– Дальше очевидно, что демон завладел вашим братом – если не ошибаюсь, сюда отлично вписывается способность говорить на незнакомых языках, которую вы приводили в качестве самого веского аргумента. Отсюда и изменение поведения, и все, что вы не узнали в Леониде. И теперь, по-видимому, он завладел не только отцом Варгасом, но и всеми изъязвленными аборигенами. Вспомним про песьих мух, одну из казней египетских. Те тоже уязвляли людей, от чего египтяне покрывались ранами и бубонами…

– Во-первых, – с ледяным спокойствием сказал Андрей, – вы смешиваете четвертую и шестую казни, что уже не вдохновляет само по себе. Во-вторых, у меня есть вопрос – было ли на орбите Сердолика другое космическое судно, и если нет, куда в итоге отправилась «Маленькая Каравелла»?

Интерлюдия
Леонид

Есть предел всякой боли и всякому страданию, так говорили отцы-настоятели, и ты знаешь, когда им следует положить конец. Проблема в том, что боли Леонид не чувствовал, если не считать болью абсолютную слепоту и глухоту. Или, может, он был не слеп и не глух, просто вокруг царило молчание и не было света. Сплошная чернота. Однако одно чувство у него не отняли. Осязание. Он мог ощущать стены колодца. Не собственное лицо, о нет, не собственное тело, лишь этот чертов колодец. В очередной раз, упершись руками и ногами, он попытался вскарабкаться вверх и в очередной раз бессильно соскользнул из черноты в черноту. Он не помнил, сколько уже совершил попыток. Он вообще мало помнил, а точнее, мало вспоминал. Уловка черноты состояла в том, что стоило поднять из глубины какое-то воспоминание, как оно начинало растворяться, теряться, словно колодец и правда был наполнен водой. Или, например, едкой, разъедающей память желудочной кислотой. Он вспоминал родителей, и теперь от него ускользнули лица отца и матери. Думал об их с Андреем детстве в фавелах и не мог бы сказать теперь, какого цвета дома на горе и какой окраски шерсть уличных тощих собак. Лицо взрослого Андрея он, наверное, еще помнил, но не решался проверить. А еще он много раз пробовал убить себя. Перестать дышать. Порвать вены. Биться о стены головой. И он пробовал, конечно же, инферно – много, много попыток. Ничего не работало. Леонид снова поднял голову и завыл. Звука не было, но стены, казалось, чуть содрогнулись или сократились, как сокращается кишечник. Тьма затягивала его все глубже, поглощала и переваривала. Она была живой, эта тьма. Наверняка у нее было имя. Или много имен. Леониду казалось, что, если это имя узнать, станет полегче. Но последнее, что он помнил, – это как их троица упаковывалась в криокапсулы, точнее, не помнил уже, потому что поднимал эту картину слишком часто, но знал, что это последнее его воспоминание о мире вне тьмы.

Потом что-то случилось. Что?

А еще ему постоянно казалось, что все это уже было.

Глава 2
Пески Марса – неизвестная локация, лето 2167 года. Линда

1. Мать Дельфинов

Ей не позволили попрощаться. Ни с матерью, ни с немногочисленными друзьями. Отец работал на орбите, его вахта должна была закончиться через полгода, однако ничто не мешало хотя бы созвониться с ним. Не разрешили и этого.

Единственным и странным исключением оказался дельфин. Точнее, дельфиниха с Аквамарина. Globicephala Rex, царская гринда или Мать Дельфинов, хотя Линда называла ее просто Мартой. Она жила в океанарии при UCL^[5] – разумеется, в закрытой для посетителей его части, – и была предметом диссертации Линды в аспирантуре. Огромный дельфин длиной в тридцать с лишним футов, она была единственным выжившим представителем своего вида. И виноваты, как всегда, оказались люди. Именно история Марты бросила юную Линду в свое время в гущу студенческих демонстраций, а потом и под инферно СБ. Но она не обижалась, ведь дельфину пришлось куда хуже.

В начале века первые звездные экспедиции велись беспорядочно, в основном на деньги миллиардеров-спонсоров, а нередко и с их участием. Тогда еще не разработана была концепция заселения планет сеттлерами – по преимуществу усовершенствованными клонами тех, кто сам предпочел остаться на Земле или на Марсе. Летал кто хотел и кто мог, в том числе и совершенные чудаки. Например, мистер Аргус Лавендер, эксцентричный богач, унаследовавший от дяди множество шахт на Марсе. Горные разработки не слишком увлекали мистера Лавендера, скорей, он был классическим искателем приключений и романтиком, эдакий британский джентльмен девятнадцатого века из книг Конан Дойла. Своей целью он избрал Тау Кита, а точнее, шестую планету его системы, расположенную в зоне обитаемости. Аквамарин, похожий на Землю, но с поверхностью, на девяносто пять процентов покрытой водой. Как выяснилось позже, планы у мистера Лавендера были весьма долгоиграющие, но для начала, с первым кораблем, он ухитрился отправить на Землю наиболее интересных представителей местной фауны, в том числе огромного дельфина. Большинство его находок дорогу не пережило, а вот Марта как-то ухитрилась выжить в огромном аквариуме на борту «Веселого Ходока», вынести тринадцатилетнее путешествие на субсвете, когда приглядывали за ней только роботы и ИИ транспортника. Дельфин просто впал в тринадцатилетнюю спячку и очнулся лишь в океанарии в Лондоне.

А беда состояла в том, что мистер Лавендер решил учредить на Аквамарине вольную республику Шельф, вдохновившись свободным городом Христиания из Дании двадцатого века. Он призывал туда поэтов, ученых, людей искусства, готов был снабжать их всем необходимым. Республика просуществовала больше двадцати лет, ровно до тех пор, пока переселившийся туда Аргус не объявил себя водным царем, воплощением Нептуна, и не провозгласил независимость от Земной Конфедерации и Таможенного Союза Земли, Венеры и Марса. Учитывая численность населения колонии, СОН и патриархия ЦТС сочли нужным отправить туда солдат. Среди солдат были сотрудники СБ. Несколько погибли в схватке с переселенцами, а один решил, что пришло самое время использовать Дар.

К сороковым годам первые централизованные миссии лишь стартовали с орбитальных доков Земли и Марса, и идея включать туда священников ЦТС не обрела еще свое окончательное воплощение. Безумный поступок неизвестного эсбэшника – имя его Церковь Таможенного Союза разглашать не спешила – привел сразу к нескольким последствиям. Во-первых, к новому и крайне эффективному использованию Дара, ведь один человек мог легко и избирательно уничтожить всех разумных на планете, не причинив вреда экосистеме и не нуждаясь ни в каком другом оружии. Во-вторых, к возмущениям всех партий зеленых в парламентах двух миров и пояса астероидов. Нет, не из-за погибших переселенцев, конечно. Но, как выяснилось, местная раса дельфинов оказалась достаточно разумна, чтобы их тоже зацепило. Они не умерли сразу, как хомосапиенсы, но сошли с ума, начали массово выбрасываться на берег или убивать друг друга – и за несколько лет популяция была полностью уничтожена. Выжила только Марта, странной диковинкой, реликтом своего мира в мире чужом. Линда недоумевала, почему дельфин вообще соглашается с ней общаться – ведь именно ее племя уничтожило сородичей Марты, а скрыть это девушка во время психических сеансов с Матерью Дельфинов не сумела. Но Мать простила ее. Как оказалось, у царских гринд Аквамарина не было понятий «народ», «племя» или «раса». Люди уничтожили ее близких, но это были другие люди, не Линда – так, по крайней мере, поняла лингвобиолог из их бесед.

Так вот, в качестве исключения с дельфином ей позволили попрощаться, видимо, потому, что дельфин никому и никогда бы не рассказал, куда отправляется ее подруга-человек.

«Я лечу на Марс, представляешь», – беззвучно говорила Линда, присев на корточки и гладя черно-синее рыло огромной гринды, высунувшееся из воды.

Марта фыркнула и глубоко вздохнула.

«Это другая планета, дальше от нашего Солнца…» – продолжила Линда.

«Я знаю», – ответила дельфиниха.

«Я лечу с человеком, который… нет, не он убивал твоих родичей, но он один из тех, кто на это способен».

«Может, да, может, нет».

«Он хочет, чтобы мы отправились за двенадцать световых лет от Земли. Он ищет своего брата. Но он не хочет лететь. Он хочет шагнуть через…»

Андрей, по обыкновению усмехаясь, называл это «варпом». В принципе, неплохое название для извращенной реальности, мира демонов, ирреальности. Но он взял его из старой книжной серии. И то, о чем он говорил, было невозможно. Нет, одаренные уже пробовали это делать, но ни один из них не вернулся с марсианского полигона. Наверняка не вернутся и они с Андреем.

«Ты не должна отчаиваться».

Линда улыбнулась и погладила Марту еще раз. Что, в конце концов, она, жалкий человечек, знает об отчаянии? Гринды Аквамарина живут намного дольше людей, биологи оценивали их максимальную продолжительность жизни в диапазоне от трехсот пятидесяти до пятисот лет. А Марта была молода, ей не стукнуло и сотни. И она проживет еще двести, триста, четыреста лет в дурацком океанарии, в плену у тех, кто убил всех ее сородичей. А теперь даже без нее, Линды.

«Ты жалеешь не меня, а себя, – раздался в сознании высокий голос Марты. – Лучше дай мне рыбы. Мне хочется жить тут, и играть, и есть вволю, это намного лучше, чем умереть».

Как знать, может, она и права? Линда поднялась, отряхнула прорезиненный комбинезон и пошла за ведром с лакомствами.

После вопроса Андрея дознавателю еще одна деталь головоломки встала на место – и при этом все только больше запуталось. Сразу после передачи сообщения бортмеханика или, точней, копии его сознания в ИИ «Маленькой Каравеллы» разведывательный корабль перестал выходить на связь. Что еще более странно, не отвечал и INCM Сердолика, Interstellar Navigation and Communication Module, в просторечии ИНКа. Стало понятно, почему нет других записей – ни с поверхности планеты, ни с корабля, почему не было ни одной попытки допроса О’Тула или его виртуального двойника. Все, что имелось у дознавателей ЦТС, – это странное и слабое свидетельство, полученное по психической связи от клона Линды. Но кроме этого фрагмента, Линда ничего так и не смогла вытащить.

– Она чувствует страх. Постоянно чувствует страх. Но я ничего не вижу.

– Варгас, попробуйте связаться со своим братом, – механически прокаркал дознаватель.

Андрей, все так же сидевший рядом на неудобном стуле, пожал плечами.

– Между нами и на Земле особой близости не было. Мы же не клоны. Я не чувствую и не вижу ничего. Точнее, я чувствую и вижу, что он не мой брат.

– Это мы уже слышали, – с неудовольствием произнес темный силуэт. – Мы можем отправить вас туда с отрядом силовиков. Можете взять кого-нибудь из своих сотрудников, Варгас.

– Путь займет тринадцать лет. За это время, как говорилось в одной старинной книге, сдохнет либо ишак, либо падишах, либо я, – хмыкнул эсбэшник.

– Можно подумать, у вас есть лучшее предложение.

– Не поверите, есть. Фрекен Свансен, вам лучше зажать уши, в том числе и психические.

– Вы смеетесь над служителями церкви?

– Я намерен упомянуть наши новейшие разработки в области трансгалактических путешествий.

– Пусть она слушает.

– Как вам будет угодно.

И он рассказал. Линда не понимала, ей постоянно казалось, что этот человек издевается – над собеседниками ли, над самим собой? Вот и то, что он предложил, было чистейшей воды издевательством, но человек из Camera Obscura воспринял этот бред неожиданно серьезно.

Оказывается, что между собой одаренные действительно называли инферно «изнанкой». И еще около полувека назад возникла идея, что это портал в иной мир или иное измерение. И если из того мира призрачные гости могли нагрянуть сюда, то теоретически и люди могли отправиться туда. У СБ, оказывается, был даже секретный полигон в Valles Marineris, в Лабиринте Ночи. Говорящее название, подумала Линда, но выбрано оно было не из символизма, а потому что находилось дальше всего от шахт и жилых куполов. Сначала в инферно отправляли дроны и животных, но никакой информации так и не получили. Связь с дронами обрывалась, лингвобиологи тоже не могли поймать сигнал. Затем за грань шагнули несколько добровольцев из числа одаренных. Не вернулся никто, и тема потихоньку глохла, но, кажется, сеньор Варгас не утратил к ней интерес.