдакое, как водительская дверь открывается. А там Сережа, в шоке взирает на нас.

– Ах ты ж сука. С братом моим спуталась. Спала с ним? Спала, блять? – он пытается схватить меня за руку, но выходит так, что Лев меня перекидывает на соседнее сидение, рывком.

Мой взгляд падает на его брюки, и теперь становится так стыдно, что я краснею скорее не от ситуации, в которой меня застукали с Львом, а от того, что мы только что… господи, что мы только что?

Лицо пылает, пока бывший парень продолжает поливать меня помоями. Это больно, конечно, если учитывать то, что у него у самого рыльце в пушку.

– А строила из себя правильную. Святую невинность! Но нет, уже на хуй присела. Да? А сама говорила мне, как он тебя бесит. Трахаться не бесит, да? – искаженное от эмоций лицо Сережи смотрится ужасно. Я не замечала даже раньше, какой он бывает мерзкий.

Горечь внутри кипит, но я сижу ровно.

Лев ржет, а потом выходит из машины и рубит Сергея с ноги по лицу. Я в шоке пытаюсь вылезти из машины, но она заблокирована. Там начинается месиво, мне удается только окно открыть, чтобы провопить в ужасе:

– Лев, НЕ НАДО, ТЫ С УМА СОШЕЛ!

Но голос тонет в звуках драки, люди вокруг кричат. Кто-то пытается оттянуть старшего брата от младшего, пока я испытываю сущий шок и царапаюсь ногтями о стекло. Мне страшно, что он его сейчас до смерти забьет.

– Калоприемник держи прикрытым, а то в следующий раз я останавливаться не буду. Не посмотрю даже, что ты мой брат, понял? – он притягивает за шиворот Сережу к себе. Из носа бывшего льется кровь, губы разбиты. Я только успеваю прикрыть лицо, едва выдохнув.

– Дала ему, да?

Этот вопрос звучит так громко, что собравшаяся вокруг нас толпа точно услышит его. Ну что ж, раз уже настолько меня опозорили, то что бы дальше ни произошло, хуже стать просто не может. По моим щекам льются слезы, я отскакиваю от стекла и сажусь ровно, всматриваясь в пространство перед собой.

– Ну дала и че? Лучшая ночь в ее жизни была, – с ядовитым наслаждением звучит от Громова-старшего. Я оборачиваюсь, чтобы снова убедиться, что это все реальность. Чертова реальность.

– А мне не дала, – Сережа сплевывает кровь на пол, улыбаясь окровавленной улыбкой. Опять громче, чем следовало. Зеваки с интересом наблюдают, а кто-то даже на камеру снимает. Мерзость какая. Я стираю потоки слез и заглушаю рыдания.

Уже обтекаю от дерьма, что на меня только что вылили.

– Молодец, старший брат, пальму первенства выхватил! Юзай дальше, мне пробитая уже не нужна.

Если я думала, что меня добили его слова ранее, я очень ошибалась. Они меня убили прямо сейчас. Поэтому, когда Лев ударяет его кулаком в лицо, удовлетворение этим процессом заменяет сожаление.

Теперь все знают, что я переспала со старшим братом своего парня. Еще и девственности с ним лишилась. Прекрасно, что тут еще сказать можно? Я пересаживаюсь на пассажирское сидение и упираюсь лицом в ладошки. Слезы, кажется, закончились, но рыдания продолжают меня душить.

Все окружающее становится каким-то неважным, остается лишь острая боль внутри грудной клетки.

Когда водительская дверь отворяется, я не двигаюсь. Когда запускается двигатель, я тоже не двигаюсь. Даже когда понимаю, что мы отъезжаем от университета, я все также не двигаюсь.

– Арина, посмотри на меня, – звучит суровый голос Льва. Но мне не хочется ни на кого смотреть, мне хочется сейчас раствориться в пространстве, и чтобы меня никто не трогал.

Я молчу, только всхлипываю еле слышно, а он тяжело дышит и спустя пару минут сворачивает куда-то, где мы останавливаемся. Слышно только, что мимо проносятся машины.

– Любимая. Если ты не хочешь, чтобы я тебя снова усадил сверху и близко познакомил со своим хозяйством, подними сама головку и посмотри на меня.

Какой он наглый. Какой он грубый. Но сидеть на нем меня не прельщает. И я поднимаю зареванное лицо на Громова, который моментально перестает улыбаться.

– Ты из-за пидора гнойного решила сопли разводить? Успокоилась.

А я не могу успокоиться.

– Тебе все так легко? Вообще на все пофиг? Научи так жить, потому что я не могу иначе! – верещу на него, прикрывая лицо руками. Мне стыдно.

– Ты и правда ни-ни?

– А что? Будешь ржать? Начинай! Прямо сейчас начинай издеваться, чтобы добить меня, – хрипло шепчу, опустив руки на коленки.

Громов хмурится и играет желваками.

– Я не собирался. Просто спросил.

Все просто. Просто предложил. Просто спросил. Просто наглый. Просто и все!

Глава 8

ЛЕВ

О-ху-еть! Значит, Мизинчик не зря у нас мизинчик… Хах, не дала ему Аришка! Впрочем, оно и правильно. Вряд ли бы этот обсос ее чем-то удивил. Пару минут вошканья под одеялом и на боковую – не в счет.

А Любимова хоть и скромница, но в ней огромный потенциал к постельным приключениям. У этой девочки в глазах горит страсть. Ей нужно больше. И не то чтобы я намекаю, но я бы мог дать ей это большее.

Рад ли я тому, что Сережа с ней не переспал?

Блять, да я надеялся на это! И вот теперь, когда узнал об этом из первоисточника, Любимова не отвертится. Будет моей по-любому.

Конечно, не прямо сейчас. Еще не готова, к тому же злится. Надулась как воздушный шарик, губы недовольно искривила, в окно уставилась и уже десять минут меня игнорирует. Вредина.

– Да ладно тебе, Любимая, че ты паришься? – снова пытаюсь завести разговор, на что получаю презрительный фырк.

Ладно. Попробуем по-другому.

– Ну узнали все, и что? Не их собачье дело.

– Громов, ты головой ударенный?

Резко поворачивается, метая в меня молнии своими глазищами. Ясно. Девчонка в бешенстве. Честно говоря, будь это любая другая, она бы уже ножками петляла вдоль трассы, по которой мы едем, но Риша…

Ей позволяется многое. Клянусь, она вьет из меня веревки!

– Чего сразу ударенный? – обижено отзываюсь. – Просто ты из мухи раздуваешь слона. И хорошо, что вы с Мизинчиком не потрах… – заметив ее убийственный взгляд, прочищаю горло и исправляюсь, – не переспали. Знаешь, почему я называю его Мизинчиком?

Пошло поигрываю бровями, растягивая на губах кривую ухмылку, но Арине нифига не весело. Вероятно, в данный момент ее бы развеселило только зрелище того, как меня переезжает каток. Обидненько.

– Теперь из-за тебя меня все будут считать шлюхой, которая потеряла девственность с братом своего парня! А тебе все смешно? Утер нос брату, да? Молодец какой! Поздравляю! Ненавижу тебя! Ненавижу вас! Выпусти меня!

Вот дерьмо!

Любимова осыпает меня проклятьями, при этом маниакально дергая ручку двери машины. На минуточку, стрелка на спидометре перевалила за сто.

– Выпусти, я сказала! Видеть тебя не хочу! – истерически вопит, после чего мне прилетает удар в плечо.

Да ебаный в рот!

– Блять! Да успокойся ты! – взрываюсь, резко ударяя по тормозам.

Мы со свистом тормозим, Любимову немного заносит, но ремень безопасности удерживает ее от удара о приборную панель.

Тяжело дыша, перевожу тяжелый взгляд на испуганную Арину и свирепо рявкаю:

– Что с тобой происходит? Я за рулем! А если бы мы врезались? Да какая нахуй разница, кто там и что там узнал! Через неделю об этом уже забудут, а после окончания университета ты этих людей не увидишь!

– Я не хочу, чтобы у меня за спиной шептались и тыкали пальцем.

Ее губы подозрительно дрожат, как будто Риша из последних сил сдерживает слезы, и от этого неприятно сосет под ложечкой.

– Когда будут тыкать – скажи кто. Я сломаю им эти пальцы и больше не будут.

– Лев, ты такой… Такой! – эмоционально всплескивает руками в воздухе.

– Какой же?

– Невыносимый! Грубый и заносчивый!

– Зато сопли не развожу, – в ответ парирую. – Посмотри на этой с другой стороны. Слухи разносятся со скоростью венерической болезни. Ты бы все равно узнала о похождениях нашего Сируньки. Тогда бы тебя все считали бедной-несчастной, которой изменяют. Возможно, жалели. А сейчас будут завидовать Любимая. Зависть лучше жалости.

– Чему тут завидовать, спрашивается?

Уставилась на меня немигающим взглядом, но хоть плакать перестает. И на том «спасибо». Реально, не выношу бабские слезы и истерики.