Главком П.Н. Врангель, сменивший А.И. Деникина на этом посту в апреле 1920 года, произвел Слащова в генерал-лейтенанты. Однако такое врангелевское отношение к Слащову было недолгим. После перегруппировки сил Врангель приказал Слащову силами его корпуса провести десантную операцию. В начале июня 1920 года тот пересек Азовское море и овладел Мелитополем. Но в дальнейших боях под Каховкой слащовский корпус понес большие потери. На этой почве произошел конфликт генерала с главнокомандующим, и Слащов подал рапорт с просьбой об отставке, которая была принята. Чтобы не возникало нежелательной реакции на удаление популярного генерала, Врангель в своем приказе указал на необходимость Слащову «ввиду страшного переутомления» «отойти на время на покой». И далее приказал «…дорогому сердцу русских воинов – генералу Слащову именоваться впредь Слащов-Крымский». Так называли только князя В.М. Долгорукова, покорившего Крым в Русско-турецкую войну 1768–1774 годов. Так же почетно именовали и светлейшего князя Г.А. Потёмкина за его руководство устройством Крыма – Таврический.

В своих мемуарах П.Н. Врангель объяснил происшедшее так: «Хороший строевой офицер, генерал Слащов… с горстью людей, среди общего развала, отстоял Крым. Однако полная, вне всякого контроля, самостоятельность, сознание безнаказанности окончательно вскружили ему голову… Не довольствуясь уже ролью строевого начальника, он стремился влиять на общую политическую работу, засыпал Ставку всевозможными проектами и предположениями, одно другого сумбурнее, настаивал на смене целого ряда других начальников, требовал привлечения к работе казавшихся ему выдающимися лиц».

Генерал Слащов в мемуарах оценил Врангеля по-своему: «Он не мог терпеть вокруг себя людей с собственной волей и приближал льстецов, не говорящих неприятности. Точно так же он не мог терпеть ореола популярности около кого бы то ни было, кроме себя. Но самое страшное – полное неумение Врангеля управлять частями на широком фронте, отсутствие стратегического мышления». Слащов также был недоволен соглашением Врангеля о взаимопомощи с Антантой, как противоречившим главной идее Белого движения о «Великой, Единой и Неделимой России».

После отставки Я.А. Слащов собирал материалы по истории защиты Крыма, которые вошли в этот сборник. В 1924 году в СССР он издаст их книгой «Крым в 1920 г. Отрывки из воспоминаний». Закончить Слащову эту работу в Крыму помешало наступление Красной армии 28 октября 1920 года. Оборона белых 8 ноября была прорвана, но главкому Врангелю удалось быстро оттянуть войска к портам и эвакуировать их из Крыма. В общей сложности почти 150 тысяч человек покинули его вместе с врангелевской армией.

В эмиграции генерал Слащов жил с женой в Константинополе, открыто осуждал генерала П.Н. Врангеля и его штаб, за что по приговору «суда чести» был уволен от службы без права ношения мундира. В ответ в январе 1921 года Слащов издал книгу «Требую суда общества и гласности. Оборона и сдача Крыма (Мемуары и документы)», которая тоже вошла в этот сборник. «Константинопольская брошюра» написана им непримиримо. По Слащову, в ноябре 1920 года белым следовало продолжать войну, а не эвакуироваться. С такой точки зрения Слащов считал Врангеля несостоятельным главкомом и призывал «общество» отказать ему в доверии на будущее.

3 ноября 1921 года ВЦИК РСФСР объявил амнистию участникам Белого движения. Слащов в Константинополе вступил в переговоры с советскими властями и был амнистирован. Он обратился с воззванием к белым за границей:

«С 1918 года льется русская кровь в междоусобной войне. Все называли себя борцами за народ. Правительство белых оказалось несостоятельным и не поддержанным народом – белые были побеждены и бежали… Советская власть есть единственная власть, представляющая Россию и ее народ. Я, Слащов-Крымский, зову вас, офицеры и солдаты, подчиниться советской власти и вернуться на родину. В противном случае вы окажетесь наемниками иностранного капитала и, что еще хуже, наемниками против своей родины, своего родного народа».

В Москве Я.А. Слащова сначала назначили преподавателем Военной академии РККА. На занятиях он резко высказывался, например, о том, что у Красной армии не было стратегии, как это понимается военной наукой. Отдельные блестящие операции, он говорил, надо рассматривать лишь как результат таланта командиров. Из сей академии такого лектора удалили. С 1922 года Я. А. Слащов стал преподавателем (а с 1924 года – главным руководителем) тактики в Высшей тактически-стрелковой школе командного состава РККА (высшие офицерские курсы «Выстрел»). Судя по его статьям в периодической печати («Лозунги русского патриотизма на службе Франции», «Врангелевщина» и др.), он разочаровался в Белой идее. Преподавал Слащов как знаток военной науки, великолепно анализировал, но не жалел язвительности, разбирая операции красных войск. На его лекциях всегда было полно народу, и напряжение в аудитории было порой как в бою, вспоминал потом советский генерал армии П.И. Батов. Многие командиры-слушатели сами сражались с врангелевцами. Среди учеников Слащова были и будущие маршалы А.М. Василевский, Р.Я. Малиновский, Ф.И. Толбухин.

Статьи и книги по тактике и военной истории Я.А. Слащов публиковал каждый год. Подготовил к печати солидный труд «Мысли по вопросам общей тактики», опубликованный после его гибели. В те годы он прекратил употреблять наркотики, но выпивал и накоротке в застольях говорил: «Красные – мои враги, но они сделали главное – мое дело: возродили великую Россию! А как они ее назвали – мне на это плевать!» Его жена, Нина Нечволодова, руководила у курсантов драмкружком. В 1925 году Яков Александрович снялся в фильме «Врангель» в роли себя самого.

11 января 1929 года Яков Слащов был убит в Москве в своей комнате при школе тремя выстрелами в упор из револьвера. Убийца – курсант Московской пехотной школы им. Уншлихта Лазарь Коленберг. Следствие констатировало, что идея об убийстве возникла у него как реакция на репрессии белыми еврейского населения в городе Николаеве. Одной из их жертв был родной брат Коленберга, за которого отомстил Лазарь. Психиатрическая экспертиза признала Коленберга в момент совершения преступления невменяемым. Дело сдали в архив, оно до сих пор не рассекречено, Л. Коленберга выпустили на свободу.

Скорее всего Я.А. Слащов стал одной из первых жертв репрессий в СССР против военспецов из РККА – бывших генералов и офицеров императорской армии. На это указывает, например, то, что Коленберг мог давно убить Слащова, который жил на частной квартире без охраны, но сделал это внезапно после долгих лет пребывания того в Москве. Подозрительна версия о коленберговской «личной мести» и потому, что она как бы случайно совпала в 1929 году с началом массовых репрессий против военспецов, которых снова стали звать «буржуазными специалистами». Репрессии обрушились как раз на тех, кто возвратился из эмиграции, служил в лейб-гвардии, воевал за белых. До 1937 года таких императорских военных было ликвидировано около четырнадцати с половиной тысяч. По делу «Весна» или «Гвардейскому делу» о военспецах только в Ленинграде в мае 1931 года их было расстреляно свыше тысячи человек.

Точную подоплеку убийства Я.А. Слащова пока не удается выяснить. Поэтому завершим очерк его судьбы теми словами, которые бывший белый генерал сказал перед возвращением в Отечество:

«Если меня спросят, как я, защитник Крыма от красных, перешел теперь к ним, я отвечу: я защищал не Крым, а честь России. Ныне меня зовут защищать честь России, и я еду выполнять мой долг, считая, что все русские, военные – в особенности, должны быть в настоящий момент в России».

Владимир Черкасов-Георгиевский

Крым в 1920 году

Введение

В настоящее время в печати появляется много мемуаров, исследований и статей о событиях 1918–1920 гг., когда русский народ переживал великую драму гражданской войны. Многие из авторов облекают себя в беспристрастную тогу историка, претендуя на абсолютную верность своих взглядов и суждений. Лично я на это не претендую. Человек, переживший бурный период, беспристрастно его описывать не может. На все его изложение ляжет отпечаток его личных воззрений и впечатлений. Поэтому я, приступая к своим запискам, заранее предупреждаю читателей, что все изложенное будет пропитано моими настроениями и моей идеологией, потерпевшей страшный излом за это бурное время.

В изложении фактов, конечно, я буду придерживаться полной правдивости, но освещение их будет носить следы моей прежней идеологии, изжить которую мне удалось лишь в самое последнее время, когда у меня открылись глаза и я понял многое, чего не понимал во время переживания излагаемых событий.

Прежде чем приступить к фактам, изложению которых посвящена эта книга, я считаю нужным сказать несколько слов о Добровольческой армии и ее идеологии до Крыма и бросить взгляд на то, как возникло на юге России движение против Советской власти, приведшее к столь печальным последствиям.

После быховского сидения группа лиц с Корниловым и Алексеевым во главе обосновалась в Новочеркасске на Дону, куда Советская власть еще не проникла. Их цель была – собрать новую армию взамен разложившейся на фронте и продолжать борьбу с германским нашествием, причем большевики рассматривались как ставленники немцев. Короче говоря, идеей, руководившей этими людьми, была борьба за «отечество», которое одно уцелело от триединого лозунга, под которым военные элементы России воспитывались в течение 200 лет. Действительно, если идея «царя» была дискредитирована, то идея «отечества» держалась крепко; она была впитана, так сказать, с молоком матери и поддерживала дух армии за все время Германской войны. И вот теперь она опять должна была выдвинуть массы на борьбу с иноземным нашествием, и прежде всего против Советской власти, которая тоже рассматривалась руководителями Добровольческой армии как иноземный элемент.

Но пошли ли массы на эту новую борьбу? Нет. В Новочеркасске собралась только группа «интеллигенции» в 2000 человек, а народные массы остались глухи к их призыву. Власть трудящихся, провозгласившая вполне понятный массам лозунг борьбы против эксплуататоров, торжествующе двигалась на Дон. 5 января 1918 г. я прибыл в Новочеркасск, где было всего около 2000 добровольцев – юнкеров и офицеров, которые частью шли «идейно», а частью потому, что некуда было деваться. Во всяком случае, все они были против Советской власти совершенно сознательно.

Эту группу лиц не надо смешивать с позже попавшими в Добровольческую армию лицами из интеллигенции, очутившимися в ее рядах только потому, что жили в районе, захваченном ею. С тем же успехом они служили бы и у красных. Надо сказать, что интеллигенция в массе совершенно растерялась, не отдавала себе отчета в происходящем и принадлежала к партии «И. И.» (испуганный интеллигент).