Откуда он знает ее имя? Сердце только успело сделать два удара, как Рита опустила веки.

Отчего-то стало зябко. И тихо. Теперь она не чувствовала не только кончики пальцев, но и все тело. Осталась только ее грудная клетка с дыханием и голова. Через какое-то время Рита осмелилась открыть глаза.

Она была в своей старой детской. Той, которая еще не до конца стерта из памяти, но уже не вызывает острой, болезненной тоски. Не поворачивая головы, Рита оглядела комнату. Древний комод без ручки, громадный письменный стол (в семье не без урода), строгий английский стул, подобранный отцом с помойки, с его спинки частенько развязно свисали ее колготки; железная кровать в углу, затравленная, жалкая, худенькая анорексичка. И все это было покрыто налетом серого инея. Если бы у журнала AD был конкурс на лучшую обложку в нынешнем сезоне, то эта бы, несомненно, выиграла.

Почему говорят, что ад – геенна огненная? Будто там растрескавшаяся земля и все вокруг плавится. В больших, раскаленных докрасна ямах клокочет и булькает кипящая кровь, а с тел несчастных грешников, тянущих к заблудшему путнику костлявые руки, слезают шматы кожи и тут же вспыхивают, словно облитые бензином тряпки. Нет, все не так. Ад – это не пекло, а колкая стужа. Там твоя прежняя, давно забытая жизнь со старой мебелью, горшками с почерневшими цветами на окнах. Но в тех окнах нет стекол. Только прогнившие деревянные рамы, из которых на тебя смотрит бесконечная пустошь. На сотни километров вокруг все покрыто инеем. Не сверкающим и сахарным, как в солнечный морозный денек, а матовым, серым, от одного только взгляда на который жилы натягиваются, а в горле встает холодный ком.

– Да, входная группа тут так себе.

Рита оглянулась, рядом с ней на полу ее старой комнаты, от которой осталось две полуразрушенных стены, сидел тот самый незнакомец с пляжа. Он пожевывал зубочистку и странно рассматривал ее. В нем не было ничего примечательного, кроме простоватых, но правильных черт лица. Невинные светлые глаза, чувственные губы, растрепанные русые волосы – ему бы еще гитару в руки и вышел бы чуть подкачанный Курт Кобейн. Рита опустила взгляд ниже. Новенькая черная косуха стиснула бицепсы в рукавах, кожа налилась осязаемым рельефом. Незнакомец подкидывал вверх камушек (кажется, он прихватил его с озера) и тут же ловил его. Скуик-скуик, скуик-скуик – куртка поскрипывала от малейшего движения патлатого.

– Я умерла? – Рита попробовала пошевелиться. Наконец она почувствовала тело, привстала на локтях. – Ты демон смерти и пришел за мной, да?

– Нет. Я не демон смерти. Но я пришел за тобой.

– У тебя есть имя?

– Есть.

– Назови свое имя!

– Ты серьезно? Делаешь, как показывают в фильмах? Ага, да-да-да, я Ле-е… – он нарочно стал делать паузу после каждого слога, как делают взрослые с детишками, когда хотят, чтобы те поскорее узнали загаданное слово, – в-и-и… а-а-а… фан! Ну что? Поймаешь меня теперь в ловушку, как охотники за привидениями?

Рита смотрела на него, не мигая.

– Ладно, ладно, прости, меня зовут Сумин.

– Это имя или фамилия?

– Неважно.

– Хорошо, Сумин. Что тебе нужно? Ты хочешь убить меня?

– Нет, конечно. – Он закатил глаза, почти как Алька, и помотал головой.

– А! Поняла, ты затащил меня сюда! Ну, оттуда. С пляжа.

– Я тебя не затащил. – Сумин прекратил подкидывать камушек и вложил его в ладонь Риты. – Ты сама сюда пришла. А я здесь для того, чтобы тебе было не так страшно. Если ты думаешь, что миленькая детская комната из прошлого – твой конечный пункт назначения, то спешу тебя разочаровать.

Рита раскрыла пальцы – на ее ладони лежал камень с отпечатком спиральной раковины аммонита. Она повертела окаменелость, но, не разобравшись, что с ней делать, отбросила в сторону.

Сумин хмыкнул, подобрал камушек и уже начал было вставать, чтобы идти.

– Постой-постой, это правда ад?

Сумин кивнул с дурацкой улыбочкой.

– И причем твой персональный, понимаешь? И нам двигать во-о-он туда!

Он кивнул в сторону. Рита посмотрела туда, куда он указывал. Только сейчас она разглядела неподалеку от развалин ее старой комнаты деревья. Среди частокола серых стволов мигала неоном вывеска какого-то бара. Надпись невозможно было разобрать. Но у входа Рита заметила несколько припаркованных легковушек, байков, дальнобойных фур и даже один рейсовый автобус.

Она помотала головой, попыталась что-то возразить, но вышло только мычание:

– М-м-м… м-м-м… – Подбородок задрожал, Рита сглотнула. – М-м-можешь просто отправить меня обратно? Ну… или как там… Что я должна сделать, чтобы вернуться? П-п-пожалуйста. Меня ждет семья: Стася, мама, Кирилл…

Последнее слово она произнесла почти шепотом.

Вдруг сзади, совсем близко, что-то тренькнуло. Будто пришло долгожданное спасение. Рита обернулась. Посреди серой пустоши стояла кабина лифта с раздвинутыми дверцами. Внутри горел теплый свет. Рита попыталась вскочить на ноги, но ничего не вышло. Ноги не слушались. Тогда она поползла. На руках, загребая под себя обжигающий холодом синюшный иней. Каждую секунду она ждала, что огромная рука Сумина схватит ее за ногу и оттащит, как легкую тряпичную куклу, обратно. Но этого не случилось. Она доползла до лифта, забралась внутрь, дождалась, когда стукнутся друг о друга закрывающиеся двери.

Кабина потащилась наверх. Бешено пульсировало в висках. Рита слышала только свое сдавленное хриплое дыхание и ничего больше. Надежда на то, что она теперь в безопасности, была не тихая и молчаливая, а требовательная, сравнимая с голодом, желанием согреться и поскорее забыться тихим, безмятежным сном. Но куда она едет? Рита посмотрела на небольшой дисплей на панели лифта. Там вместо цифр накатывали волны. Бежали, бежали, бежали, а потом плашмя падали на острые камни рифов, рассыпались на бесконечные бисерины. Шумело море. В ушах и в душе. Волновалось. Или это просто покачивалась кабина лифта? И вот новая волна. Казалось, она все нарастала и нарастала, всасывала в себя все воды мира, ширилась, набивалась морскими обитателями, крепчала силой и наконец с высоты исполинского дома ухнула в экран.

Рита закрылась руками и закричала. А потом все стихло. Легкий ветерок забрался в капюшон толстовки и выбил русую прядь. Она вытерла мокрую от воды щеку.

Вдали раздалось приглушенное:

– Вот она где прохлаждается!

Обернулась. Алька ковыляла в ее сторону на шпильках, насаживая на каблуки, как на шампуры, сухие листья. Больше на пляже никого не было. Помахала ей рукой. Рита подняла в ответ ладонь, пошевелила пальцами, словно проверяя реальность на прочность.

– Не удивлена, что ты не дома.

Длинная худая Алька с шапкой черных кудрей и впалыми щеками постояла у края разломанного асфальта, которым оканчивалась дорога сюда. Затем ступила на грязный серый песок, прошагала мимо Риты прямо к воде, остановилась у самой кромки берега, взяла плоский широкий камень и запустила блинчик.

– Видала? Пять раз! – На бритом девичьем затылке синел выбитый иглой тату-мастера глаз в треугольнике. Через тоннели в мочках Алькиных ушей можно было видеть волнующееся озеро. Она отряхнула руки, взъерошила длинную челку. – Ритка, харе хандрить, пойдем пить кофе?

– А сколько сейчас времени? – Рита вскочила с земли, стала хлопать себя по карманам. – Кажется, забыла телефон дома. Мне Стасю забирать из сада!

– Какой сад, Рит! – Алька выудила из новенькой салатовой «Селин» смартфон цвета марсианской пустыни. – Мы разговаривали с тобой полчаса назад.

– Какое-то наваждение… Я как будто попала в… Так странно…

– Еще бы не странно! Взяла моду таскаться на свой пляж. Еще голову надует, вот потом точно попадешь… только на койку… больничную!

– Ты говоришь как Кирилл.

– Кирилл?

– Ага.

– Давай не будем о нем. Устала уже.

– Ладно. – Рита снова отвернулась к озеру.

Мрачный антрацитовый горизонт резко отчерчивал ситцевую голубизну воздуха.

– Ты слышишь, как поет камыш? – не глядя на Альку, спросила Рита.

Алька молчала, но Рита была готова поклясться, что та изобразила дергающийся глаз.

– Так вот, значит, чему ты учеников своих учишь? Слушать камыш?

– Не только. Ветер, воду, огонь еще. Один утробно гудит, вторая клокочет или хлюпает, третий… Помнишь, как у Цветаевой? «Изредка резкий треск спички…»

– Ага, папироса горит и гаснет, и долго-долго… чего-то там на краю…

– «Серым коротким столбиком – пепел…»

– Вот именно! Все это пепел. Хватит уже хандрить и слушать рогоз-шмагоз, давай уже вылезай из своей норки. Кстати, во сколько Стасю забирать?

– В пять.

– Тогда у нас вагон времени. – Аля встала рядом с Ритой, скрестила руки на груди. – И что в нем удивительного, а? В этом твоем озере? Вода и вода. Холодно. Мокро. Воняет тухлой рыбой…

Глянула на Риту:

– И все-таки, что тебя сюда тянет, Ритос?

– Не знаю. Цельность. Я здесь не раздроблена.

– Ясно. – Алька закивала и продолжала тихонько покачивать головой, будто разгоняла мысль и отчаянно соображала, в какое же русло вывернуть разговор. Наконец выпалила: – Но! У меня предложение.

Рита посмотрела на подругу, вопросительно вскинув брови.

– Беспроигрышное! – Алька подошла к Рите вплотную. – Мы сейчас пойдем и зальем все твои трещинки лавой из шоколадного фондана, о’кей?

Рита улыбнулась.

– Клянусь, мы не задержим тебя дольше, чем тебе хочется, обещаю.

– Ну ладно, пошли! – Рита прижалась к подруге, дотронулась до ее руки.

– Матерь божья, а что руки такие холодные?

– Я гуляю! – ткнула ее в бок Рита.

– Да ну тебя! – Алька пихнула ее в ответ и крепко обняла, потрепала по растрепанной русой голове, с которой сполз капюшон толстовки. – А вообще мой тебе совет.

– Ну что еще?

– Ты давно сдавала анализы?

– Аль, хватит.

– А что?

– А ничего.

– Так когда?

– Давно!

– Вот и сдай.

– Ага, и отдай кучу денег, которых нет.

– Да какая куча! Идешь в поликлинику по прописке к терапевту, и он направляет тебя сдавать все, что нужно. Бинго!

– Шминго…

– Я те говорю! Я так делала!

– И что?

– И ничего… – Алька снова прижалась к Рите и потащила ее вперед по дороге. Рите даже показалось, что Аля держала ее крепко, как ребенок, который все никак не может отпустить маму перед долгой разлукой.

Они пошли вдоль зарослей гнущейся к земле сухой травы. Вдали под аркой из деревьев стояла черная собака и смотрела на двух девушек, направляющихся к ней. Рядом у мусорных контейнеров копался бомж. В небе сушилась блеклая марля облаков.

– А где Тимур, кстати?

– Сказал, появились какие-то срочные дела, приедет позже.

* * *

На пары в колледже Тимур сегодня решил забить. Алька удумала спасать Ритку от депрессии. Нашла чем заняться. Самой себе бы помогла. Пришлось навязаться с ней за компанию. Как ее одну куда-то отпустишь теперь? Никак. Младшенький за старшенького стал. Где-то за спиной просигналила машина. За упертым визгом стирающихся об асфальт шин последовал отборный писклявый мат.

С крыльца кулинарной шараги повалили студентики. Среди этого однообразного месива сладкой конфеткой была только она. Лизка Долгополова. Остановилась с кем-то поболтать. Стоит там, у мраморных ступенек, посасывает чупа-чупс размера XXL и время от времени вскидывает блондинистую головку, хохочет.

Тим хотел было отлепиться от дерева, у которого он стоял, чтобы подойти к ней, но усилием воли удержал свое тощее тело в расслабленной вальяжной позе. Сложил руки на груди и, продолжая жевать жвачку, натянул ухмылку.

Лизка оглянулась, поймала его взгляд, застыла, но тут же спохватилась и снова вернулась к разговору с друзьями.