Связанные одной нитью (страница 3)
В видении я узнаю себя – в длинных белых одеждах жрицы, с серебряным обручем на лбу. Моя рука лежит на плече девочки. А по другую сторону Лиран в полных доспехах стража, его обычно свободные волосы собраны в строгий воинский узел. Его лицо обманчиво непроницаемо, но в глазах я вижу ту же бурю эмоций, что бушует сейчас в моей душе.
– Почему я должна уйти? – снова звучит звонкий детский голос.
Я поворачиваюсь к настоящему Лирану. Его лицо кажется спокойным, но в голубых глазах, обычно таких ясных, теперь бушует настоящий ураган.
– Мы… отдали ее, – голос Лирана срывается, когда он произносит эти слова, – чтобы спасти.
Лед под нами дрожит, изображение меняется. Теперь мы видим Тень – высокую фигуру в серых развевающихся одеждах, с венцом из оленьих рогов. Жрица держит маленькую ладошку девочки и вручает ее Тени.
– Плата за вашу любовь, – скрипучий шепот пронизывает меня до костей. Что-то рвется у меня внутри.
– НЕТ! – мой крик разбивает лед под нами, и мы опять падаем вниз, в черную бездну без края.
* * *
Темнота. Холод. Тишина.
Я открываю глаза в бесконечной комнате из зеркал. Каждая поверхность – стены, потолок, пол – отражает наши фигуры снова и снова, создавая бесконечный коридор отражений.
Лиран уже на ногах. В зеркалах его образы движутся не синхронно: одни отстают, другие опережают, создавая странный мерцающий эффект. Лиран поворачивается ко мне, и я вижу, как призрачный свет играет на его высоких скулах, подчеркивает точеную линию подбородка.
– Где мы теперь?
– Внутри договора, – Лиран отвечает и протягивает руку, чтобы помочь мне подняться. Его пальцы мягко сжимают мои.
Вдруг одно из зеркал вспыхивает золотым светом. В нем она. Эта самая девочка, но теперь она подросток. Ее серебряные волосы заплетены в сложную косу, а в огромных голубых глазах стоят слезы.
– Вы обещали вернуться…
Я тянусь к зеркалу, но его поверхность холодная и твердая. Пальцы замерзают.
– Как ее зовут? – чувствую, как горячие слезы текут по моим щекам.
Лиран закрывает глаза. Его мощная грудь тяжело вздымается, когда он глухо произносит:
– Аэлина. Наша дочь.
В его голосе столько боли и любви, что мне хочется закричать.
Тысячи шепчущих голосов наполняют зеркальную комнату, сливаясь в один: «Мама… Папа…»
Мое сердце сжимается, когда я прижимаю ладони к холодной поверхности зеркала, где застыло изображение Аэлины. Ее серебристые волосы переливаются, как лунный свет на воде, а глаза – мои глаза – смотрят на нас с немым укором.
– Мы здесь! – мой голос дрожит. – Мы с тобой, солнышко…
Отражение оживает. Тонкая рука дочери поднимается, касаясь стекла с другой стороны.
– Вы нарушили обещание, – слова звучат прямо в моей голове, и от них по спине бегут мурашки.
Лиран подходит ближе, его мощная грудь касается моей спины. Я чувствую, как напрягаются его мышцы, когда он кладет свои большие, покрытые шрамами ладони поверх моих дрожащих пальцев.
– Мы не могли вернуться, – его баритон звучит слишком хрипло.
– Тень стерла вашу память, – поправляет Аэлина. Ее глаза вспыхивают синим светом, и я вдруг замечаю, как точно форма ее бровей повторяет линию бровей Лирана. – Но кровь помнит все.
Зеркало под нашими руками внезапно становится теплым. Лиран резко вздыхает – его мускулистые предплечья покрываются мурашками. Я вижу, как его энергия – обычно темная, как ночное небо – начинает переливаться голубыми искрами, странно гармонируя с моим собственным сиянием.
Аэлина прижимает ладонь к стеклу с другой стороны:
– Разбейте его!
Я колеблюсь, но Лиран уже сжимает кулак. Его глаза горят решимостью.
– Вместе, – говорит он, и в этом одном слове столько уверенности, что я без колебаний поднимаю свою руку.
Наши ладони касаются зеркала одновременно. Вспышка света ослепляет меня. Я чувствую, как наши энергии – тьма Лирана и мой свет – сплетаются в единый поток. Зеркало трескается, но вместо того чтобы разбиться, образует сложный узор из древних рун.
– Это…
– Карта, – Лиран завершает мою мысль. Его голос тверд, а пальцы нежно сжимают мои. – Она ведет к Аэлине.
Из глубины коридора отражений доносится знакомый рев. Лиран реагирует мгновенно: одной рукой прижимает меня к себе, а другой достает кинжал.
Но что может кинжал против Тени?
Мы бежим сквозь лабиринт зеркал, где каждое отражение показывает разные версии нас: я в белых одеждах жрицы, вызывающей бурю, Лиран в доспехах, стоящий над поверженным врагом, мы оба, целующиеся у священного источника под цветущими деревьями. В воздухе кружатся сладкие лепестки.
Аэлина ведет нас, ее голос звучит в наших головах: «Левее… Теперь прямо… Она близко!»
Последний поворот – и перед нами врата: огромное зеркало в черной оправе, внутри которого кружатся звезды. Но из тьмы позади уже вырываются черные щупальца.
Лиран толкает меня вперед, его глаза горят:
– Беги! Я задержу их!
Нет уж. Я хватаю его за руку – мы однажды потеряли друг друга. Никогда больше. Вместе – это вместе.
* * *
Ледяной ветер бьет мне в лицо, когда мы мчимся сквозь зеркальный коридор. Голос Аэлины звенит в ушах: «Бегите!», но его почти заглушает рев приближающейся Тени и ее чудовищ. Лиран бежит впереди, его мощная спина напряжена, а светлые волосы развеваются на ветру.
– Не оглядывайся! – его низкий голос звучит резко, как удар меча о щит. Сильная рука сжимает мою так крепко, что я ощущаю каждый шрам на его ладони.
Но я чувствую Тень за спиной – ее горячее дыхание, пахнущее гниющими листьями и древней пылью. Осколки зеркал впиваются в мои босые ступни, оставляя кровавые следы. Каждая капля крови, падая на зеркальный пол, вспыхивает голубым пламенем. Но я не чувствую боли.
– Мама!
Голос Аэлины внезапно пронзает меня, как кинжал. Я спотыкаюсь.
Лиран ловит меня, прижимая к своей груди. Я слышу, как бешено бьется его сердце – в унисон с моим. Его губы, теплые и мягкие, касаются моих губ.
– Если что-то случится…
Я не даю ему договорить. Целую его, резко, отчаянно, чувствуя на своих губах вкус его крови – медный и горький, как все наши потери.
Тень настигает нас.
Щупальца обвивают мои лодыжки, тянут назад. Лиран рычит – низко, по-звериному – и хватает меня за талию. Его руки напрягаются, пытаясь удержать меня. Вены на шее набухают от усилия, но Тень сильнее.
– Прости, – и в этом его слове вся наша история. Вся боль. Вся любовь.
Лиран толкает меня вперед – прямо в мерцающие звездные врата. Я кричу, протягиваю руку, но он остается там, в кольце Тени. Его светлые волосы развеваются, а глаза… Боги, его глаза полны такой любви, что больно смотреть.
Последнее, что я вижу – как Тень обволакивает Лирана, а его губы шевелятся в одном-единственном слове:
– Живи.
Но как мне без него жить?!
* * *
Белый свет.
Он врывается в меня, жжет, выжигает все внутри. Я не могу дышать. Не могу думать. Только чувствую, как бесконечно падаю, как мои колени ударяются о что-то мягкое, как пальцы впиваются в землю, цепляются за нее, будто она может удержать меня от падения в бездну.
Открываю глаза. Трава.
Она влажная. Настоящая.
Я делаю вдох – резкий, прерывистый. Воздух обжигает легкие, но он живой. Он пахнет так, как я уже забыла: лугами, медом, теплом, которое проникает под кожу и остается там.
Раз. Два. Три.
Я дышу. Но что толку, если…
Лиран.
Его имени нет в этом мире. Оно застревает у меня в горле, превращается в осколок, режет изнутри.
Бескрайние поля. Цветы, похожие на звезды. Небо, окрашенное в оттенки, которых нет в моих воспоминаниях. Здесь все дышит, живет, существует , а я чувствую себя чужой. Лишней.
Рука непроизвольно тянется в сторону.
– Ли… – голос предательски слабеет.
Пустота рядом жжет сильнее, чем этот ослепительный свет.
Лиран остался там. У Тени. Возможно, он мертв.
Шок. Оцепенение. Тишина. Оглушающая тишина, будто кто-то вырвал из меня все, что было важно, и оставил только холод. Потом дикая боль. Она приходит неожиданно, обрушивается всей тяжестью, заставляет меня согнуться и вжаться в землю.
– А-а-а-а-а!
Мой крик разносится над лугами, пугая птиц. Слезы падают на траву, и на их месте распускаются голубые цветы. Как будто эта земля плачет вместе со мной.
* * *
– Мама… – шепот звучит так, будто доносится из самого детства. Из тех давних дней, когда я еще верила в сказки.
Я замираю. Сердце бешено колотится, кровь стучит в висках:
– Аэлина?
Это не может быть правдой. Но ветер доносит до меня ее запах: молоко, мед и детство, которое я украла у нее.
Я поднимаюсь. Ноги подкашиваются, но я не могу оставаться здесь, потому что вижу ее. На холме, под величественным деревом, стоит маленькая фигурка в хлопковом голубом платье.
– Аэлина!
Я бегу.
Трава цепляется за ноги, будто пытается удержать: «Ты не достойна», – укоряет она. Но я не останавливаюсь.
А что, если это ловушка? Что, если это мираж? Что, если я снова проснусь в темноте? Что, если я снова все испорчу?
Но я бегу. Бегу, как бежала когда-то, в другой жизни, когда еще верила, что мир может быть добрым.
Расстояние сокращается.
Девочка поворачивается.
И… Боги… Она точно такая же, как в тот день. Как в последний день.
– Мама!
И я… падаю перед ней на колени, потому что больше нет сил. Потому что я не заслуживаю этого. Потому что слишком хочу верить. Потому что, если это какой-то сон, то пусть я никогда не проснусь.
– Прости… – мой голос срывается. Руки дрожат.
Я не смею к ней прикасаться. Я не заслуживаю этого.
Но Аэлина делает шаг вперед, в ее голубых глазах ни капли страха. Только свет. Такой же свет, как в этом проклятом, прекрасном мире.
Глава 4. Объятия в темноте
Ветер затихает, будто затаив дыхание. Мои ноги врастают в землю, словно корни. Трава вдруг становится нежной, как лепестки, а воздух… Боги, он пахнет домом. Тем домом, которого у нас никогда не было.
Аэлина улыбается, и мое сердце разрывается на части.
Теперь передо мной стоит женщина. Не тень из моих кошмаров. Не хрупкий ребенок, которого я оставила. В ее высоких скулах моя гордость, а в изгибе бровей упрямство Лирана. Ее глаза – это наша бездна и наше небо, смешанные воедино.
– Мама.
Голос Аэлины обжигает. Я не могу дышать.
Ее пальцы, такие длинные, такие взрослые, касаются моего лица, и я понимаю: я недостойна этого прикосновения. Но Аэлина реальна. Она плоть и кровь. Моя кровь.
– Ты стала… – мой голос ломается, – такой взрослой.
– Ты… настоящая, – отвечает она, и в ее голосе дрожит вся вселенная.
Я хватаю ее за руки, сжимаю их, боюсь отпустить. Мой взгляд скользит по каждой черточке, по каждому изгибу – я запоминаю Аэлину, как запоминают молитву перед смертью.
– Ты выросла… – мой голос предательски ломается.
И тут я вижу шрам. Тонкий, как месяц, на виске. Моя рука сама тянется к нему:
– Это Тень сделала?
Аэлина закрывает глаза. В этом жесте вся ее боль.
– Я сама. Когда я прорывалась сквозь границы миров. Искала тебя и папу.
За ее спиной дерево вдруг вспыхивает тысячами огней – светлячки танцуют в его ветвях, как звезды, застрявшие в паутине.
– Я создала этот мир из твоих воспоминаний, – в словах Аэлины горечь. – Но он не настоящий. Как и я.
Это осознание бьет под дых.
– А папа?
Ее глаза вспыхивают странным светом:
– Он ближе, чем ты думаешь.
Аэлина берет меня за руку и ведет к дереву. Кора расступается, обнажая зеркальную гладь – и там…
Лиран сражается в кольце теней. Его светлые волосы слиплись от пота, меч описывает в воздухе смертельные дуги, а в синих глазах та самая ярость, ради которой я готова была сжечь миры.
Аэлина кивает в сторону отца:
– Мы можем его спасти, но тебе придется отдать что-то взамен.
Не думаю ни мгновения:
– Возьми все, что захочешь.
