Спустя несколько мгновений мужчина вернулся с пакетом и протянул его агенту Арреги.

– Расческа Глории. Только принесите потом обратно. Это ее любимая, она меня убьет, если я ее потеряю.

– Разумеется, как только возьмем образцы, сразу же вернем, – заверил полицейский.

– Сеньор Ларрасабаль, у вашей жены есть враги? Может быть, в последнее время ей кто-то угрожал? – Гардеасабаль достал тетрадь.

– Враги у Глории? – Мужчина выглядел искренне удивленным. – Что вы, ее все обожают. Она волонтерит в «Каритас» и, когда позволяет работа, всегда спешит на улицу, помогает нуждающимся.

– Где работает ваша жена? – уточнил Педро, продолжая делать заметки.

– В Ордунье, в тюремной психиатрической клинике Андра Мари.

Инспектор приподнял брови, закрыл блокнот и сунул его обратно в карман.

– Тюремная психиатрическая клиника? – переспросил он. – Не знал, что в Ордунье есть такая.

– Формально она уже несколько лет не является пенитенциарным учреждением. Хотя, насколько я знаю, там до сих пор содержат нескольких отбывающих срок заключенных. Глория руководит центром уже больше пятнадцати лет. – Ларрасабаль бросил на Гардеасабаля дерзкий взгляд. – И нет, у нее никогда не было ни малейших проблем с пациентами, если вдруг эта мысль закралась вам в голову, инспектор. А теперь, если позволите, у меня много работы. Как, впрочем, и у вас.

На этом он попрощался и, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь.

Гардеасабаль и Арреги переглянулись и молча пошли к машине. Муж Глории явно что-то скрывал.

Андер в четвертый раз нажал на звонок – безрезультатно. Он уже начал опасаться, что Хавьер Гамбоа застрял в одной из своих морозильных камер.

Был полдень, и улица Барроэта Альдамар, на которой находился черный вход во Дворец правосудия, казалась непривычно безлюдной. Не сравнить с будничной сутолокой, когда люди бесконечно снуют туда-сюда – кто в суд, кто в ЗАГС. В субботу в здании оставались только дежурные судмедэксперты, работавшие на минус первом этаже.

Он уже собирался снова нажать на звонок, когда услышал коллегу.

– Андер, заходи! – Динамик домофона исказил голос Хавьера.

Инспектор толкнул дверь – она поддалась. Андер спустился по лестнице и оказался в подвальном помещении. Гамбоа ждал его посреди коридора, держа широкую стальную каталку.

– Извини, думал, ты позже придешь. Я был в морге, наводил порядок среди клиентов. – Он кивнул на герметично запечатанный длинный белый пакет.

Андер предположил, что внутри мог быть найденный в Олабеаге труп.

– Это она? – спросил он.

– Она самая.

Хавьер повез плавно скользившую каталку по широкому коридору в сторону зала для вскрытий.

В работе судмедэкспертов было что-то такое, что вызывало у Андера искреннее восхищение. Запах дезинфицирующих средств, витавший в воздухе, и свет множества ламп, усеявших подвесные потолки института, придавали помещению вид кафедрального собора. Поражало, как, несмотря на работу с трупами и постоянное взаимодействие с органическим материалом – кровью, внутренностями, костями и прочим, оно не теряло своей безупречной чистоты. В цветовой палитре института доминировали белый и серый: белые полы, стены и потолки; инструменты и мебель – из бледной стали.

Гамбоа придвинул каталку к одному из столов для вскрытий и оставил ее там. Затем подошел к шкафу и некоторое время стоял неподвижно, глядя на маленький пакетик, лежащий на столешнице. Хавьер поднял его, перевернул, покачал головой, что-то невнятно пробормотал и снова положил на место. В конце концов он присел и открыл нижний ящик, из которого извлек несколько скрепленных степлером листов, и передал их Андеру.

– Вот тебе копия заключения, – сказал Гамбоа, указательным пальцем прижимая очки к переносице.

Креспо сразу открыл страницу с выводами.

– «Сжатие шеи руками», – прочитал он.

– Все верно. Он ее задушил. – Эксперт подошел к столу для вскрытия. – Это и стало причиной смерти. – Он немного расстегнул молнию, чтобы видеть тело. – Убийца сжал область подъязычной кости, перекрыв таким образом доступ кислорода. Обрати внимание на следы пальцев с обеих сторон шеи.

Андер приблизился, слегка прикрыв нос рукой. Отметины сразу бросились ему в глаза.

Гамбоа перелистал свой отчет и указал на одно из цветных фото.

– Смотри, это фото я сделал при помощи лампы Вуда, – показал он.

Лампа Вуда – это прибор, который применяется в основном в дерматологии. Главное его назначение – с помощью пропущенных через особый фильтр ультрафиолетовых лучей выявить следы, незаметные при визуальном осмотре. На изображении, которое Креспо передал судмедэксперт, «отпечатки» убийцы выделялись на темном фоне – шеи жертвы.

– Смерть наступила примерно на утро предыдущего дня, где-то с семи до десяти, как я тебе и говорил в Олабеаге. Токсикологическое исследование жидкостей и тканей не дало ничего стоящего, – продолжил Гамбоа. – Никаких следов наркотиков или ядов в организме жертвы не обнаружено.

Андер снова был потрясен изуродованным, безликим видом жертвы Н9. Прошло уже несколько дней, засохшую кровь вытерли, но раны стали выглядеть еще страшнее, а разрезы – более грубыми и менее точными, чем ему показалось на месте преступления.

– Значит, убийца ее задушил и только потом начал резать? – уточнил инспектор.

Гамбоа кивнул.

– Да, но как-то странно. Обрати внимание, как линия разреза на груди меняется в нескольких местах. Он будто колебался. – Хавьер замолк. – Или начал сожалеть. В любом случае действовал он дико, словно мясник-любитель.

Андеру стало дурно. В этой комнате ему не хватало воздуха. Он поспешил застегнуть молнию на пакете, чувствуя, что унижает достоинство жертвы.

– Возможно, убийца – новичок. Преступник-дилетант. Но также возможно, что ярость, раскаяние или потеря контроля помешали ему нанести более точные удары. В таком случае мы имеем дело скорее с преступлением, совершенным в порыве чувств, а не с их серией.

– Вы уже установили имя жертвы? – поинтересовался Гамбоа.

– У нас есть очень солидная зацепка, – ответил Андер, думая о Глории Редондо. – Женщина, пропала несколько дней назад. Сравнительный анализ ДНК подтвердит или опровергнет нашу гипотезу. – Андер протянул мужчине руку. – Большое спасибо за все. Веселой тебе смены.

Он подмигнул коллеге и с отчетом под мышкой направился к лестнице.

Бесконечный дождь продолжал терзать столицу Бискайи, словно ему больше негде было пролиться. Андер смотрел на ливень, уютно устроившись на террасе. Сидя в любимом кресле с чашкой свежесваренного кофе и отчетом Гамбоа на столе, он наслаждался моментом. Точно как и Горритчо, который положил голову на пол и довольно посапывал.

Перед ними разворачивалась потрясающая панорама Бильбао. Куда ни посмотри – всюду город. В такие дни, когда разыгрывалась завораживающая схватка воды и ветра, Андер погружался в состояние, которое он называл «зоной». Полная концентрация. Его чувства обострялись, и он начинал различать фигуры и образы на картине, которая до этого казалась ему бессмысленной мазней.

Мужчина гладил пса по голове и перечитывал заключение о вскрытии, которое подтверждало то, что Гамбоа рассказал ему в Баскском институте судебной медицины. Жертву задушили, а после смерти изуродовали при помощи двух орудий: грудь, уши и нос – большим ножом, губы и язык – ножом поменьше. Следов сексуального насилия обнаружено не было.

Также подтвердилось время смерти: за двадцать четыре часа до того, как женщину нашли; и то, что тело перевезли на причал из другого места, где и было совершено убийство. Его положение на месте преступления не совпадало с положением во время наступления смерти. Гамбоа приводил фотографии синяков на спине в качестве доказательства, что женщина была убита, лежа лицом вверх. Судмедэксперт не обнаружил ни следов борьбы со стороны жертвы, ни следов ДНК другого человека на теле или под ногтями.

Андер пролистывал результаты измерений и взвешиваний, рентгеновские снимки и фотографии, пока не дошел до токсикологической экспертизы биологических жидкостей и тканей организма. Результат: отрицательный.

Он допил остатки кофе. Тот был холодный и чрезвычайно крепкий, как он любил.

Креспо был убежден, что жертва – Глория Редондо. Записка, найденная в ее кошельке, указывала на встречу на стоянке у истока реки Нервион в Ордунье. С Н9? Андер считал, что да.

Чуть раньше он поговорил с Гардеасабалем, и тот рассказал ему о визите в дом пропавшей. Педро не только подчеркнул свое явное недоверие к ее мужу, но и сообщил, что Глория работала директором психиатрической клиники для заключенных в Ордунье. Хронология событий казалась ясной: она вышла с работы в восемь вечера восемнадцатого числа и отправилась на встречу с Н9; через двенадцать часов ее задушили. Затем, в ночь с девятнадцатого на двадцатое, Н9 не спеша измывался над ее телом и готовил место преступления в Олабеаге.

Однако оставалось много вопросов без ответов, много сомнений.

Почему у нее было с собой столько денег? Кто передал ей эти деньги, пообещав дать больше? Почему она не сообщила о шантаже ни мужу, ни полиции?

Глория что-то скрывала – в этом Андер был уверен. То, что деньги и записку нашли у нее, могло значить, что преступницей была сама Глория. Возможно, шантажируемый дал ей аванс и назначил встречу в уединенном месте у водопада Нервион, чтобы расправиться с женщиной. Был ли это Н9?

Голова шла кругом.

Андер закрыл отчет. Его взгляд устремился за черными тучами, которые плыли по сумеречному небосводу, будто стаи переполненных гневом стервятников, жаждущих опустошить свои утробы прямо на город.

Какую тайну скрывала Глория Редондо? Единственный способ выяснить это, который шел на ум, – отправиться в Ордунью и попытаться разгадать поставленную женщиной загадку.

Горритчо вскочил с места и навострил уши. Он начал лаять и встал в позу сторожевого, что было совершенно несвойственно обычно покладистому и игривому псу. Андер улыбнулся и ласково погладил его по носу.

– Спокойно, Горритчо. – Креспо встал и пошел в дом. – Это друг.

Они спустились по лестнице в прихожую. Андер надел теплый анорак, взял кобуру с табельным оружием и вышел на улицу, заперев собаку дома. На улице его уже ждал Гардеасабаль – в «Сеат Леоне» Эрцайнцы, с включенными фарами и работающими без остановки дворниками. Даже с закрытыми окнами было слышно, что в автомобиле громко орет музыка. Андер пробежал сквозь водяную завесу дождя и запрыгнул на пассажирское сиденье.

– Отличный денек мы выбрали для нашей экскурсии! – с сарказмом сказал Педро, заводя машину.

Андер уже начал сожалеть, что попросил коллегу составить ему компанию. Не потому, что Гардеасабаль был плохим полицейским – наоборот, он был одним из лучших, – а потому, что, сидя за рулем, тот чувствовал себя пилотом Формулы 1.

– Гарде, я просто хочу напомнить, что мертвыми мы не сможем раскрыть это дело.

Он пристегнул ремень безопасности и внимательно посмотрел вперед. Андер боялся, что в любой момент выскочит какой-нибудь бедолага и его товарищ размажет его по асфальту.

– Обижаешь, – возразил тот и на секунду отвел взгляд от шоссе, чтобы подмигнуть товарищу. – Я самый надежный водитель в мире.

– Да, конечно, а я – святая Тереза Калькуттская. – Андер вспотел, думая о том, как они будут подниматься по крутому серпантину на перевале Ордуньи. – Хватит болтать чепуху и следи за дорогой, если не хочешь, чтобы за руль сел я.

Во время поездки они обсудили Эухенио Ларрасабаля. По словам Гардеасабаля, муж Глории вполне мог быть «главным подозреваемым».

– У него на лбу горит большая буква «В» – от слова «виновен». Наверняка он поругался с женой, ситуация вышла из-под контроля, он ее убил, а потом устроил этот спектакль, чтобы свести нас с ума и заставить терять время, расследуя непонятно что.