Иноземцева тряхнула головой, отгоняя грустные мысли, потом как-то виновато улыбнулась.

– А мне приятно было встретиться с вами, хоть я полицию не люблю и даже боюсь.

Разговор следователя со свидетельницей никак не походил на допрос под протокол. Беседа больше напоминала общение двух приятелей. Трещёткин залез на частную территорию, проявил интерес, а Иноземцева легко поделилась перипетиями своей жизни с официальным лицом. Александр Алексеевич крякнул по-стариковски и с ухмылкой пробубнил себе под нос:

– Ну, боятся нас не надо, – он подписал пропуск и протянул Татьяне. —Ограничений по передвижению для вас никаких нет, но вы из города не уезжайте пока. Вдруг возникнут вопросы.

Когда за свидетельницей закрылась дверь, Александр Алексеевич укорил себя за излишнюю участливость.

– Разболтался, – Трещёткин досадливо мотнул головой. – Какой-то я плюшевый следователь. Ну просто волк тряпочный.

***

Когда мать уходила из дома. Мирон ещё спал. Как только в последнем обороте лязгнул ключ, он проснулся и, не понимая что происходит, крикнул:

– Мама ты почему меня не разбудила?

Парень сбросил с кровати ноги и уставился на циферблат будильника. Мирон посидел несколько секунд, потом вспомнил, что его жизнь с этого утра резко изменилась. Он пока не осознавал, в какую сторону произойдут перемены, но не в худшую это точно! Подумаешь, выгнали из школы! Пойдёт в другую школу, в какой-нибудь колледж или техникум. Да мало ли! Вся жизнь впереди! Это матери упёрлось высшее образование. Зачем и кому оно нужно? Если курьер в какой-нибудь пиццерии зарабатывает в три раза больше, чем инженер. Мирон не хотел превратиться в клерка, в офисный планктон, не хотел сидеть на службе от звонка до звонка. На самом деле он много чего не хотел, а вот как видел своё будущее предполагал. Парень решил, что в первую очередь будет свободным. Хотя понимал, что это нереально. Свобода это такая субстанция, которой невозможно пользоваться по своему усмотрению! Иногда её нужно спрятать, иногда загнать в определённые рамки. Нет абсолютной свободы. Мирон это знал из школьной программы, когда учительница вдалбывала в молодые головы сентенцию господина Ульянова-Ленина, которая уже всем набила оскомину.

«Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя.»

Ну, нельзя, так нельзя! Значит придётся подстраиваться, льстить и лицемерить. Хотя мать учила тому, что враньё не приводит ни к чему доброму. А как жить?

– Придётся разбираться по ходу пьесы, – проговорил Мирон, перемещаясь в ванную. Он всмотрелся в своё отражение в зеркале и пригладил непослушные кудри. – О, бабушка меня сегодня ждёт!

Мирон вспомнил, что ещё вчера до известных событий отпросился у классной руководительницы на годовщину гибели отца. То есть любимая школа его сегодня не ждала в любом случае. Он поставил Изольду Робертовну в известность о пропуске по причине очень уважительной. А сейчас грядут времена долгих пропусков, но переживать Мирон по этому поводу не собирался.

«Се ля ви! Такова жизнь!»

Размышлял парень, посвистывая и передвигаясь по квартире в хорошем расположении духа. Он находился в том прекрасном возрасте, когда любая проблема не стоила выеденного яйца и каждое море не просто было по колено, а считалось просто лужей! В столовой он обнаружил бутерброды, накрытые салфеткой, термос с кофе и записку от матери, где она просила дождаться её. А Мирон и не торопился. Бабушка должна заехать за ним только через час. Он досматривал фильм, как услышал, что вернулась мать. По звуку голосов парень понял, что мама пришла не одна.

– О, мужчину в дом привела! – нелепо съехидничал Мирон, выглядывая из своей комнаты.

– Пошути мне ещё, – беззлобно осадила его мать и повернулась к пожилому дядьке, который уже приступил к замене замков. – Вы занимайтесь. Двери в вашем распоряжении.

– Ну я тогда пошёл. Бабушка уже наверное ждёт меня внизу.

– Ключи новые возьми, – Татьяна протянула связку. – Потом разберёшься какой от нижнего замка, какой от верхнего.

– Как в полиции всё прошло? – Мирон натянул куртку и и бросил ключи в карман. – Сильно пытали?

– Нормально. Сама во всём созналась, – поддержала шутки сына Татьяна. – Надеюсь бабуся тебя покормит. Я не знаю, когда вернусь.

– Ты куда-то собираешься?

– Позвонили с одной конторы, пригласили на собеседование. Может работу найду. Бабушке привет передавай.

– Удачи тебе с работой! И привет передам,– Мирон ткнулся носом в щёку матери и, протиснувшись между слесарем и косяком, исчез на лестничной площадке.

– Ну, наконец! – пожилая дама в норковом манто критически осматривала внука, который устроившись на переднем сидении, вытянул ремень безопасности и пристегнулся. – А что мать не поедет?

– Некогда ей. Слесарь замки меняет. А потом у неё встреча с работодателем.

– Ну у вас всегда не слава Богу, – бурчала Ольга Николаевна, поворачивая руль. – Могла бы отложить дела, навестить мужа в годовщину гибели.

– Ба не порть день. Мать к твоему сыну давно никакого отношения не имеет. Ты новую невестку на тризну пригласила? Если позвала, то тренируйся на ней, а мать оставь в покое.

– А ты скучаешь по отцу?

Мирон кивнул. К отцу он испытывал сложные чувства. Родители имели непростые отношения. Они часто ругались. При сыне склоки не доходили до драк, но парень замечал на теле матери синяки. От вопросов она уворачивалась или отвечала смехом, мол видишь, какая я неуклюжая. Вечно что-нибудь задену, на что-нибудь наткнусь или вообще упаду на ровном месте. Смех звучал натянуто и искусственно. Мирон ей верил на половину. На самом деле он не мог поверить в то, что отец способен на такое, а именно ударить женщину – его мать. Так было не всегда. Когда он оборачивался назад, то вспоминал доброго заботливого отца и счастливую маму. Зато в период развода папашина тёмная сторона развернулась на всю катушку. Парень выгнал мрачные мысли. Он вообще не любил, когда в его голову лезла темнота. Мирон усмехнулся и посмотрел на щёку покрытую сеточкой морщин.

– Жаль, что Матильда пропустит это знаменательное событие. Весело наблюдать за двумя пираньями!

– Вторая жена твоего отца действительно акула, – усмехнулась Ольга Николаевна. Она не обижалась на внука. В глубине души она даже соглашалась с ним. – Только меня из этой рыбной стаи убери! И вообще какой ты стал хам! Твой отец таким не был!

– Конечно не был. Если бы не мать, неизвестно, где бы мы жили! Наверное ютились бы в какой-нибудь хибаре.

– Тебя бы мы в обиду не дали! Мог бы жить со мной или в новой семье отца.

– Не понимаю, что мама сделала для вас такого ужасного, что вы лютуете в её адрес! Это отец завёл шашни на стороне, а не она!

– Мало ли кто и что заводит! Женщина должна уметь закрывать глаза на некоторые вещи и быть мудрой. Если бы не норов Татьяны, может был бы жив Иннокентий.

– Да брось ты ба! Как раз от разводов никто не умирал! Дело житейское! Отец скончался не от того, что потерял семью! А потому, что хотел всего быстро и много. И давай прекратим этот бесполезный разговор. Каждый раз ты заводишь одну и ту же пластинку. Мать много не хотела, только жильё. Всё осталось тебе и новой жене отца. Вон даже на его машине передвигаешься.

– Я его мать. Имею право, – Ольга Николаевна поджала губы. – Молод ещё взрослых обсуждать.

– Не я начал этот разговор.

Так за перебранкой добрались до кладбища. Мирон не серчал на бабушку. Он привык к разговорам такого рода. Парень всё время удивлялся терпению матери. Как она могла так долго переносить эту семейку? Одна бабка чего стоит! И батя тоже был ещё тот гусь – мог на мать руку поднять особенно перед разводом. Наверное она терпению научилась в детстве. Вообще все психологические травмы и стойкость характера берут начало в нежном возрасте. Ну ничего сейчас он маму в обиду не даст!

– Ты голодный?

Бабушка сохраняла во взгляде холод, вроде продолжала обижаться. Только Мирон понимал, что этот театр одного актёра скоро закончится и старушка снова превратиться в заботливую бабусю.

– Я ел бутерброды. Пока не голодный.

– Я заказала столик в ресторане. После кладбища нас ждёт сытный обед.

– Вот всё тебе надо с фендибоберами. Столик в ресторане, – передразнил внук. – Я и не одет прилично. Свитер старый вытянутый надел. Не ожидал, что поминки пройдут с такой помпой. Поели бы в каком-нибудь демократическом кафе среди народа. Дёшево и сердито. И куртку бы снимать не пришлось.

– Ещё чего! Ты меня ещё в забегаловку типа «Макдональдса» позови.

– Отстаёшь от жизни, бабуля! Эта американская компания давно покинула российское поле пищевой индустрии.

– Лишь бы перечить, – Ольга Николаевна припарковала машину возле центрального входа на кладбище. – Мирон возьми цветы с заднего сиденья.

Долго горевать на могиле сына статной даме не дала погода. Поднялся ветер и закружил позёмкой снег. Ольга Николаевна куталась в короткий форсистый полушубок и прятала в рукавах руки в тонких лайковых перчатках.

– Вот ты посмотри, ни одна из жён не вспомнила Иннокентия добрым словом, никто цветы не принёс. Мало он сделал для них! Одна в квартире, другая дом на себя переписала. Все устроились, только мальчика уже не вернуть! Лишь мать и сын пришли к последнему пристанищу,– дама хотела пустить слезу, но поняла, что в слякоти озябнет окончательно. Она передёрнула острыми плечами и взяла внука под руку. – Поехали дружочек в ресторан.