Рома Зверь: Звери. История группы

© Билык Р. В., текст, 2025

© Фото из личного архива Билык Р. В.

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Предисловие

Я литературу не очень люблю, если честно. Для меня это самый далекий вид искусства, даже опера меня с годами больше восхищает. Что-то в литературе давно меня расстроило, я не получил того откровения, тех эмоций, которых ожидал в юности. Почему-то у меня было больше надежд на писателей. Я им давал шанс, но осталась некая претензия и разочарование – хотя, может быть, больше к самому себе.

Каждому хочется увидеть себя в герое книги, иначе неинтересно читать. Первую автобиографию, «Дожди-пистолеты», я написал в 2006 году. Вторую, «Солнце за нас», – десять лет спустя. В 2025-м решил их перевыпустить, а заодно и дописать третью часть. Но мифы как жили, так и продолжают жить – книги ничего не изменили.

Никто не знает, кто я. Мы все не знаем, кто есть кто. Людям что известно? Только припевы песен «Всё, что тебя касается» и «Районы-кварталы». Нет, ок, там и куплеты тоже знают. Но это всё! А кто я такой? Кто? ТЫ знаешь? Нет. Вот и ответ на вопрос, для чего это все. Я пишу эту книгу, чтобы зафиксировать: я вот такой, я люблю это, не люблю это, это мне симпатично, а это противно. Всё так, а не как вы себе напридумали. Это документ. Любой человек всегда может взять книгу в руки: «Ага, вот человек свои мысли когда-то записал, а я их сейчас прочитаю». Это достоверно.

Я никогда не вел дневников или заметок в блокноте, потому что это палево. Это как к психологу сходить. Мне не важно, чтобы меня правильно поняли – мне важно просто показать, какой я есть. Помимо музыки во мне есть что-то еще. Я тоже хочу понять хотя бы что-то сам про себя. Я ведь сейчас это проговариваю, чего обычно никогда не делаю, а это анализ. Может, для этого я все и затеял, не знаю. Но когда я говорю об этом, вдруг появляется какой-то смысл, и я начинаю понимать, кто я, почему я поступаю так, а не иначе. Как-то все собирается – сам себя хотя бы начинаешь понимать.

«Из нас двоих я самый душный токсик», – это не шутка в песне, я правда душный. Я могу зарядить какую-то коляску-беседу и все. Уже все всё поняли, а я говорю: «Не-е-е-е, ты меня дослушай, не перебивай». – «Ром, да мы все поняли». – «Ничего вы не поняли, слушайте дальше». Я просто когда увлечен, могу долго одни и те же вещи говорить по кругу. Даже самые простые и понятные. Я, кстати, никогда не понимал, почему люди не бросают книгу и дочитывают ее, даже если им неинтересно. Но в этой, я надеюсь, вам не будет душно, и вы дочитаете.

Рома Зверь

Книга первая
«Дожди-пистолеты»

Лёха

Раньше было модно – обмен квартир. Мама моя увлекалась. Наверное, ей было прикольно переезжать из города в город, вот она все время и обменивалась. До сих пор не знаю зачем, это надо у нее спросить. Родился я в Таганроге, потом мы переехали в Дружковку, в Донецк, затем в Мариуполь, где прожили шесть лет. Там я окончил школу и проучился год в строительном. В Мариуполе у меня остался лучший друг Лёха Макаров.

Когда мне было пятнадцать лет, мы вернулись в Таганрог, такой вот круг получился. Мы возвращались втроем: мама, младший брат Паша и я. А еще у меня есть старший брат, и мы все трое – от разных отцов. У меня были не очень хорошие отношения с отцом младшего брата. Я его не любил, с ним не общался. Да и когда мы вернулись в Таганрог, мама с ним разошлась. А старший брат Эдик, когда еще учился на тракториста-комбайнера, поехал на практику в колхоз под Мариуполем, там женился и остался.

Мы ехали на автобусе. Ничего я себе такого не думал в тот момент. Вот приедем, я увижу друзей своих старых и буду с ними каждый день. Я ехал туда уже по привычке, потому что периодически приезжал в Таганрог. Я помню, что сразу пошел к Роме Иваненко, с которым мы еще в детский сад вместе ходили. А кличка у него была Иван.

– Я вернулся в Таганрог, все дела.

– Ну клево!

Они с приятелями к тому моменту начали музыкой увлекаться. Я тоже научился играть: где‐то за год до возвращения мама в Мариуполе гитару купила. До этого у меня была какая‐то убогая гитара, на которой нельзя было даже нажать струны, потому что они очень далеко от грифа были расположены. Вот мама и купила мне большую гитару «Концертная» львовского производства. Купила в магазине «Орбита», который находился рядом с моим домом на проспекте Металлургов.

– Чем занимаетесь?

– Да вот, – говорит Иван, – на гитарах бренчим.

– А я тоже умею. Типа бренчу.

– Круто! Мы тут группу создаем, будешь бас-гитаристом?

– Буду.

Дали мне гитару. Мол, покажи, как ты умеешь. Стали петь песни. Не помню какие, честно. Они посмотрели, послушали. Говорят, нечего тебе на басу играть, будешь на гитаре! А Иван стал играть на бас-гитаре. Вот так и началось наше творчество…

В доме, где жил Иван, по Итальянскому переулку, был чердак. Там мы и сделали место для репетиций. Была какая‐то стойка с тарелкой, барабан. Две акустические гитары – такие старые! В этой берлоге мы и сидели, репетировали, пили пиво. Тусили… Мы репетировали больше для себя. Песен у нас своих не было, нам интересно было понять, как это все делается. Мы брали какие‐то известные песни, начиная с «Кино», заканчивая «Алисой», и пытались воспроизвести: кто соло выучит, кто ритм подберет.

На самом деле мы еще с Лёхой в Мариуполе вовсю играли. Собирались ребята из его поселка, и мы играли разные песни. Дворовые, про Афган, Цоя, Розенбаума. Все подряд. Это было достаточно жизненным и героическим. Вино, пиво, девушки, пацаны – и мы с Лёхой в центре внимания, с двумя гитарами. Сидим, разные песни поем, здорово.

Я в Мариуполе год в строительном отучился, и к нам пришел новичок, который приехал с Урала, из города Красноуральска. Звали его Алексей. Это и был тот самый Лёха. Получилось, что он сел со мной за парту. И мы подружились. Сначала я его в гости пригласил, потом он меня. Это восьмой класс по-старому, а по-новому – девятый.

Учились на гитаре играть как все – один парень знал аккорды, показал. Я, правда, еще ходил в Мариуполе во Дворец металлургов на уроки к преподавателю. Но там надо было по нотам, мне это было неинтересно – играть Баха или Скарлатти. Поэтому я выучил аппликатуру, как ставить аккорды. По аккордам было интересно подбирать, узнавать, как и из чего песня строится. Последовательность аккордов, как пальцы надо переставлять, чтобы получалось. Перебор, бой. Вот так и учились, показывали друг другу. Если не знал какого‐то аккорда, можно было спросить у кого‐нибудь, как брать, как зажимать струны. А потом дома репетировать этот аккорд, пока не выйдет. Я все время дома сидел с гитарой. Я практически спал с ней, даже в туалет ходил. Зашел в туалет, сел. Гриф наверх, иначе она не помещалась. И так круто в туалете было играть! Там же эхо: у-у-у-у, гудела гитара. Здорово, как на концерте! Прямо как электрогитара! А Лёха играл на трубе – он учился в музыкальной школе еще в Красноуральске…

Лёха жил очень далеко, на окраине города, в поселке Горький. На трамвае нужно было минут пятьдесят ехать. И потом еще пешочком минут пятнадцать-двадцать. Это было очень далеко для города Мариуполя, который совсем не такой большой, как Москва. А я жил в районе проспекта Металлургов, около автовокзала. Там обитало несколько хулиганских авторитетов, не очень сильно криминальных, а таких… на уровне района. Поэтому меня не трогали – я, конечно же, знал, что нужно назвать несколько фамилий, кличек, чтобы от меня отстали. Такие вот были отношения.

После школы – либо к Лёхе, либо ко мне. Чаще всего ко мне, до меня было ближе. У меня был магнитофон, тогда только‐только появились такие модернизированные, под названием «Весна». Большой стоячий кассетник со встроенным микрофоном. И мы с Лёхой пели песни под гитару и записывали. Когда уезжала моя мама, мы оттягивались. Как у всех молодых людей случается праздник, когда родителей нет дома. Квартира свободна, можно делать все что хочешь – взрослая жизнь!

А мама очень часто уезжала. Она пыталась заниматься коммерцией. В Санкт-Петербурге почему‐то не было грецких орехов. Поэтому мама их покупала, ехала в Санкт-Петербург и продавала. Они там нереально дорого стоили. Мама часто уезжала с братом Пашей, и я оставался один. Мы с Лёхой брали выпить. Была такая водка в Мариуполе – «Гайдамацька», от слова «гайдамаки» – это казаки такие. Водка была разлита в бутылки, которые называли чебурашками. Не водочные, а лимонадные. Мы выпивали чуть больше половинки, а остальное выливали наутро в раковину, потому как больше не могли.

Мы не просто так бухали. Мы жарили картошку, рюмочки ставили, сервировали журнальный столик и сидели – культурно выпивали. Каждый раз мы записывали на магнитофон наши посиделки: как мы выпиваем, чокаемся, поем. Мы воображали, что у нас на этой вечеринке есть девушки. У меня была кошка Рита. И мы орали: «Эй, Ритка! Куда пошла? Иди сюда, что за дела?» Орали, хохотали, подзывали несуществующих девочек – в общем, взрослая жизнь! А потом слушали запись и смеялись над собой же. И конечно, записывали, как на гитарах играли. Это было очень кайфово, потому что из двух гитар получается музыка. Ритм-гитара играла гармонию, аккорды. А вторая – мелодию. И вместе было очень прикольно слушать. Пару раз соседи приходили ругаться, но мы просто замолкали и минут 10–15 на цыпочках ходили, чтобы не спалиться. И курили в форточку сигареты «Морэ». Такие длинные черные, в зеленой пачке, только‐только тогда появились. Ментоловые. Не было тогда никакой разницы – мужские или женские, курили все подряд. Круто! А еще мы с ним ходили под окна и собирали бычки от «Космоса», когда не было денег. Мы тогда только курить начинали. Покурим бычков больших – уау! Штырит! Голова кружится!

Лёха в то время познакомился с Юлей, с которой они впоследствии и поженились. Ну а я ни с кем особо не встречался. В доме напротив моей двенадцатиэтажки жили две сестрички. И мы со старшим братом Эдиком на пару за ними ухаживали. Эдик – за старшей, Светой, а я – за младшей, Инной. Она была очень красивая. Помню, я и Лёха за компанию воровали для них розы. Наш проспект Металлургов – две полосы движения, а посередине – аллея с розами. Немало мы с ним этих роз поотрезали! У меня тогда были коричневые штаны «бананы», в которых было много карманов. Пошиты они были из какой‐то болоньи, очень жесткой ткани. Там внизу был кармашек длинный, куда очень красиво помещался ножик. Перочинный, выкидуха. Такой – ты-дыщ-щ-щ-щ – нажимаешь на кнопочку, и вылетает лезвие. Ночью мы выходили на ту аллею. Мимо изредка проезжали «бобики» милицейские, потому что время (93–94-й годы) было неспокойное – улица на улицу, район на район. И каждый раз, когда «бобик» проезжал по проспекту, мы прятались в кусты с розами. Обкалывались шипами, все в царапинах были. И вот мы резали цветы, потом заходили к сестричкам на пятый этаж и клали под дверь. Огромную охапку. Нереальное количество роз, сколько могли унести в руках. Клали цветы и уходили…

А однажды мы с Лёхой легли на рельсы. Там проходило железнодорожное полотно. Металлургический завод недалеко от этого поселка был. Ходили составы, возили руду… И мы лежали на рельсах, девки визжали: «Дураки! Вставайте немедленно! У нас сейчас разрыв сердца будет!!!» А мы лежали на рельсах и бухали шампанское. Нам нравилось, что за нас переживают. А мы герои такие. Мы были абсолютно счастливы… Ну, мы сами, конечно, вставали. Но нам хотелось, чтобы нас подняли. Потому что мы не боимся ничего. Мы смелые ребята…