– А репутация нового заведения?

– Безупречная, – заявил я, хоть наверняка знать этого и не мог.

Поверенный развёл руками.

– Тогда, думаю, обойдётся без осложнений. Влияния дома Синей птицы определённо не хватит, чтобы склонить суд на свою сторону. – Он поставил фарфоровую чашечку на блюдце и озадаченно хмыкнул. – Вообще не понимаю, чего ради они затеяли это разбирательство. Что им до какой-то малолетней бродяжки? Нет ли иных обстоятельств, о которых я должен знать?

Откровенничать не хотелось, но переступил через себя и сказал:

– Полагаю, дело в сопутствующем ущербе.

– И насколько он был велик?

– Трое охранников, – сознался я и сразу предупредил: – Они напали первыми, и я могу это доказать!

Молодой человек помрачнел.

– Забрать родственницу – это одно. Убить при этом слуг…

– Охранников! – поправил я собеседника.

– Не имеет значения! – отмахнулся тот. – Если изъятие ребёнка из приюта будет сочтено незаконным, вы будете безоговорочно признаны виновным и в убийстве тех, кто намеревался оному помешать. Напрямую добиться обвинительного приговора не получилось бы, а вот такой обходной манёвр имеет некоторые шансы на успех. Уверены в документах? Их будут изучать со всем тщанием.

Я в несколько длинных глотков допил чай, поднялся на ноги и выудил из кошелька несколько мелких монет, дабы рассчитаться за напитки.

– С бумагами полный порядок. Можете ознакомиться с ними сами.

Поверенный вытянул за цепочку карманные часы, отщёлкнул крышку и сказал:

– Сейчас у меня дела, посему предлагаю встретиться в гостинице в пять пополудни. Заодно обсудим дальнейшую линию поведения и мой гонорар. Дело о похищении и убийствах – это не совсем одно и то же что и злостное нарушение общественного порядка.

С этим было не поспорить, но проигрыш в суде грозил несравненно большими неприятностями, так что торговаться я не стал и протянул молодому человеку руку.

– Договорились!

За сим мы с ним и распрощались. Он поспешил по своим делам, я вернулся в «Небесную жемчужину», поднялся на третий этаж и отпер номер. Перво-наперво завалился на кровать, но сразу собрался с силами и пересел за стол. Разворошил свои заметки со схемами арканов, а когда не обнаружил среди них бумаг о передаче Мелкой и Плаксы под опеку церковного приюта, выдвинул из тумбы один за другим все ящики. Те оказались пусты.

Уверен был, что никуда целенаправленно документы не прятал, и всё же достал из-под кровати вещмешок и распустил завязки. Пахнуло вонью горелых тряпок, а на отрезе материи, в которую было завернуто зачарованное ядро, обнаружились подпалины, но на моё счастье и удачу жильцов соседних номеров приток энергии во время вчерашнего небесного прилива в достаточной степени подпитать порчу не сумел. Разве что шар зачарованной стали до сих пор был чуть тёплым на ощупь, а багряные разводы на его боках едва заметно светились. И ещё металл показался самую малость липким. Я даже вытер ладони после того, как его обратно в тряпицу завернул.

Документов в мешке не обнаружилось.

Встревожился я по этому поводу?

Ничуть!

«Придётся снова наведаться в канцелярию епископа и переговорить с отцом Калёным, – решил я, поднимаясь с колен. – Сдерут денег, конечно, за копию поручения, но это всё пустяки».

Всё пустяки. По сравнению со вчерашним – так уж точно.

Я поглядел на стеклянные ёмкости с головами Пламена и Псаря, и во рту проявилась горечь желчи. Захотелось схватить банки и выкинуть в окно, едва сдержался.

«Это всё пустяки», – мысленно повторил я, тут-то и раздался стук в дверь.

– Войдите! – рыкнул я, а когда через порог шагнул отец Шалый, не заподозрил даже, скорее уж каким-то неведомым чутьём угадал, что визит священника отнюдь не случаен и прямо связан с исчезновением из номера документов. Точнее даже – с претензиями ко мне со стороны дома Синей птицы, и вот это уже никакие не пустяки.

Снова в какую-то нехорошую историю втравить попытаются!

15–3

Виду я не подал, разве что спросил излишне резко, даже не потрудившись изобразить радушие:

– Чем обязан, отчим?

Тот с какой-то очень уж неопределённой улыбочкой осмотрелся и сказал:

– Да вот пришёл услышать из первых уст о твоих приключениях. – И тут же смерил тяжёлым взглядом, поправился: – Точнее, о злоключениях!

Я беспечно фыркнул и плюхнулся на кровать.

– Скажете тоже – злоключениях! – Но сразу перестал валять дурака, приподнялся на одном локте и потребовал объяснений: – И потом: какое дело церкви до моих злоключений?

Отец Шалый прикрыл за собой дверь, подошёл к столу и кинул на него кожаный офицерский планшет, взял графин и наполнил водой стакан. Меленькими размеренными глотками осушил его, затем промокнул выступившую на залысине испарину и лишь после этого сказал:

– Церкви есть дело решительно до всего. Особенно до тех, от кого одни сплошные неприятности!

В голосе священника прорезалось раздражение и даже злость, но я и бровью не повёл.

– Мне уже доводилось слышать такое в свой адрес, – признал с показным смирением и тут же уколол собеседника требованием: – Документы на бочку!

Тот нисколько не переменился в лице, разве что я углядел некий намёк на брезгливую гримасу, а вот изобразить недоумение собеседник не посчитал нужным.

– Стали бы мы их изымать, чтобы так просто вернуть! – фыркнул Шалый, подошёл к окну и заложил руки за спину. – Это попросту нерационально.

– И как это понимать?

– От некоторых людей одни только сплошные неприятности, – повторил священник, глядя на площадь перед управой.

– Понял уже! – рыкнул я. – Дальше что?

– Дальше? – озадачился Шалый, обернулся и вновь уставился на меня. – Дальше я скажу прямо: у меня из-за тебя проблемы, Лучезар!

И пусть всякого в жизни повидал, но тут чуток не по себе стало. Ссориться с Шалым откровенно не хотелось.

Я поднялся с кровати, по примеру собеседника наполнил стакан водой и осушил его, после заявил:

– У меня, знаете ли, тоже проблемы! Один человек свёл с людьми, которые использовали втёмную.

– Ничего такого не предполагалось!

Я покачал головой.

– Но получилось! – Припечатал стакан к столешнице и потребовал объяснений: – Ну и что я на сей раз сделал не так? Речь же о сиротском приюте, правильно понимаю?

Отец Шалый отошёл от окна и плюхнулся в кресло, устроил костистые ладони с длинными узловатыми пальцами на подлокотниках и усмехнулся.

– Достаточно уже и того, что ты попросил меня об одолжении, а я тебе его оказал.

– Ближе к делу!

Шалый откинулся в кресле и произнёс совсем не то, что мне хотелось бы услышать:

– С сиротской общиной оказалось не всё чисто. Твоя Плакса рассказала кое о чём, что потребовало дополнительной проверки, а когда её слова подтвердились, было уже слишком поздно заметать следы.

Я не удержался и фыркнул.

– Ни в жисть не поверю, будто меня отправили в Ежовичи по воле случая!

Священник покачал плешивой головой.

– Так и было!

– Ну да! Ну да!

– Так говорят, и ни ты, ни я обратного доказать не сумеем. А вот чего никто оспорить не сможет, так это того факта, что ты разворошил осиное гнездо. И поскольку я попросил за тебя, крайним в столь прискорбном развитии событий выставляют именно меня. – Священник улыбнулся, но доброты и веселья в его улыбке не набралось бы и на грош. – А я крайним становиться не намерен!

– Хотите сделать козлом отпущения меня?

Шалый покачал головой.

– Самый простой вариант далеко не всегда самый лучший. Не вижу смысла ломать тебя через колено лишь за тем, чтобы всего лишь остаться при своих.

– Да и не получится! – скривился я.

– Было бы желание, – недобро завил священник и хлопнул ладонями по подлокотникам. – В общем, слушай! Судя по всему, в сиротской общине окопались то ли сектанты, то ли торговцы живым товаром, но прямых доказательств этого нет, а без оных действовать на землях дома Синей птицы мы не можем. Твой визит их и без того уже насторожил, а если дополнительно вскроется наша связь, они точно заметут все следы, так что и концов не сыщешь. Поэтому совершенно невозможно заявить в суде о том, что ты передал свою якобы сестрицу в церковный приют, ведь с улицы туда кого попало не берут.

Я обдумал услышанное и возразил:

– Моя связь с церковью и без того предельно очевидна. Метка трудника…

– Ещё ни о чём не говорит! – отмахнулся Шалый. – Таких трудников хоть пруд пруди!

Но я упрямо выпятил челюсть.

– Я смогу доказать, что поместил Плаксу в церковный приют и с помощью мыслеречи!

– Сможешь, – согласился с этим утверждением Шалый. – Моя задача как раз и заключается в том, чтобы этого не произошло.

– Каким образом?

– Труднику невместно вредить интересам церкви!

– Неубедительно! – отрезал я.

Священник поднялся из кресла и подался ко мне, вытянув длинную шею.

– Ты не сможешь ничего никому доказать, если окажешься арестован за бойню на Диком поле! Это несравненно более серьёзное преступление, тебя законопатят в каменный мешок, а завтрашнее судебное заседание перенесут на неопределённый срок. Может, и сумеешь отбиться, но время и деньги потеряешь!

По спине пробежали мурашки, и я признал:

– Вот это уже убедительней. – И тут же привёл контраргумент: – Но если я проиграю суд, дом Синей птицы повесит на меня убийство трёх охранников. То на то и выйдет!

– Именно, – подтвердил Шалый. – И если ты просто ударишься в бега, то лишишься залога и окажешься объявлен в розыск. Едва ли тебя станут всерьёз искать, да только рано или поздно и сам неприятности на свою голову сыщешь. Засветишься и вышлют в Южноморск.

Я поморщился. Терять пять тысяч целковых нисколько не хотелось, жить с нависшим над головой мечом – тоже. Будто мне проблем с родом Огненной длани мало!

Мысли заметались в голове перепуганными пичугами, я ухватил одну из них и предложил:

– А если Плаксу задним числом перевести в другой дом призрения?

Священник покачал головой.

– Слишком высок риск разоблачения. К тому же это ничего мне не даст, так какой смысл утруждаться, если несравненно проще отправить тебя за решётку?

У Шалого уже точно имелся какой-то план, я тяжко вздохнул и сказал:

– Слушаю!

Тот улыбнулся, заложил руки за спину и принялся вышагивать по комнате от одной стены к другой.

– Начать с того, что твои действия не могли не всполошить злоумышленников… – Священник выставил перед собой указательный палец, призывая меня к молчанию, и продолжил: – Думаю, они уже зачищают хвосты, а если мы имеем дело с сектантами, эти выродки непременно устроят напоследок кровавую бойню. Начнём собирать доказательства – упустим время! А речь идёт о детях!

«И ты снова окажешься крайним», – подумал я, но вслух ничего такого говорить не стал, не желая лишний раз раздражать собеседника. Правда, и промолчать не смог, буркнул:

– Это не мне говорить надо, а епископу!

Шалый отмахнулся.

– У епископа связаны руки! Владения дворянских домов неприкосновенны, да и не факт, что при таком подходе получится раздобыть хоть какие-то доказательства преступной деятельности! А не получится – и разразится грандиозный скандал с непредсказуемыми последствиями. Как пить дать, разбирательства дойдут до архиепископа или даже до наместника Царя небесного!

Я лишь пожал плечами.

– Риск – дело благородное! Так говорят, да?

Священник не удержался от брезгливой гримасы.

– Да риск тут ни при чём! Даже если у нас и получится что-то нарыть, ни светский суд, ни суд церковный не примут добытые противозаконным образом доказательства, и дом Синей птицы выйдет сухим из воды. А они замараны во всём этом по уши!

– Точно?