У него глубокий шрам на лице от скулы до челюсти. Лицо из-за этого перекосило, кажется, будто оплавилась маска, и часть её стекала вниз. Какой-то нерв задет, значит. Ещё и слюна копится в краешке рта.

– Вот кто сдал, значит, сука, – он пнул колесо грузовика и глянул на остальных. – Попался он, мразь. Не зря это всё.

Кто он такой, мы не знали, сам он не представлялся, но, скорее всего, это особист. Охраняла его спецура – три мужика свирепого вида. У одного на разгрузке был закреплён большой нож в ножнах, который всё хотел посмотреть Шопен.

Ну и нас подтянули для компании, чтобы сопровождали их в этом районе. Мы тут всё хорошо знаем, насколько это вообще возможно в этих враждебных местах.

Я остановился у «Уазика», окинул салон взглядом. Всех, кто был внутри, положили наглухо, почти в упор, но один погиб не сразу и его добили кинжалом.

Необычно молчаливый Шустрый встал рядом, посмотрел туда, а потом положил руки на капот, склонил на них голову и замер. Мы смотрели на него.

– Знаете их? – к нам подошёл мужик в камуфляже, показал на расстрелянную машину и сплюнул накопившуюся слюну.

– Знаем, наши, – сказал я. – Одноклассник его там был. Вон тот, светлый.

Мужик вытер краешек рта рукавом.

– Не зря это всё.

Нам не говорили, в чём суть случившегося, но мы сами понимали.

Здесь была засада.

Эта «Шишига» ехала с минимальным сопровождением в сторону Алхан-Юрта. Понятно, что «духи» кому-то заплатили за тот груз, что должна была везти машина, и кто-то сдал маршрут, по которому проедет конвой.

Кто-то или знал про всё, или даже сам отправил эти машины сюда. Доставка оружия почти на дом, от калашей до «Градов» и ПЗРК.

Просто этот конвой был пустой. Проходила спецоперация, чтобы найти того, кто продаёт оружие «духам». Ловля на живца.

Груза не было, но ехали-то сюда живые люди.

Один из спецназовцев опустился перед водителем, проверил, нет ли под ним гранаты или мины, после закрыл ему глаза ладонью, потом перекрестился.

– Короче, пацаны, – мужик со шрамом встал напротив меня. – Мы этого гада давно ловили, а теперь поймаем точно. Теперь знаем, кто именно причастен. Больше он продавать стволы не будет. Не зря это всё! Не повторится такого!

– А чё раньше-то не могли поймать? – глухо спросил Шустрый, не поднимая головы. – Толку-то, что поймали, пацанов-то уже нет. Неужели непонятно было раньше, кто всех сдаёт? Все же знали!

– Да не выходило, – со злостью проговорил мужик. – Конкретно надо было прижать, на готовом. Просто в другом месте они напали, не там, где должны были. Кто-то им про засаду рассказал, да не знал, что грузовик пустой. Будем выяснять, кто. И этого гада найдём. Там засада была, – он показал рукой, – впереди, а они здесь решили, пораньше, перехватить. Зато гада поймали. Не зря это всё было.

Он поначалу будто пытался оправдаться, как попугай повторяя, что «не зря это всё». Будто сам хотел в это поверить. А затем обозлился из-за того, что пришлось это всё говорить перед срочниками.

– Надо так! – отрезал он. – Приказы не обсуждаются. Зато оружие он больше продавать не будет! Не зря это всё!

– Как говорил Суворов, – заметил Самовар, сложив руки на груди, – любого интенданта через год службы можно смело вешать за воровство без всякого суда. Другой, значит, будет так же сдавать. А этот ещё под амнистию на День Победы попадёт, как с прошлым было. И в чём смысл?

– Ты чё, самый умный, блин? – психанул мужик. – Уберите тут всё! – он очень быстро отошёл к «Уазику», на котором приехал.

Спецназовцы переглянулись между собой и посмотрели на нас.

– Осторожнее, пацаны, – сказал один, кивнув на машину. – Заминировать их могли.

– Знаем, – я положил руку Шустрому на плечо. – Помоги, Боря, я начну, будем проверять.

* * *

Сапёром я не был, но научился. Хотя Самовар справлялся с этим лучше, но в его текущем состоянии он на это не способен.

Вспоминалось это всё чётко, особенно, как оправдывался особист, что всё было не зря. Вообще, по плану никто из наших не должен был погибнуть, грузовик пустили для отвода глаз, а боевиков на месте ждали парни из спецназа. Правда, боевики напали раньше.

Ту операцию организовали плохо. Мы себе такое позволить не можем.

Помыл лицо в столовке недалеко от центра. Раковина ржавая, краны очень тугие, работал только кран с холодной водой, горячая здесь вообще не бежала.

Неохотно, да, и сразу доверять Бродяга мне не станет, как и я ему. Но зато спецназовец выслушал меня внимательно. Главное – его парни тоже готовы слушать. В ближайшее время в гонку за власть в банде они точно включаться не будут, и их не перестреляют, как крайних.

Важно не показывать посторонним, что мы вообще в это вмешиваемся, как самостоятельная сила, а просто будем делать вид, что мы на какой-то одной стороне. Или братки объединятся против внешнего врага, как уже делали в нашем городе в начале 90-х.

Машина от Гарика ко мне не приехала, что-то сорвалось. Мне даже никто не позвонил и не прислал сообщение на пейджер. Городским авторитетам стремительно становилось не до нас, особенно когда был убит Фидель, а в Тихоборске начала действовать милиция.

Пока же авторитеты не сталкивались, собирали силы, а нам надо было закончить финальные приготовления, чтобы всё было не впустую.

После этого я вышел на улицу. Там уже ждал Газон, куря рядом со своей машиной.

– Ну чё, как оно? – бодро спросил он.

– Новостей много, Санёк, – я пожал ему руку.

Он сел на место водителя, но дверь пока не закрывал, выпускал сигаретный дым наружу. Вид задумчивый. Закончив, он отбросил сигарету, зачем-то тронул чётки, висящие на зеркале заднего вида, и захлопнул дверь.

– Ты знал, что Бродяга у Фиделя работал? – спросил я. – И что это он его грохнул.

– Не-е, – Газон выпучил глаза. – Вот же хитрый Федя… был. А Бродяга ещё хитрее.

– Братва знает, кто Фиделя мочканул?

– Ищут по всему городу. Гарик рвёт и мечет. Но менты звереют, считай, в центре города пальба, и три трупа сразу. ОМОН тащат сюда опять, говорят. Зато Рыжего повидаем.

– Короче. Фидель хотел меня грохнуть или запугать, чтобы мы к нему подались. Или не хотел, чтобы Гарик или Налим нас себе заполучил. Думаю, у него тёрки с ними были, и он сам хотел подняться. Человек-то неглупый.

– Ну это да, – Газон покачал головой. – Охренеть, как всё было устроено.

Он завёл двигатель и включил печку, сразу пошёл горячий воздух и стало теплее.

– Тут как в «Крёстном отце», – продолжал он, – вся бригада ушла на матрасы. Все по съёмным хатам обитают, ждут подставы. Шухер большой навели. Налим себе вбил, что Гарик на него подумает и грохнет. Ещё конторских боится, думает, что они его могут слушать.

– Ого. Параноит.

Газон нахмурил лоб.

– А что Гарик думает – так хрен знает, что у него на уме. Но Фидель много чего решал, много чего на себе замкнул. Ему теперь будет сложно.

Несколько железнодорожников в заляпанных мазутом бушлатах прошли в сторону депо от ближайшего магазина. Один нёс пакет с продуктами и бутылками. Он внимательно поглядел на нас.

Сегодня надо будет заехать к Царевичу в депо, он на смене, но дело для него будет вечером или ночью.

– Короче, Старый, – Газон вздохнул. – Хрен проссышь, что сейчас творится. Налим меня тряс в обед, чтобы пацаны, ну, мы, короче, не телились и переходили, или обещал, что будет серьёзно вопросы решать. А после меня отправил по делам, и я спалил, что за мной тачка ехала. Сейчас никого.

– Может он сделать так, чтобы от тебя избавились, если что-то пойдёт не так? – предположил я. – А то у него явно паранойя обострилась.

Он дёрнулся так, что чуть не ударился головой о потолок.

– Нет, ты чё! Братва не поймёт такого манёвра.

– Братва не поймёт, да у него разные люди есть для таких задач. Должны быть.

– Чё же всё так пошло-то, – Газон положил обе руки на руль. – Западло какое-то началось. Никого не трогали, всё как надо делали, по уму, а они, сука, жизни не дают.

– Потому что им надо одно – бабки, а для этого нужна сила. А если что-то получить не могут – уничтожают. Большие дети, которые дорвались до власти. И мы – только повод. Поэтому надо отбиваться, пока они друг другом заняты.

– А как тут отобьёшься? – он посмотрел на меня. – Сейчас или Гарик Налима раздавит, или Налим его скинет. И чеченцы с портовыми своего не упустят. А пацанов поляжет – куча. А чё, пацаны у нас нормальные есть. Чё, раз в бригаде, то не человек? Нормальные там есть пацаны, правильные, не беспредельщики. Просто ничего другого в жизни не видели. Мы тогда после школы в армейку загремели и на войну поехали, а они после школы сюда. Налим не зря по всем качалкам и ДЮСШам ходит, выбирает себе бойцов, воспитывает.

Газон хлопнул по рулю и скрипнул зубами. Вот его мир рушится, тот, к которому он привык. Но больше всего его точно беспокоит то, что он сам приложил к этому руку. Он же вступился за своих сослуживцев, чтобы они не пошли по его дорожке, потому что сам знает, что это не для них. И с этого всё пошло.

Но иначе никак, и мы с ним думаем одинаково о том, куда ведёт этот путь. Просто он всё-таки в своё время не удержался и вступил. Но в отличие от Бродяги, мы с Газоном прошли и Крым, и рым, и чёртовы зубы, а ещё огонь, воду и медные трубы. Всё как полагается, как и все из нас.

Поэтому общий язык мы найдём спокойно. Да и за нас он будет биться сильнее.

– Ничего, Санёк, – подбодрил я. – Отобьёмся. Всё уже придумано.

– Ещё повоюем? – Саня хмыкнул.

– Повоевали уже. Теперь подерёмся, чтобы им неповадно было. Расскажи мне о Графе. Мне Бродяга про него говорил, но ты его лучше знать должен.

– А чё Граф? – он нахмурил лоб. – Бугор он. Но он в посёлке обитается. Из города выдавили, у него там точек не осталось.

– Он же афганец?

Да, далеко не все городские ветераны Афганской войны нашли себя в мирной жизни, как и среди наших. Есть и те, кто пошёл в бандиты. Но их к 96-му осталось совсем мало. Вот поэтому мы в это дело и не стремимся.

– Да, афганец, – Газон кивнул. – Их в 91-м тогда кинули на квартиры, которые обещали. И тут Гарик подсуетился, к себе переманил, вопрос с жильём решил.

– Вот как с нами хочет, так с ними сделал.

– Во-во. Получилась отдельная бригада афганцев, она под Фиделем поначалу ходила.

Он начал говорить оживлённее, будто понимал, что я что-то придумал.

– Ну чё. Их потом кого замочили, кого посадили, кого покалечили, короче, почти всех извели. Остался только Граф и ещё пара человек. Вот Налим что к «чеченцам» и ходил, чтобы снова такая бригада была.

– А сам что о Графе думаешь? – спросил я.

– Ну, пацан правильный, братва его уважает, – задумчиво сказал Саня.

– А если он станет паханом «химкинских»? – я усмехнулся.

– И как? – Газон вскинул брови. – Не, ну если чисто предположить… будет сложно. Его послушаются, но не все. У нас же понятия соблюдают, сидячих много, а он – вояка. Проблем у него будет выше крыши.

Ожидаемо, что я и говорил Бродяге. Разве что Графу будет чуть проще, потому что он всех бандитов знает давно, и они его, а выскочку прирежут быстро.

– Он военный и для них не свой, – проговорил я. – Может продержаться за счёт старого авторитета и силы, но ему придётся за внутренними делами следить, чтобы не развалилось всё. И на конфликты с кем-то вроде нас у него сил не останется. Да и с ним договориться будет проще.

– А как это провернуть? – удивился Саня.

– Помнишь, как тогда особисты искали, кто пушки продаёт? – напомнил я.

Он помрачнел, я тоже. Наверняка и у него перед глазами стоял тот «Уазик» с пацанами, видно, как изменился взгляд, стал каким-то пыльным.

– А мы иначе будем, – сказал я. – Умнее. Чтобы не пускать никого в расход из наших. Продумывать, а не на «отвали» делать. Не как тот хмырь со шрамом, который всё говорил, что «не зря это было».