Путь в обход порта занял у них больше часа. Сойдя с холма к высокому глухому ограждению, они обнаружили тропу, явно хоженую человеком, и по ней, миновав на подходе несколько знаков «Роботам проход воспрещён», на одном из которых был приписан вручную бранный эпитет, добрались до деревянной хижины на побережье. Перед ней горел большой костёр, потрескивая крупными поленьями. Он располагался в углублении и был обложен листами жести, очевидно, чтобы летящие от него искры не подожгли сухую траву вокруг. Рядом с ним в деревянном кресле сидел мужчина на вид лет семидесяти, встретивший путников строгим взглядом и молчанием. Он был худощав, среднего роста, с острым носом на морщинистом лице и ястребиными глазами. Лишь на висках у него оставалось немного седых волос. Он был одет в тёмно-синего цвета исследовательский костюм, с накинутой поверх утеплённой курткой. Выглядел он крайне недовольным. В одной руке он держал металлическую флягу, а в другой – какой-то маленький предмет в форме углового цилиндра, покручивая его на ладони.

– Профессор Дромон сказал, нас будут здесь ждать, – осторожно начал Верон.

– В жизни не слышал более тупого имени, – ответил старик, оценивающе глядя на пришельцев из-под густых бровей.

Верон ожидал несколько более радушного приёма и не знал, как реагировать, но раз Дромон отправил их сюда – видимо, он знал, что делает.

– Извините, что-то никак не могу придумать шутку в ответ. Маленько задолбался в последнее время. Мы можем зайти в другой день, если вы не в настроении.

– Ладно, не мороси, – ответил старик и начал неуклюже подниматься со своего кресла, а победив-таки гравитацию – медленными, мелкими шагами, прихрамывая, направился к хижине, у входа обернувшись и взглянув в лицо Верону. – Совсем как он.

– Нам только нужно отсидеться какое-то время. Недолго.

Дед хмуро поглядел на зоолога ещё пару мгновений и вошёл внутрь, оставив дверь открытой, уже с той стороны высокого порога что-то проворчав гостям. Не мешкая, путники поспешили за ним.

Хижина представляла из себя покосившуюся от времени бревенчатую избу, насмолённую дочерна. Видно, в своё время она была срублена очень хорошо, раз к явно почтенному возрасту не имела щелей и подгнилков. И всё же впечатление она производила тяжкое: в современном мире уже давно обосновались стандарты технологического комфорта, эстетики, эргономики – здесь же они были биты и презрены, высвободив путь грубым утилитарным нуждам, сопровождавшим человечество веками, выразившимся, например, в свисающем комьями из стыков брёвен мху – наверняка, так делали тысячи лет назад. Оттого и её обитатель выглядел не на семьдесят, а на все семьсот лет нелёгкой жизни.

Однако внутри эта постройка, внешне мрачная, выглядела абсолютно иначе: здесь брёвна были выкрашены в белый цвет, что делало небольшое помещение более просторным, а сбоку стояла большая белая печь, сложенная из кирпича. Высокая кровать пряталась за пологом в дальнем углу, вдоль стены же на длинной столешнице разместился, блестя стальными баками и прозрачными трубками, некий химический прибор, мерно шипевший в ответ доносившемуся снаружи шелесту морских волн. Старик прошёл вдоль него, скрупулёзно осматривая каждый элемент, и остановился у дальнего края, наполнив стакан бирюзовой жидкостью, по капле производимой аппаратом, подняв его в руке и осмотрев его содержимое на свету.

– Терпеть не могу это пойло, – сказал он и одним глотком осушил стакан, затем аккуратно вернув его на место.

Посередине комнаты стоял очень топорно сделанный, но гладкий наощупь деревянный стол с парой таких же скамей. На столе в широком блюде отдавал паром свежесваренный картофель, посыпанный зеленью, рядом же помещались разнообразные овощи, квашеная капуста и миска с запечённым мясом. Всё это разносило по комнате дурманящий аромат, так что оголодавшие путники, благодарно улыбнувшись хозяину, усевшемуся на скамью напротив и подперевшему голову рукой, решительно взялись за угощение.

То ли северная природа так разжигала аппетит, то ли страх за свою жизнь, но каждый кусочек восхищал вкусовые рецепторы зоолога так сильно, что остановиться было невозможно. Особенно ему пришлось по вкусу мясо – определённо, никогда прежде он не пробовал этот сорт, такой неожиданно тающий, пряный и пьянящий, поэтому предположил, что это новая разработка.

Наконец старик спросил, кивнув на рукав Верона, который был весь в бордовых пятнах от крови:

– Где-то обронил свою погремушку?

– Пришлось. Чтобы нас не выследили.

– Говоришь так, будто это впервые.

– Угу, – кивнул Верон с набитым ртом.

– Я тоже как-то потерял такую.

Старик усмехнулся и приподнял свой рукав, открыв испещрённое шрамами предплечье, и добавил:

– Четыре раза, если быть точным.

– Ничего себе! Как это случилось? – удивился Верон. Старик устало взглянул в окно и ответил:

– В первый раз я сделал это десять лет назад. Вот этой самой рукой, прямо ногтями, выдрал поганое клеймо вместе с куском мяса – так я был разъярён. Помню тот день, как будто он и не кончался.

– Тогда что-то произошло?

– Верховный Совет в Вилвормонте. Шайка безмозглых червей. Что они видят дальше своих кабинетов!? Утром того дня я был… ещё человеком. К вечеру же превратился в донный ил, – глубочайшая, искренняя тоска читалась во взгляде старика. – Они решили, что роботы управляют кораблями более… безопасно. И что людям это больше ни к чему.

Верон вопросительно взглянул на него.

– Они лишили меня моря, понимаешь? Меня! Да ты хоть знаешь, кто я такой, парень? Или старый плут Дромон тебе не сказал?

– У нас было мало времени…

– У вас была целая жизнь! Я же ходил с твоим профессором к самим проклятым донным топям Мурракана. А вернее сказать – это он ходил со мной. На моём корабле. Моём здоровенном исследовательском крейсере, гниль его побери, как же он был хорош!

– Так вы – капитан Глик?! – догадался Верон. – Конечно, я о вас слышал!

Старик сделал глоток и посмотрел на небольшой баллончик, что он всё время держал в руке.

– Уверен, Дромон тебе не рассказывал про то, что остался тогда жив только благодаря вот этой маленькой жестянке, – он приподнял её и внимательно оглядел со всех сторон. – В тот раз он завозился в нижнем зале. Настолько увлёкся своими цацками, что совсем забыл о кислороде, пока не начал задыхаться, словно муха в банке. Я нашёл его тогда, уже почти без чувств, с полопавшимися сосудами в глазах – он обернулся, когда я его схватил, и посмотрел на меня кровавым взглядом. Как вспомню – пробирает до сих пор. Я дал ему этот баллон с кислородом и вытащил его наверх. Парни, увидев его, говорили – это уже перебор. Говорили, что он двинулся окончательно, и добром это не кончится. Что нужно плыть домой. Но Дромон никого не слушал! Упёртый старый баран.

Глик некоторое время молча смотрел в одну точку, а потом добродушно улыбнулся и покачал головой. Ещё через минуту – посерьёзнел и сказал:

– Мы были тогда хозяевами всего мира. А потом… они решили забрать мой корабль. Сказали, что поставят за штурвал поганого робота. Сказали, что так будет безопаснее. «Хрен вы меня знаете!» – сказал я им. Привёл крейсер в Вилвормонт и пустил его на дно прямо в бухте Дрейка! – старик расхохотался, а потом надолго затих. Через несколько минут молчания, уже не сопровождавшегося аппетитным чавканьем гостей, капитан тоскливо произнёс:

– Жаль мой крейсер. Отличная была посудина.

– Неужели вы с тех пор не были в море?

– Ни единого раза, – Глик достал из кармана свою флягу и сделал залпом несколько глотков. – У меня и остался-то из всей техники один старый, бесполезный батискаф. Секретарю он ни к чему – там только ручное управление, новые мозги не вставишь. Вот и стоит он у меня, ещё с того похода в Мурракан.

– Столько лет прошло. А вы проверяли – он сам-то ещё не пошёл ко дну? – уточнил Верон.

– С какой это радости? – возмутился явно задетый таким предположением старик. – Я за ним хорошо слежу – он же в моём ведении. Так что состояние у него отличное, не сомневайся.

Верон несколько удивился и решил переспросить:

– То есть, вы следите за этим судном? Все эти годы? И при этом ни разу не выходили в море? Но зачем тогда…

– Аккумуляторы выписал вот недавно. Задотазые из порта припёрли. Менял сам. Коррозии у композита нет. На зиму я его консервирую – ну как полагается, в общем. Я старый моряк, дружище. Всю жизнь прожил по морскому уставу, и перед самой смертью не оскотинюсь.

Верон согласно кивнул. Потом задумчиво нахмурился и спросил:

– Подождите, а как вы выписывали аккумуляторы, если у вас нет информационного чипа?

– А кто сказал, что нет? – посмеялся старик, снова поднял рукав, на этот раз немного выше, и показал Верону двухсантиметровый шрам на предплечье, объяснив: – Я же рецидивист. Таких не спрашивают, откуда нам было бы удобнее доставать эту занозу в следующий раз. Таким загоняют чип прямо в плечевую кость, да поглубже. Чтобы неповадно было.

Верон содрогнулся при мысли об этом, но продолжил:

– А разве Секретарь не выследит нас по сигналу вашего чипа?

Глик даже немного оживился от этого предположения, презрительно хохотнул, немного наклонился над столом и заговорщически спросил, на полтона понизив голос:

– Видел мою избу снаружи? Чёрная, будто сажей измазана. Это из-за графита. Экранирует любые электромагнитные излучения. А болваны рядом с ней тупят всё время. Так что за это не волнуйся.

– И как профессор вообще сумел связаться с вами? Не понимаю. Прервать сигнал – в общем-то, дело не хитрое. А вот передать его, втайне от Секретаря…

Капитан победно улыбался, не скрывая гордости за то, что сумел удивить своего гостя.

– Есть один способ, который мы с Дромоном давненько используем. Сигнал идёт прямо через орбитальные спутники, но использует собственную адресацию. Конечно, приходится сильно шифровать послания, но… функционал оправдывает временные и трудовые издержки. Потом объясню тебе подробнее, если захочешь.

– Да… Кажется, я понимаю, почему Дромон отправил меня именно к вам, – сказал Верон, поражённый услышанным. – Я впервые вижу человека, столь успешного в вопросах противодействия государственной системе.

– Мне, кроме этого, здесь и развлечься-то нечем. Только сижу целыми днями у костра, смотрю на море, которое у меня отняли, и ненавижу роботов, кроме которых тут никого и нет. А ты не мечтал о таком в детстве, парень?

– Должно быть, вам здесь тоскливо? Неужели не лучше было бы ходить в море с роботом, чем сидеть здесь, на берегу?

– Мне больше некуда ходить.

– Хотя бы просто так – смотреть на мир?

– Мир изменился, парень. И чем больше он меняется, тем меньше мне охота смотреть на результат.

– Ну если вам так не нравится этот мир – почему бы вам не уйти к свободному народу? Вы не думали об этом?

Капитан Глик нахмурил брови и покачал головой, изобразив недоуменную улыбку.

– Нет уж, приятель. Я – старый пёс, и меня не обучишь новым трюкам. Как-нибудь уж доживу свой век, – он громко раскашлялся, согнувшись над полом, а восстановив дыхание, продолжил. – К тому же, я получаю в порту кое-какие… медикаменты. Кстати, неплохо мне было бы наведаться к ним за назначением.

Глик выглядел теперь ещё хуже, чем в кресле у костра. Он явно переносил какое-то серьёзное заболевание. Хотя, возможно, его заболеванием была обыкновенная старость.

– А подружка твоя – не из говорливых, так? Тебе стоит ценить это в женщинах, – сказал капитан, а потом, посмотрев Хейзи в глаза и слегка наклонившись, громко спросил: – Ты, красавица, хорошо поела?

– По-нашему она не говорит, – ответил за неё Верон.

– Как это? Болеет, что ли? – старик покрутил пальцем у виска.

– Нет. Долго объяснять… Да, в общем, я и сам не знаю, что с ней не так. Но очень хотел бы это выяснить.

Вдруг Верон заметил, что капитан уже не слушает его, а уставился через окно вдаль, на тропу, спускающуюся с холма со стороны порта. По ней к хижине приближались два патрульных робота.

– Сидите здесь, – тихо сказал старик, встав со скамьи и направившись к выходу. – Ждите громкого сигнала. Как только услышите его – бегите к морю, на причал, в самый конец.

– Что вы им скажете?

– Давай, не рассусоливай, дружок, – бросил капитан через плечо и вышел наружу.

Через минуту роботы были на месте.

– Вы что, не видели знаков, болваны косорожие? – крикнул Глик.

Подойдя к костру, они остановились на небольшом расстоянии, чтобы не оплавить сверкающие белой композитной обшивкой корпуса. Их головы в форме округлых конусов были оснащены чёрной полосой датчиков кругового наблюдения. Один из них произнёс: