– Давно знаете Василевскую? – спросил следователь.

Шура глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями.

– Мы живём здесь лет двадцать, а Марьяна чуть больше года. Она снимает эту квартиру. До неё там жила Людмила Сергеевна. Моя мама с ней дружила, ухаживала, когда та заболела, но её не стало, и племянник Людмилы Сергеевны сдал квартиру. А что случилось? Где Марьяна?

Саблин помолчал секунду.

– Вашу соседку убили.

– Убили? – повторила Шура, пытаясь осознать смысл слова.

– Да. Мне жаль. В ближайшие несколько дней здесь будут работать сотрудники полиции, а вам, возможно, придётся подъехать в отделение и дать показания.

– Боже мой, – пробормотала женщина, приложив руку к лицу. – Какой ужас!

– Чем вы занимаетесь? Не работаете?

– Работаю. Я реставратор, но сегодня воскресенье, у меня выходной.

– Вы сказали, у вас есть сестра?

– Да. Женя. Она сейчас на работе.

– С ней нам тоже надо будет побеседовать.

– Хорошо.

– Живёте вдвоём?

– Да.

– Что можете сказать о соседке? Какие у вас отношения?

– Особо никаких. Здоровались, и всё.

– Какая она была?

– Симпатичная, молодая. Приветливая, очень милая, – Шура потёрла руками плечи.

– Вы бывали у неё в квартире?

– Нет.

– Она не говорила об увлечении мистикой?

– Нет, не говорила.

– К ней приходили друзья?

– Да, иногда я видела кого-то у её квартиры, но ведь это нормально, юная особа.

– А мужчины?

– Пару раз замечала молодых людей у лифта.

– Понятно. А когда вы с ней встречались, не обращали внимания, что Василевская была странно одета?

Шура покачала головой.

– Вроде нет. Ну то есть меня удивили как-то её длинные ногти с чёрным лаком, и красилась она очень ярко, но мне почти сорок три года, я ничего не понимаю в молодёжных тенденциях.

– А вашей сестре сколько?

– Пятьдесят один.

– Она тоже не общалась с соседкой?

– Нет.

– Вы не замечали, чтобы Василевская уходила поздно ночью куда-нибудь?

– Мы с сестрой ведём тихий образ жизни, рано ложимся спать. Правда, у Жени часто бывает бессонница, но у нас нет привычки подглядывать за соседями.

– Ясно. Спасибо, – Саблин сделал шаг к лифту, – можете уйти к себе. Сейчас здесь будут работать оперативники, вы будете мешать. Мы свяжемся с вами.

Шура кивнула и направилась в свою квартиру.

Выйдя на улицу из подъезда, следователь закурил.

– Меня мучит вопрос, – сказала Дина, – зачем голову отнесли на кладбище?

– А зачем её вообще отделили от тела, тебя не интересует?

– Тоже, да. Но всё-таки. При условии, что убийца по каким-то причинам решил обезглавить Василевскую, можно же было оставить голову и в квартире?

– Кладбище тут прям через дорогу буквально, – Саблин указал в сторону возвышающихся над деревьями куполов Смоленского собора Новодевичьего монастыря.

– Да, но тем не менее. Мне кажется, вампирская тема имеет не последнее значение.

– Не начинай, – майор выпустил в воздух сигаретный дым.

– А если убийца хотел так наказать Василевскую за её увлечения? Вы же видели все эти вещи и книги? Девушка явно занималась чем-то оккультным.

– Это не повод её убивать.

– И слово «луна» на карточке. Тут точно какая-то чертовщина, – не слушая следователя, продолжала Дина.

Саблин вздохнул и выкинул недокуренную сигарету.

– Поехали в участок. Надо узнать про жертву больше.

Глава 12. Воскресенье. 18.45

Весенний вечер окутал Москву мягким розоватым закатом, когда следователь подошёл к дому в Учебном переулке недалеко от Новодевичьего кладбища. Вчерашний день оставил после себя тяжёлый осадок: на территории старинного некрополя была обнаружена голова женщины. А сегодня утром, словно эхо той находки, в одном из жилых домов вблизи некрополя нашли и тело.

Пока Максимова собирала информацию о жертве и владельце квартиры, криминалисты скрупулёзно работали с уликами, найденными на месте преступления. Но Саблину хотелось большего. Он решил пройтись по району ещё раз, в одиночестве и без суеты. Ему требовалось прочувствовать атмосферу, впитать в себя этот вечер и увидеть то, что ускользнуло от глаз в дневной спешке.

Он пошёл от дома Василевской к воротам кладбища. Взгляд его цеплялся за детали: за трещины на асфальте, за покосившуюся ограду, за окна домов, выходившие в переулок, за припаркованные автомобили, за силуэт прохожего, мелькнувший вдали. Он пытался представить, как всё произошло. Как убийца, предположительно, нёс голову по этой самой улице, под покровом ночи или в предрассветных сумерках. Как он двигался, какие звуки его окружали, какие мысли роились в голове.

Войдя на территорию некрополя, следователь остановился. Тишина здесь была особенной – не пустой, а наполненной шёпотом веков, покоем ушедших. Он вслушивался в эту тишину, пытаясь уловить отголоски трагических событий и поставить себя на место убийцы. Понять его мотивы, его логику. Что двигало им? Страсть, ненависть, безумие?

Закат догорал, окрашивая небо в багровые тона. Тени удлинялись, окружая надгробия потусторонними силуэтами.

Саблин направился по дорожке в сторону старой части кладбища, где нашли голову.

Он представил, как дрожали руки убийцы, как билось его сердце в груди, заглушая шелест весенних листьев. Испытывал ли преступник страх или, наоборот, извращённое торжество? Была ли это спонтанная, яростная вспышка или тщательно спланированный акт, где каждый шаг тщательно выверен? Переживал ли он тяжесть содеянного? Искал ли место, чтобы спрятать часть своего преступления, выбирал ли уголок, где покой и забвение станут вечными? Следователь проецировал в уме, как убийца, возможно, оглядывался по сторонам, как судорожно вслушивался в шорохи.

Закат уже почти погас, оставив лишь слабый отблеск на горизонте. Тени стали гуще. Но в нарастающей темноте майор ощущал не страх, а обострение чувств. Он начал замечать то, что раньше ускользало: едва уловимый запах черёмухи и цветущих яблонь, тихий скрип старых деревьев, далёкий лай собаки.

Саблин медленно двигался дальше, вдоль аллеи, где надгробия стояли плотной стеной. Остановился у одного из старых памятников, покрытого мхом. Представил, как убийца мог проходить мимо. Наконец он завернул на узкую тропинку и пошёл к монастырской стене, к месту преступления, огороженному жёлтой лентой. Эксперты уже закончили свою работу, и лента казалась теперь лишь ненужным напоминанием о разыгравшемся здесь кошмаре.

Майор стоял посреди царства покоя, улавливая, как прохладный ветерок касается его лица.

Внезапно донёсся шорох крыльев. Невольно вздрогнув, Саблин обернулся. Никого. Лишь деревья, усыпанные молодой листвой, тихо шелестели на ветру.

Но тут, из ниоткуда, на надгробие, рядом с которым нашли закопанную голову, села большая птица. Следователь замер, поражённый. Сова. Огромная, с оперением цвета ночи и двумя пронзительными красными глазами. Она пристально взирала на Саблина, и в её взгляде читалось что-то по-человечески осознанное и… немного жуткое.

Майор стоял, не в силах оторваться от удивительного зрелища. Сова продолжала смотреть, не двигаясь, словно оценивая его. А потом, так же внезапно, как и появилась, она взмахнула крыльями и бесшумно взмыла в воздух, растворившись в вечернем небе.

Саблин потянулся за сигаретой. Что это было? Случайность? Или знак? Сова с красными глазами. Точно такая же птица, как в квартире Василевской, и такого же оттенка глаз, как линзы убитой. Чертовщина какая-то. Майор выругался и закурил.

В тот же момент, когда последние лучи солнца окончательно скрылись за горизонтом и кладбище погрузилось в глубокие сумерки, следователь почувствовал, как что-то изменилось. Он понял, о чём говорил сторож дядя Вася, – еле уловимые признаки чужого присутствия. То был не просто ветер или игра теней, а понимание: он здесь не один.

Сердце неприятно ёкнуло, по шее скользнул холодок. Жутковато. Саблину захотелось развернуться и уйти как можно скорее. Он уже собирался сделать шаг назад, но тут из густой темноты, окутавшей дальние могилы, показалась фигура.

Глава 13. Воскресенье. 19.20

Фигура медленно, словно выходя из небытия, начала двигаться в сторону майора.

Следователь инстинктивно потянулся к кобуре. Но фигура не проявляла агрессии, шла вперёд, и с каждым шагом её силуэт становился всё более отчётливым. Когда она подошла ближе, Саблин выдохнул. Не потусторонняя сущность. Человек. Мужчина. Пожилой, невысокий, в кепке и тёмной куртке.

– Что вы здесь делаете? – спросил он низким прокуренным голосом.

– Полиция, – Саблин вытащил удостоверение и предъявил незнакомцу. – А вы кто?

Мужчина приблизился к могилам, где стоял майор.

– Я местный сторож. Семён.

– Правда? – удивился следователь. – А где дядя Вася?

– Мы с ним работаем посменно, – мужчина сощурился. – Так и что вы тут делаете?

Саблин глянул на оградительную ленту.

– Вообще-то здесь место преступления.

– Это ясно. Но вечером-то вы зачем сюда пришли?

– Осмотреться.

Семён хмыкнул.

– И как? Осмотрелись?

– Вполне.

– Не сто́ит бродить тут, – сторож достал пачку сигарет и тоже закурил. – Хоть вы и из полиции, но в сумерках все равны.

– Верно, не положено, – согласился Саблин.

– Дело не в законе, – покачал головой сторож. – Погост – место не для живых. Здесь покоятся те, кто ушёл. Их покой нельзя тревожить.

В словах сторожа прозвучала какая-то зловещая нотка, но следователь воспринял их со свойственным ему скептицизмом. Тем не менее он решил воспользоваться возможностью.

– Давно здесь работаете? – поинтересовался Саблин. – Знаете об этом месте? Кладбище и монастырь.

Морщинистое лицо Семёна засветилось улыбкой.

– А то как же! Здесь земля пропитана слезами и молитвами. Новодевичий монастырь, что возвышается за стеной, основан ещё в шестнадцатом веке, во времена Василия Третьего. Изначально тут была крепость, защищавшая подступы к Москве с юга. Монастырь женский, и вскоре он стал местом заточения для неугодных цариц. Сколько трагедий разыгралось за этими стенами, сколько сломанных судеб нашли здесь свой конец… Вот даже взять, к примеру, царевну Софью Алексеевну, дочь царя Алексея Михайловича. В семнадцатом веке по распоряжению Петра Первого её заключили в этот монастырь. Вы же знаете историю? Участники Стрелецкого восстания намеревались возвести на престол царевича Алексея Петровича и возобновить регентство Софьи. После подавления бунта её насильно постригли в монахини, а потом похоронили в Смоленском соборе.

– Да, да. История мне известна, – кивнул Саблин. Сторож удивил его, говоря спокойным, ровным тоном, слаженно и понятно, не в пример дяде Васе.

– А кладбище… оно росло вместе с монастырём. Сначала здесь хоронили монахинь и знатных женщин, приближённых к царскому двору. Позже тут стали находить свой последний приют герои войны с Наполеоном, писатели, учёные, врачи… Взгляните на эти старые плиты, – сторож махнул рукой на поросшие мхом надгробия, едва различимые в полумраке, – здесь покоятся те, чьи имена давно забыты. Но их души… они рядом, наблюдают за нами, за живыми. И не любят нарушающих покой. Говорят, что по ночам, когда луна особенно яркая, можно услышать шёпот с могил. Это души умерших рассказывают друг другу свои истории, делятся печалями и радостями. И горе тому, кто осмелится подслушать их разговор.

– Ну да, – Саблин бросил окурок на дорожку. – Ваш коллега, дядя Вася, как раз упоминал о странных шорохах в ночь инцидента. Раньше он их не слышал.

– Ой, – Семён махнул рукой, поморщившись, – Васька чёрствый как сухарь. Даже если увидит, не поверит собственным глазам. Совсем спился.

– Нет, наоборот. Он был вчера напуган.