Она была хороша собой, идеального роста для женщины, доставая макушкой лишь до плеча мужчине среднего роста, и с лицом, подобным посмертной маске. Если когда-то раньше она и умела улыбаться, то память кипу вытравила это из неё. Сейчас она сидела у ног Первого Инки и смотрела, казалось, куда-то внутрь себя.

– Если Вайна Капак говорит, что выхода нет, значит так и есть. – отозвалась она, не отрывая взгляда от видимого только ей.

– Ты старшая кипукамайоки, а не рабыня! У тебя должно быть своё мнение!

– Что же делать, если мнение Айлью совпадает с моим. – грустно усмехнулся старший брат. – Мы ведь вместе смотрим кипу, брат. Я смотрю, а она запоминает.

– Тогда я тем более не понимаю, почему мы ждем!

– Мы не ждем. Мы готовимся.

– К чему?

– К исходу. Инки уйдут из этого мира. Навсегда. Уже совсем скоро.

– Вот это новость! Нужно быть Ткачом, чтобы это понять!

– Не дерзи, младший. – голос Сапа Инки был по прежнему тих и спокоен, но в нем Нинои услышал раскаты далёкого ещё грома. – Я говорю не о смерти смелых, а о спасении инков. Уходе в другой мир через Ар Хучи.

– Но как Медленное Жертвоприношение может спасти наш народ? И что это вообще такое?

Вайна тронул кипукамайоки за плечо и та заговорила безжизненным голосом.

– Двадцать два рода инков смогут уйти. Уйти в новый мир и новые тела. Мы спасём знания нашей цивилизации и сможем возродить ее в другом месте.

– Что это значит? – Нинои выглядел сбитым с толку. Раньше Вайна много бы дал, чтобы увидеть такую реакцию брата. Теперь же ему было все равно. Он слишком устал.

– Старый ритуал. Запретный. Айлью нашла его в кипу времён основания Куско. Наша последняя надежда. Тела остаются здесь, души уходят в новые тела. Так сказано в кипу.

– Двадцать два рода? Только двадцать два?

– Мы смогли найти лишь столько Пустых по всей империи. Через шесть дней мы войдём в подземелье храма Инти и нас замуруют заживо. Затем жрецы извлекут сердца Пустых и мы покинем тела.

– Это тёмное колдовство, брат!

– Нет тёмного и светлого, брат. Есть ответственность.

– А остальные народы? Те, что мы покорили один за другим?

– Станут служить новым хозяевам. Жрецы Белого бога хотят уничтожить империю, а не народы, которые могут сделать рабами. Кечуа прекрасно это показали.

– То есть, наша ответственность не распространяется на них? – со злой усмешкой спросил генерал.

– Наша ответственность заключается в спасении накопленных знаний. Испанцы не будут их щадить, уничтожат все, что видится им опасным. Через сотню лет даже память о нас будет вымарана из памяти чанка, кечуа и чачапойя. Словно нас никогда и не было. Мы должны это сделать.

– И я?

– Ты моей крови. Ты уйдёшь со мной. Воины нужны и в новом мире.

– Я не могу бежать, как трусливый…

– Довольно!

Гром все же прорвался сквозь показное спокойствие правителя. Он поднялся, гневно глядя на младшего брата и отчеканил:

– Хватит думать только о себе, герой! Хочешь войти в память народов, как великий воин, не убоявшийся выйти против безжалостного врага? Говорю тебе, не будет никакой памяти! Ты просто умрёшь, а через сотню лет кечуа будут рассказывать о кровавых демонах, которых победили добрые белые господа и тем спасли их! Будут говорить о тёмном колдовстве, о тысячах жертвенников, о плаче и рабстве, в котором инки держали всех прочих! Ты пойдёшь со мной, Нинои Капак! Хочешь ты того или нет!

Долгие мгновения братья мерились волей, неотрывно глядя друг другу в глаза. Затем полководец опустил взгляд и неохотно кивнул, признавая право Первого Инки на принятие решения.

– Другого пути нет, брат. – сказал тогда Вайна. И по привычке быть точным в формулировках, которая появляется у всякого человека, от слова которого зависят жизни множества людей, уточнил. – Я не вижу другого пути.

* * *

Она уходила не оглядываясь. Шла, смотря себе под ноги слыша в ушах последние слова Сапа Инки, перед тем, как очередной кирпич скрыл его лицо.

– Дочь назови Куава.

Говоря это, правитель уходящего народа невесть чему мечтательно улыбался.

За ней, шагах в десяти, шагала четвёрка рабов. Они несли сундуки с вещами и ещё два, внутри которых лежали кипу – вся история народа инков. Все его знания в нитях и узлах. И в ее памяти, которую они были способны пробудить.

Айлью шла налегке, неся под сердцем холод и новую жизнь. Девочку, которой предстоит родиться высоко в холодных горах, вырасти в одиночестве, выучить все кипу, а затем самой родить дочь и передать все знания ей. Стать нитью, которая свяжет прошлое и будущее. Нитью, скрепляющей два мира: этот и новый дом инков. Это заставило ее сложить губы в улыбку, подобную той, которая озарило лицо отца нерождённой ещё дочери.

Но затем она вспомнила, как над групповыми захоронениями родов инков жрецы убивали Пустых и ее несмелая радость погасла. Один род – один Пустой. Ласковые глаза лам, доверчивые улыбки детей и тела взрослых мужчин и женщин. Айлью не могла смотреть на них без содрогания и невольной жалости. Они были похожи на людей, но не были людьми. Чем-то большим, чем люди. Существа другого уровня, запертые в тела людей, не способные из них вырваться, но смиренно принимающие узы плоти.

Они словно бы понимали, что происходит. Зачем их ведут внутрь храма, к самому его подножию, зачем расставляют по кругу на свежей каменной кладке, под которой ещё лежат живые люди, зачем приказывают лечь…

К горлу хранительницы знаний подступил комок. Возможно, Нинои был прав тогда, говоря о тёмном колдовстве. Возможно, инкам следовало просто погибнут, как погибли цивилизации, населяющие эти земли до них. Возможно, им не стоило будить силы, пониманием которых они не обладали. Айлью не была Ткачом, но видела глазами Ткача кипу Варикоча. Мало что понимала в ней, но видела. Огромный узор, сложный и прекрасный, непостижимый, не умещающийся в поле зрения. В самом центре которого начинала расползаться чернота пустоты.

Двадцать два распущенных узла, к которым сходились сотни, тысячи, десятки тысяч нитей разного цвета. Узор все ещё существовал, но с каждым днём обнажал все больше и больше прорех. Пустот, рождённых принесёнными в жертву Пустыми.

Она не была уверена, что они поступили правильно.