Михаил Ланцов: Хозяин дубравы. Том 3. Саженец

На правах рукописи

Пролог

168, берзень (март), 17

Варкалось.

Хливкие шорьки…

Ну то есть отвратительно сырой и прохладный воздух так и норовил залезть за шиворот. Отчего Беромир поежился, встряхнул головой, выгоняя песенку про Бармаглота, и укутался плотнее в свой гамбезон^[1].

Проснувшись еще по темноте, он отправился справлять малую нужду. Вот и вылез на улицу. Удобства-то все там находились. Вон – нужник на пять «посадочных мест» какой знатный построили. И гадить удобно, и чистить сподручно, хотя пока до этого и не дошло. Одна беда – гигиена. Но ведун ее решил по-исламски, принося с собой из помещения теплую водичку в кувшинчике. Ну а что? Всяко лучше, чем соломой это место тереть или вообще слегка обосранным ходить, не подтираясь. Этот вариант аромата «Шанель № 5» Беромиру решительно не нравился, и он с ним боролся как мог.

Зима, конечно, и наступила поздно, и отошла рано. Вон и вода вскрылась, и снег почти ушел. Однако же по ночам все еще порой прихватывали легкие заморозки. Такие, как сейчас, покрывавшие лужи тонким полупрозрачным льдом, отчего даже малые ложбинки, днем бывшие просто сырыми, сейчас нежно хрустели, словно тонкие косточки.

Беромир дошел до нужника.

Сделал свое нехитрое, но очень приятное дело.

И вместо того, чтобы отправиться дальше спать, занялся делами. Судя по небу, рассвет был близок. Тем более что ему хватало сна. Вон свеж и бодр. А дел имелось в избытке…

Согласно уговору все шестеро бояр явились к нему по открывшейся воде. Да не одни, а со своими дружинниками на доведенных до ума лодках. К каждой большой пироге, как их упорно называл Беромир, крепился на паре балансиров противовес. А на нее саму водружался косой парус. Получалось подобие ранней версии катамарана Беромира.

Вот на них и приплыли.

Теперь же, набившись в длинном доме, спали. И на первом ярусе, и на втором, и на полу. Беромир не поверил бы, что в эту постройку влезет СТОЛЬКО, если бы сам не увидел. Похлеще знаменитых «резиновых» квартир в Москве, оттуда, из XXI века. То еще лежбище тюленей получалось, храпящих на все лады. Пройти через них к выходу, не отдавив никому конечности, был отдельный квест. Да и душно, даже несмотря на достаточно продвинутую вентиляцию дома. Из-за чего, среди прочего, ведун обратно и не полез.

Умылся.

Сделал легкую зарядку, чтобы тело окончательно пробудить да кровь по венам разогнать. Подкинул дров в дежурный костер. И занялся текущими делами – теми, что хорошего освещения не требовали. А минут через десять к нему начали присоединяться люди, которых он разбудил. Кто рано встает, тот всех достает, ходит, кастрюлями гремит, утверждает одна из пословиц. Здесь имелся иной инвентарь, но итог от этого не переменился.

Так рассвет и встретили.

Впрочем, кислых лиц не наблюдалось. Рано темнело, поздно светало, да и будильников, выгоняющих на работу ни свет ни заря, еще даже в проекте не наблюдалось. Так что люди хорошо высыпались.

Позавтракали.

И только уже собрались провести общее построение, чтобы продолжить учебные маневры, как кто-то заметил лодку.

– Глядите!

– Кто сие?

– Да кто ж его знает? Далеко!

– Один из них машет. Смотрите. Он нам машет!

– Все же в сборе, – удивился Беромир. – Али кто еще должен подойти попозже из дружинников?

– Все, кто должно, тут, – хмуро произнес Борята, и остальные подтвердили.

– Хм… – задумчиво произнес ведун, нахмурившись.

Эти гости не пугали.

Нет.

Что они могут им сделать? Просто выглядели странными и неожиданными. Из-за чего, пока их не разглядели, все находились в гнетущем напряжении. Когда же гостей опознали – и пуще стало непонятно. Беромир так и не договорился с местными. Никто не согласился уступить свою землю для спасения трех южных кланов. Вот ведун и не ходил к ним по льду. Что являлось отказом, по их уговору. Тем загадочнее становилось прибытие по самой весне этой лодки.

Еще немного подождали.

Пирога причалила к мостку. И вышедший на помост Добрыня мрачно произнес вместо приветствия:

– Роксоланы идут.

– Куда? – спросил ведун, несколько растерявшись.

– За тобой идут. За всеми вами.

– Твою налево!

Часть 1
17 оттенков весны

– Вы сделали одну ошибку.

– А именно?

– Вы приняли меня за какого-то идиота.

к/ф «Джентльмены»

Глава 1

168, берзень (март), 17

– Где они сейчас? – спросил Борята, присаживаясь на лавку рядом.

– То мне неведомо, – пожал плечами Добрыня, скосившись на семью.

Жену и детишек его кормили горячим. Да и он сам хлебал из миски с немалым энтузиазмом нажористое варево из жита да рыбы.

Отощали они. Изрядно отощали. Вон одни глаза. В чем только жизнь теплилась. Особенно у малышей, организм которых еще толком не окреп. Тяжело им далась зима.

– Они тебя преследовали?

– Первый день токмо. Но моя лодка ходкая. И мы оторвались.

– Как же ты смог? Вон как исхудал. А весло, оно слабости не терпит.

– Жить захочешь, не так раскорячишься, – мрачно ответил Добрыня. – Хотя признаюсь – чуть не издох. Но и жена с детишками помогали. Без них не сдюжил бы. Все гребли как могли. Спасло еще и то, что умение есть. А у тех, кто в погоню бросился, его не наблюдалось. Я как пригляделся – заметил: руки они себе стерли в кровь с непривычки.

– Они так близко подошли, что прям мозоли разглядел? – удивился Беромир.

– Зачем? Движения. Они очень приметные. Много раз видел, как кто по юности себе руки стирает, а грести надо.

– Да уж, на веслах от вас идти далековато, – покачал головой Борята, прикидывая расстояние. А потом глянул на свою парусную лодку, на которой стало сильно легче и быстрее ходить по рекам. Как они только раньше веслами обходились? И ведь ничего сложного нет…

– А почему? – вернулся к более интересной теме Беромир, нарушив небольшую паузу в разговоре.

– Что «почему»? – не понял Добрыня.

– Почему они грести не умели? Среди людей, живущих вдоль рек, к Пробуждению уже все мужи умеют. И ладони заматеревшие. Плотные.

– Все да не все. Ни роксоланы, ни языги обычно в лодку не садятся, они все верхом на коне. Порой мыслится, что приросшие они к нему. А вот воды боятся. Многие из них жизнь проживают, а весла ни разу и не берут в руки. Сусаг бы лично ходил за данью, если бы не требовалось на ромейскую лодку залезать. Да и Арак особой радости от того не испытывает. Давно бы лодки завели, но нет. Только за коней держатся.

– А тут сподобились…

– Видать, приспичило, – усмехнулся Добрыня. – Ты ведь им на самое больное место там, у перелеска, наступил. Никто из наших НИКОГДА не позволял себе совершать набеги ни на роксоланов, ни на языгов, ни на их родичей. Даже и пересказать тебе не могу, какой по степи гул стоит от пересудов. Словно растревоженный улей.

– Гёты же набегают.

– То гёты.

– А мы чем хуже? – усмехнулся Беромир. – Пусть радуются, что мы до ставки раса не дошли. Вот где обида приключилась бы. Только представь. Ночь. И их правитель в исподнем на коне пытается ускакать в степь, спасаясь.

– Даже и пробовать не стану, – покачал головой Добрыня. – Тебе такое не простят.

– Да ладно тебе, – махнул рукой ведун. – Простят… Не простят. Ты рассуждаешь так, словно они только решают. Пошли они к черту!

– К кому?

– Да сподручные это Велеса. Приглядывают за мрачным чертогом, мучая души дурных людей. Ладно. Это сейчас неважно. Ты лучше скажи, чего ты сбежал-то? Из-за голода?

– Зима близилась к концу. Мы трудно, но пережили ее и всерьез обсуждали: как жить дальше. Даже кое-какие запасы сохранили для посева. Думали как-то перебиться рыбной ловлей, рогозом с камышом да улитками и прочим. Но тут пришли они – роксоланы. По последнему снегу.

– О как! Раньше срока?

– Никогда так к нам не приходили. Они обычно зимой у самого моря кочуют. Там и снега поменьше, и холода помягче.

– И что они хотели?

– Нашей крови. Стали устраивать дознания и расправы. Убивали и грабили, забирая последнее. Мой род жил севернее всех, оттого до нас быстро и не добрались. Иначе бы и нам конец.

– Погоди, – шагнув вперед, произнес Беромир, – вас что, пришли убивать? Всех?!

– А кто их разберет? – мрачно ответил Добрыня. – В первую очередь они резали тех, кто тогда в поход пошел на тебя. Говоря, что самовольно и без их соизволения напали на людей, что стояли под их защитой. Но это просто пустая болтовня. Потому как и остальных терзали, грабя немилосердно. Многих девиц и молодух угнали в рабство. Оставшихся же бросали без припасов, обрекая на голодную смерть. Ну или сразу резали, если люди осмеливались что-то им говорить.

– И люди терпели?! – ахнул Беромир.

– А что они могли сделать? Их вон сколько пришло! Даже если за копье возьмешься или дубину – и одного не убьешь, разве что случайно. Бояр у нас ваших нет. Дружин тоже. Сборы же мужчин они разгоняли нещадно. Вот и получалось, что единственным спасением оказывалось бегство.

– Да куда в степи-то бежать? Только умрешь уставшим.

– Люди старались перебраться на правый берег Днепра, к языгам. Ну что ты на меня так смотришь? Куда еще-то? Больше и бежать-то некуда, только к ним.

– Как будто кто-то там ждал беглецов, – нахмурился Беромир.

– Языги в набеги ходят на ромеев. Там рабочие руки надобны. Да и в набежники можно пристроиться. С дубинкой какой и без особой надежды на добрую добычу, но хотя бы выживешь и прокормиться сможешь. Тем более что поход сильно зависит от удачи. Иной раз уйдешь в рваных штанах и дубинкой, а вернешься богато одетым и с дорогим оружием.

– Или сгинешь.

– Ну или так, да. Большинство просто погибают.

– А женщины и дети как? Их кто кормить станет во время набега? Бежали же как есть, без имущества.

– О них и речи нету, – особо мрачно произнес Добрыня. – Куда бабы-то побегут али дети малые? Не сдюжат, – махнул он рукой. – На правый берег только отдельные мужи могли уходить, и то если Фарн им благоволит.

– А ты чего туда не побежал?

– А не дали.

– Серьезно? – удивился Борята.

– Увидев, что творится, роксоланы на правый берег всадников вывели своих. Еще по льду, чтобы ловить бегущих. А по реке, как она вскрылась, лодки пустили. Наши же. Мертвым и рабам они были без надобности. Да только грести эти всадники, как должно, не разумеют. Оттого мы и смогли оторваться.

– Погоди. А отчего ты сразу сказал, будто они сюда идут? – спросил Беромир. – Они ведь за вами погнались, а после отступились.

– Так мы, как оторвались, ушли недалеко. Дня на два перехода – к устью реки Сож. Где и встали на отдых. Заодно еды какой требовалось добыть. И я решил с копьем на рыбу по ночам поохотиться, как ты и сказывал. С дровами беда – болотистые берега. Все вокруг сырое, включая хворост. А топоров нет, чтобы сухостой свалить. Оттого огня и не разводили, ели все сырым. Это нас и уберегло. Приметили их издали, по дымам, а они нас сразу не разглядели.

– Вы же около берега сидели. Как там спрятаться можно? – продолжал излишне въедливо и подозрительно расспрашивать его Беромир.

– В заводи небольшой. Там просто потише было, и ветер такой не дул. Оттого и теплее. Мы же рухлядью грелись, да тряпками. Ложились бок о бок. Накрывались. И пытались как-то согреться.

– Ясно, – кивнул ведун. – А с чего ты решил, что они за нами идут, а не вас преследуют? Может, просто отстали поначалу, а потом нагнали?

– Такой силищей? – усмехнулся Добрыня.

И дальше он поведал о том, что по земле идет конный отряд в несколько сотен воинов. Да с ним еще племенного ополчения сколько-то. Не пешком, на лодках, в которых перевозят награбленные у них припасы.