К рассвету мы вернулись в Обераммергау. Двадцать Третий отправился раздавать похищенное добро по кладбищам. Вместе со своим пожарным топором он смотрелся крайне убедительно.

Отто занялся обзвоном знакомых, работающих в приютах для животных, чтобы передать им партию енотов-нелегалов – Баварские Альпы не место для этих зверушек.

А мне предстояло разобраться с клуриконами. В отчете для Святого Престола я написал, что причина мистических волнений устранена. Во всем опять виноваты фейри, а отец Карл Вогеле – самый обычный священник, не без греха, конечно, но что поделать.

Самих клуриконов я отправил посылкой в Ренн. В Бретани у меня есть несколько знакомых, которые знают, что делать с взбесившимися фейри.

Правда, посылка обошлась мне в круглую сумму, и я вновь остался без средств к существованию. И здесь волей-неволей начнешь завидовать Двадцать Третьему, который мог неделями обходиться без еды.

Словно прочитав мои мысли, Двадцать Третий возник в дверях кирхи. И перебирая между пальцами странную карту, сообщил:

– Я, кажется, понял, почему тебя пинками выгнали из Ватикана: тебя хрен прокормишь.

– Какой ты сообразительный. Что это у тебя в руке?

– Это карта Таро, «Маг» вроде бы. Лежала среди сокровищ клуриконов, но никто из мертвых так и не признался, чья она, так что я решил оставить себе. Да и нарисована она крайне необычно. Взгляд притягивает.

– Если не ослепнуть от голода.

– Ой, да брось ты. Не ослепнешь. Мы оба знаем одного парня, у которого в закромах должна найтись оленина в брусничном соусе, – победоносно сказал демон, бесцеремонно набирая Отто. – И он с нами обязательно поделится.

Аркан II
Про котов, русалок и оловянные кубки

Кто слушает слово и не исполняет, тот подобен человеку, рассматривающему природные черты лица своего в зеркале: он посмотрел на себя, отошел и тотчас забыл, каков он

иак 1:23

Когда Двадцать Третий устал от однообразия деревенской жизни (а однообразие ему наскучило меньше чем за месяц), он стал поглядывать на Гугл Карты в поисках приключений. И хотя я пытался объяснить ему, что ни о каких приключениях не может идти и речи: у него есть приход и заботы прихода, – рогатый паскуда все же сбежал в Нюрнберг, где наши пути в очередной раз пересеклись. Двадцать Третий приехал с желанием кутить и морально разлагаться, а я никак не мог позволить демону заниматься столь губительной деятельностью, поэтому присоединился к лжесвященнику. Ему – строгий надзор, а мне, как говорится, халявное пиво и завтрак.

Завтракать Двадцать Третий предпочел в Ремесленном Дворике – милом районе Нюрнберга возле крепостной стены, где находится несколько десятков различных лавочек с едой, сладкими подарками, сувенирами и изделиями немецких мастеров: игрушками, глиняной посудой, украшениями – всем, что душе угодно. В предадвентовое время этот район города воистину преображается: по всем улицам развешивают гирлянды, в воздухе начинает витать первый аромат Нюрнбергских пряников, вишневого штоллена и глювайна. При этом деревья еще не сбрасывают окончательно осеннюю листву, и вы оказываетесь будто вне времени.

После завтрака я решил заскочить в гости к фрау Шпинне, которая владела лавкой оловянной посуды. В Нюрнберге вы точно не пропустите эту лавку, особенно если интересуетесь антиквариатом. Сама фрау Шпинне была ни дать ни взять кумо. Еще в семнадцатом веке ее совсем маленькой девочкой вывез из Японии какой-то гайдзин-голландец. Сначала паучиха-оборотень жила в Антверпене, затем перебралась в Нюрнберг.

Стареют кумо очень медленно. В свои неполные четыреста лет фрау выглядела как бодренькая старушка лет семидесяти. Будучи одной из самых древних жительниц Нюрнберга, она знала каждого его жителя, но мало кто знал ее. Раз в двадцать лет она меняла лицо. Как именно? К сожалению, поедала какую-нибудь несчастную. Как рассказывала сама фрау, в последние сто лет она выбирала несчастных одиноких женщин, которые либо были уже неизлечимо больны и ждали смерти, либо каждый день приносил им мучения, но они слишком боялись наложить на себя руки. Фрау усыпляла их своим ядом и забирала лицо. Я не в восторге от ее понимания милосердия, но пользы от паучихи было больше, чем вреда.

Нюрнберг – это один из немногих небанальных городов, который строился не для людей, а для волшебных существ, чтобы они могли жить в безопасности. Теперь у них был выбор: оставаться среди других волшебных существ и скрываться или же набраться смелости и интегрироваться, жить вместе с людьми. Люди в большинстве своем бестолковые создания, которые насаждают в мире слишком много банальности. Как гласит один из догматов «Церкви и потустороннего мира», банальность – это некая сила упрощения мира. Когда все вокруг просто и понятно, чудеса не нужны, как не нужны и те, кто сами являются частью этих чудес. Банальности подвержена бо́льшая часть человечества. Которая живет от дома до работы и знать не желает, что мир – это удивительное место, полное чудес и необычных созданий. Банальность несет в себе угрозу для каждого человека или существа, ведь веру в чудеса так легко потерять. Даже если вы с рождения видите мир иначе. Чтобы банальность не поглотила русалку, или дракона, или оборотня, город должен быть построен на месте сильного источника магии. В каждой стране найдется один или два города для таких, как Двадцать Третий или фрау Шпинне. В этих городах и подобные мне чувствуют себя неплохо. Хотя те, кто видит существ с той стороны, чаще сами того не понимая, переезжают в волшебные города: Сантьяго де Компостелла, Нюрнберг, Ренн, Глазго, Милан, Гданьск, Прагу, Львов, Гродно, Кенигсберг, Пермь, Иркутск, Петропавловск-Камчатский, Дербент, Стамбул, Каир, Марокко, Киото, Канзас, Хелена, Сальту и многие другие.

В таких городах есть свои хранители, которые следят за тем, чтобы город оставался магическим, а не банальным. А если уровень волшебства понижается, хранители города обязаны создать волшебную, мистическую, необъяснимую историю: быть может, просто показаться в истинном облике, чтобы люди вновь поверили в необъяснимое и желание столкнуться с неизвестным было бы сильнее желания скучной стабильности.

Но вернемся в лавку к уважаемой паучихе. Возле двери для персонала стояло несколько огромных коробок, нагроможденных друг на друга. Двадцать Третий ходил по лавке, разглядывая полки, заполненные посудой, кубками, монетами и оловянными солдатиками.

– Николас, голубчик, очень вовремя ты заскочил, – радушно произнесла паучиха. – Я как раз думала, кто же поможет мне в магазине!

– А вы для этого посадили ему паука на плечо? – беспардонно произнес Двадцать Третий, который явно спалил то, что мое внезапное желание навестить старушку было не совсем моим.

Фрау Шпинне лишь изогнула бровь и, вставив сигарету в длинный мундштук, закурила.

– Не могу прочитать вас, юноша. Ряса у вас как у священника, а харя – как у наглеца.

Двадцать Третий развел руками, задевая полку. Посуда закачалась, но устояла – не без сверхъестественных усилий лжесвященника. Паучиха фыркнула.

– Демон, значит. Давненько я вас не видала. Давай выпьем за знакомство, – сказала старушка, доставая из-под полы винную бутылку. – Николас, что рядом с тобой делает вочеловечившийся?

– Это долгая история, фрау. И я расскажу ее позже. Я так понимаю, раз вы привели меня к себе, мне нужно помочь вам разгрузить эти коробки? – спросил я.

– Как ни забавно, но паучихе к ее восьми рукам понадобилось еще несколько рук! – прохрипела старушка. – Разберитесь здесь.

– Так, а я не понял, – вдруг возмутился Двадцать Третий. – Мы тут клуб добрых дел организовали, что ли? Мужская рабочая сила по акции? Я вообще-то отдыхать приехал.

Я вздохнул. Да, что есть, то есть. От демона помощь в уборке, скорее всего, нулевая. А если помнить, что во время того, как вы убираетесь, он предпочитает пить вино и давать тупые советы, то коэффициент полезности становится отрицательным.

Пока мои эксплуататоры курили и пили какую-то бормотуху, я перетаскивал тяжелые предметы с места на место. Вот тебе и христианская риторика про помощь ближнему, Николас. На все двести килограммов олова.

– Что интересного происходит в городе? – во время очередного перекура спросил я паучиху.

– В Нюрнберге все спокойно. А вот с Мюнхена доходят интересные слухи. Какой-то чудак в Большом Котле сыпал деньгами, угощал всех выпивкой за свой счет, так как, по его словам, поймал удачу за хвост.

– И что такого? – не понял я.

– Ты знаешь, что удача – это проявление магии в вашем мире? – сказал Двадцать Третий, наливая себе следующий кубок паучьей бормотухи. – А у людей ее быть не может.

– Ну так люди и не должны с такими, как вы, взаимодействовать. Но я же взаимодействую!

Двадцать Третий щелкнул меня по носу.

– Ты, как бы тебе сказать, не совсем обычный человек. У тебя удача может быть.

– Какой ты мутный. Можешь объяснить не на мутном?

– Мы говорим про банальность. Люди не погружены в нее разве что в детстве. Если они сохраняют свой детский взгляд на мир, то чудеса с ними случаются. А если мир для них понятен и скучен – то ни об удаче, ни о других проявлениях магии речи быть не может, – пояснила фрау Шпинне. – Если ты в какой-то момент разучился верить в чудеса, то обратно эта вера не вернется. Ты не можешь приобрести магию. Ты либо с самого начала существо, воплотившееся с магией, либо кто-то из твоих далеких предков был существом. Как у тебя. Банальность она повсюду, Николас.

– А почему вы решили, что парень не такой, как вы? Или как я?

Фрау Шпинне закурила снова. Клубы дыма поднялись прямо к потолку и начали превращаться в странные узоры.

– Он пришел в Большой Котел после полуночи. Как ты можешь помнить, этот уличный бар до полуночи работает для туристов. А после – для таких, как мы. И многие из нас ходят в баре в своих истинных обликах. А он сидел там и видел всех как людей. Что говорит о том, что с этой историей что-то нечисто.

Я пожал плечами. Может быть, парнишка был настолько пьян, что уже ничему не удивлялся. А может, это просто городские байки.

Колокольчик над входной дверью звякнул. Фрау Шпинне, не отрываясь от работы, поприветствовала гостя, однако колокольчик звякнул еще раз. И еще раз. И еще. Он начинал действовать на нервы. Я поставил коробку с солдатиками на пол и пошел к двери. Когда же открыл ее – увидел небольшого серого котенка, который сидел на пороге и смотрел на меня своими огромными желтыми глазищами. Пушистый гость допрыгивал до колокольчиков, которые висели над дверью, и пытался таким образом не то поиграть, не то… поиграть с нашими нервами. Увидев меня, котенок издал требовательное «мяу».

– Что «мяу»? – я развел руками.

– Мяу, – утвердительно заявил котенок.

– Ну входи.

Зверь подошел к моим ногам, еще раз посмотрел на меня, вбежал в лавку, огляделся. Когда я решил закрыть дверь, котенок надумал выбежать. Потом еще раз зайти. Повторить маневр разведки. И вновь покинуть помещение.

– Вы там долго? – донесся хриплый голос фрау Шпинне.

– Ну, тут кот, и он еще не определился…

– Только этого блоховоза мне не хватало! – подняла все шесть рук вверх паучиха.

– Подожди, – вдруг сказал Двадцать Третий, посмотрев на зверя, – здесь что-то не так.

Котенок тем временем все же зашел в лавку, и я закрыл дверь, повесив на нее табличку «закрыто».

– Мяу, – посмотрев на нас, продолжил рассказ зверь.

Двадцать Третий поставил кубок на стол и присел на корточки. Он взял кота за шкирку и внимательно присмотрелся.

– Он под мороком? – спросил демон.

Паучиха тоже пригляделась и нахмурилась.

– Уважаемый Николас, напоите это животное из кубка, который стоит в глубине шкафа. На нем изображены танцующие люди с лицевой стороны и дальние родственники нашего рогатого друга – с другой.