– Включить музыку? – киваю ей, хочу, чтобы отвлеклась от мыслей.

– Как хочешь.

Ради нее хочу. Включаю первую попавшуюся волну, там новости про наводнение. Не надо нам сейчас отрицательные эмоции, лучше что-то позитивное послушаем. Переключаю на другую, с музыкой, и оставляю.

Скажи, ну, как ты там? Ну, как твои дела?
Давно не слышались, давно не виделись.

Мелодия что-то напоминает, слова накладываются на приятные воспоминания. Я где-то это слышал, но не вспомню. И рядом с Сашей все усиливается. Слов не помню, но мурашки взрывают кожу. Как будто вместе с Саней это переживали.

А помнишь, как любили мы?
Как дарил тебе цветы?

Выхватываю пару строк. Цветов никогда и не дарил ей. Хотя мог. Много чего мог, а пришлось сделать все по-другому. Надо будет исправить.

Я помню каждый день, каждую ночь с тобой.
Сладкий вкус твоих губ останется со мной.

Мозг картотеку перебирает, мелодию узнает, ищет момент, когда это было. Что-то из прошлого.

Твой французский поцелуй.
Ты целуй меня, целуй.

Ну конечно… мелодию и песню по припеву узнаю, звучала на свадьбе Егора и Онежи. Воспоминания теплыми колючками покалывают в груди, но не оставляют раны, наоборот, затягивают.

Чуть поворачиваю голову в сторону, кошусь на Сашу. Она с закрытыми глазами, на губах полуулыбка. Тоже помнит, как целовались под эту песню, спрятавшись ото всех. И нам было хорошо.

Саша, как будто чувствует мой взгляд, открывает глаза и резко ко мне оборачивается.

Я останавливаюсь на перекрестке на красный.

Смотрим друг другу в глаза. У нее там обида на меня, осуждение, упрек, но и грусть различаю, что так получилось.

Насколько тогда было просто. Мы не были знакомы. Мы просто целовались и не думали ни о прошлом, ни о будущем.

Но проситься к тебе

Сейчас прошлое бетонной глыбой придавливает. Чтобы от этого освободиться, нужны время и силы. А Саша закрывается, не говорит ничего.

Да-да я помню все
Хоть рядом нет тебя

Нам мешают, сигналят сзади, я разворачиваюсь к дороге и трогаюсь. И это все в сотни, тысячи раз лучше, чем равнодушие.

Саша-Саша… рассказала бы. Но пока обижена, ничего же не расскажет. Поэтому пока кот надежда, что подпустит ближе.

Я отвожу Сашу домой, помогаю подняться, чтобы взять самые «нужные» вещи для кота.

Саша суетится, что-то берет, перекладывает, не может, а скорее не хочет, отпускать своего кошарика ко мне.

Я тоже не горю желанием, ради нее все. Кто знает? Может, мне понравится, и я тоже решу завести кота.

– Саша, – кладу руки ей на плечи и направляю к дивану на кухне. – Садись, говори, что брать, я сам сложу.

Вздыхает.

– Миску. Остатки еды высыпь в мусорку, а тарелку помой, – делаю. – И миску для воды тоже забери. Два раза в день воду меняй.

– Хорошо, – мою кошачью миску.

– Корм в шкафу, бери весь пакет. Мало ли закончится, чтобы не искал другой. Ахиллу нельзя, а то возможна аллергия.

– Серьезно? У кота аллергия?

– Да. И никакой запрещенки.

– Запрещенка, это что?

– Сладкое, шоколад, это яд для них. Там, в пакете с кормом, есть мерный стаканчик, это на день.

– Хорошо, все?

– Нет.

– Ложку, вилку? – Ожидаю уже чего угодно.

– Туалет. – Но не этого.

– То есть туалет?

– А куда, ты думал, он ходит?

– На улицу.

– Нет, он домашний, какая ему улица. Он там толком не был никогда.

– Сань, что за кот без улицы? А как же драка за кошку, территорию пометить, где приключения? На дерево залезть. Воробья схватить.

– Это домашний кот. Ему это не интересно.

– Ой… покажу ему жизнь…

– Вот только попробуй. Он испугается, убежит еще, я тебя… не знаю, что сделаю, если Ахилл пропадет.

– Два года в сыскном деле, найдем, – усмехаюсь и дразню ее.

– Все, неси его сюда. Я против. Отселю в отдельную комнату, няню найму ему.

– Ладно, шутка. Давай дальше. Где его унитаз? Нет. Где его кошачий унитаз?

– В туалете лоток. Неси его сюда, высыпь в мусорку старый наполнитель и прихвати там пакет с новым наполнителем, с собой возьмешь.

– Понял, – кричу из туалета. Уже устал даже собирать этого полубога-полукота.

Но исправно несу все на кухню. Выполняю указания начальника.

– Юр, иди в шкаф в прихожей. Справа открой, – выполняю, что говорит, заодно изучаю гардероб. Мужских вещей нет, даже намека. Все-таки живет одна. – Там наверху чемодан.

– Зачем мне чемодан?

– А куда ты все сложишь?

– В пакет.

– Бери чемодан, так тебе десять пакетов надо.

– Это кот. Какие десять пакетов? У него ж одежды нет. Что туда класть.

– Неси мне чемодан.

Я бы доказал, но что-то не хочется спорить с беременной сейчас. Итак переживает.

Чемодан так чемодан.

– Все? – Складываю в чемодан кошачьи вещи.

– Зубная щетка, паста, маска для лица? – дразню Саню. – Если бы я переезжал, у меня было бы меньше вещей.

Там, в зале на окне, его лежак, тоже возьми.

– Я ему покрывало постелю.

– Ну какое покрывало, Юра? У него свое место должно быть, там он спит, когда меня нет. Возле окна поставь, пусть смотрит на природу. И в кровать пускай спать, он это любит.

– Я не люблю. В лежаке пусть спит.

– Вот ты поспи в лежаке целый день. Ему нужно общение, говори с ним. Он все понимает. Рассказывай, как я, обязательно.

– Хорошо, устрою вам видеосозвон.

Несу лежак.

– Что еще сударю надо?

– Игрушки.

– Сань, это кот.

– Вот именно, кот, а не мягкая игрушка. Ему надо время уделять и играть с ним. Ладно, я сама игрушки соберу.

Трындец. Мы так в чемодан не поместимся. Иду за Сашей.

– Вот чесалка. Три раза в день чеши. Хотя бы два. А то… ну, в общем, от него много шерсти.

– Может, его в парикмахерскую отвести?

– Только попробуй.

– Ну чуть-чуть? Вычесать хотя бы.

– Его там изуродуют.

– Найду самую лучшую парикмахерскую.

– Вот пакет с игрушками, – отдает мне. – И, надо еще вот это взять. – кивает на бандурину.

– Сань, серьезно? – Смотрю, на странную конструкцию.

– Как хочешь? – пожимает плечами. – Это когтеточка. Без нее, он тебе мебель перепортит. Ко мне потом без претензий. Ты не потянешь все.

– Справлюсь. – Выношу когтеточку к двери. – Может, ему телевизор взять еще? – Усмехаюсь, чтобы подбодрить себя же.

– А у тебя нет?

– Что? Серьезно? Ему еще и телевизор включать?

– Про природу что-то, птички, рыбки, ему нравятся.

Присаживаюсь и закрываю чемодан. Он битком на выходе получается.

– Теперь все?

– Вроде да. У тебя тепло? Может плед дать.

– Тепло, Саш, лето.

– И чтобы сквозняков не было. Сразу звони мне, если ему станет хуже.

Обуваюсь, Саша меня провожает, губы поджимает, дышит часто.

– Саш, ну решили же все.

– Я скучать буду.

Поднимаюсь и тяну ее к себе. Беременная такая податливая становится. Внешне злится, но внутренне, такая одинокая и грустная.

– Можешь звонить мне в любое время и смотреть на своего кота.

– Спасибо. Подожди, – отстраняется и уходит. – Держи, – протягивает футболку, – положи рядом с ним. Как будто я рядом буду.

– Может, еще одну, мне? Как будто и со мной рядом тоже.

Саша моргает, не понимает, как реагировать. Подтормаживает. Бровью подозрительно ведет.

– Отдашь Ахиллу, я проверю. Это он больной притих, а так устроит тебе концерт, если меня не будет рядом. И фумигатор ему включи от стресса, что в ветеринарке дали.

Саша пытается улыбаться, но в глазах слезы. Меня пробивает осознание. Она кота на неделю отпускает и так переживает, каково ей было, когда отца посадили…

Глава 10. Юра. Царь

– Юрий Александрович, вы завели кота?

Вика встречает нас в дверях.

– Нет, на пару дней взял, пока он болеет, надо присмотреть.

– Он такой огромный! Я таких только на картинках видела. – Вика открывает дверцу переноски. – Ну, выходи, будем знакомиться.

– Маууу, – кот поднимает крик в ответ.

– У него болит что-то, давай я лучше.

Зато когда я беру Ахилла и несу на диван, даже не пикает.

– А как его зовут?

– Ахиллес. Можно, Ахилл.

– Ахиллес? Крутая кличка. И какое у него оказалось уязвимое место?

– Кто б сказал. Плохо ест, все время лежит, капельницу ему поставили, завтра еще раз свожу.

– А его хозяин где?

– Его хозяйка… пока не может за ним ухаживать, сама… в общем, не может.

– Ахилл, давай дружить? – Вика гладит его лапку, Ахилл смотрит на нее подозрительно и лапу прячет под грудь.

– Ну, царь, не меньше. Вы посмотрите, Юрий Александрович, у него взгляд, будто мы тут его слуги.

– Будь с ним осторожна, – я вспоминаю, как он все время мешал мне Сашу целовать, – мне кажется, он понимает больше, чем может сказать. Сама же говоришь, царь, – продолжаю, – не гневи государя, холопка, иди, разбери чемодан, там его миски, лоток, воды чистой налей из фильтра. И гречки ему свари, только немного. Он на диетпитании.

– Будет сделано, царь батюшка, – Вика кланяется ему. Ахилл смотрит на нее свысока. Дает свое согласие.

Я принимаю душ, переодеваюсь. Когда возвращаюсь, чтобы проверить Ахилла, тот спит на спине, развалившись на половине дивана. Как Саша с ним справляется, такая тушка лохматая.

Я делаю снимок и отсылаю Саше.

Юра: «Барин отдыхает»

Саша: «Как проснется, позвони мне»

Ставлю сердечко на ее сообщение.

– Вик, у нас поесть что-то найдется? – иду на кухню.

– Остался греческий салат, могу яйцо вам пожарить. – Вика за столом в ноутбуке что-то пишет.

– Я сам. Как твой диплом?

– Пишу, завтра иду в архив. Все помню, как там задержаться тоже придумала.

– Аккуратней будь.

Достаю яйца и салат.

– Да я там, как своя, со всеми подружилась. Мне даже предложили остаться у них. Там место освобождается скоро.

– Что думаешь?

– А вы что думаете?

– Я только за, но риски ты сама знаешь.

– Пфф… Без рисков скучно. Да и вы правы во многом. Я сопоставляю все, что вы рассказывали, так и есть. Надо навести там порядок.

Делаю себе яичницу, а хочется представлять, что это Саша мне делает. Я бы сейчас подошел, обнял сзади и если бы не живот, может, и ужин не понадобился бы.

Трое… Я не представляю, как с одним можно все успеть, а тут трое. И Саша одна. Вопрос с отцом ребенка открыт. С Саней точно никто не живет. Если ей нужна помощь, она обращается или к моим друзьям, или ко мне. Больше нет никого и признаков его нет, но он же есть. Дети не берутся из ниоткуда.

Не хочется и лезть в ее жизнь, потому что там каждый раз каменная стена – и ни одного окошка, чтобы заглянуть и узнать, что по ту сторону. Спросить у кого-то, тоже самое, что собирать сплетни. Раз сама не говорит, значит, считает, что всем лучше не знать.

– Ой, смотрите, кто пришел. – Я оборачиваюсь на дверь, там появляется Ахилл и нюхает свои пустые миски.

– Больной проснулся, держи гречку, – накладываю ему ложку в миску.

Нюхает, смеряет меня взглядом. Если бы мог, то покрутил у виска. Пьет только воду.

– Врач сказал, есть гречку, Ахилл. Ты болеешь.

Накладываю себе яичницу, салат, отрезаю ветчины, сажусь за стол. Ахилл обнюхивает все, изучает. Вика за ним с любопытством наблюдает.

– Он такой важный и громадный. Как мешок.

– Красивый же.

– Красивый, как царь.

Накалываю ветчину и несу в рот. Только чувствую, как кто-то трогает за ногу и аккуратно цепляет кожу коготками. Ахилл смотрит на кусок мяса и гипнотизирует меня.

– У тебя диета, нельзя, Ахилл.