Поэтому усаживаюсь в салон авто, не выпуская Дарину из рук. А она опять принимается биться. Приходится прижать руки и ноги. В таком состоянии она причинит больше вреда себе, чем мне.

Машина трогается с места, оставляя позади ресторан и толпу шакалов. Ребята отработали четко. На сиденье лежит женская сумочка.

– Тише. Поранишься. Все хорошо. Мы уже уехали. Открой глаза, – прошу Дарину.

Хочу, чтобы посмотрела на меня. Хочу, чтобы вспомнила.

И через мгновение буквально тону в кристально чистых озерах.

– Господин Стальнов? – выдыхает едва слышно. Даже дыхание затаила. В глазах шок и застывшие слезы.

– Можно просто Вадим.

Отпускаю ее из хватки и сажусь на сиденье ровно. Потому что наша поза весьма двусмысленна. А сейчас не об этом. Мне нужно успокоить Дарину, а не запугать до обморока.

Отползает по кожаному сиденью, натягивает на себя мой пиджак, прикрываясь. Скрывает от моего взгляда глубокое декольте.

Вдруг ее лицо искажает гримаса боли. Дарина шипит и пытается переместить ноги.

Наклоняюсь и обхватываю пальцами тонкие щиколотки. На одной туфле сломан каблук. Снимаю босоножки и бросаю на пол. Осторожно провожу по стопе пальцами, прощупывая. Снова стон. Аккуратно укладываю ее ноги на свои колени.

– Вероятно, растяжение, – озвучиваю мысли, не отказывая себе в удовольствии ее раз провести по пальцами по стройным ножкам.

– Зачем вы это делаете? – тихо задает вопрос.

– А не должен? – резко поворачиваю голову и смотрю Дарине в глаза. – Должен был оставить тебя там?

Отворачивается и закусывает губу. В салоне повисает тишина, не нарушаемая даже музыкой.

– Куда вы меня везете? – спустя долгую паузу задает еще один вопрос.

– К себе, – говорю правду.

Дарина вздрагивает. И я спешу добавить:

– Тебе нужно отдохнуть. Прийти в себя. У меня тебя никто не побеспокоит. Твою ногу должен осмотреть врач. А я не он, лишь надеюсь, что это не вывих.

– Мой телефон? – спохватывается Дарина.

– Твои вещи из ресторана забрали, – отвечаю резче, чем хотел. Неприятно резанула мысль, что собирается звонить этому недоумку.

– Спасибо, – выдыхает, так и не смотря на меня.

Прислоняется плечом к спинке сиденья и прикрывает глаза. Больше мы не произносим ни слова. Мой телефон звонит, но я сбрасываю все звонки. Машина проносится по улицам и останавливается у подъезда высотки.

Выхожу из машины, прихватив сумочку, и опять беру Дарину на руки. Охранники спешат открыть двери и вызвать лифт. Несколько минут и я вношу девушку в свою квартиру. Прохожу по коридору к гостевой спальне.

В комнате опускаю Дарину на кровать. Потом осторожно забираю из тонких цепких пальчиков ткань пиджака. Она вцепилась в вещь, будто от этого зависит ее жизнь.

Растрепанная, с потекшим макияжем, она все равно видится мне красавицей. Взгляд скользит по соблазнительной фигурке. Цепляется за округлые бедра и едва заметные веснушки на декольте.

Тряхнув головой, накрываю ее второй половиной покрывала.

Дожился, Вадимка, в тридцать семь годиков-то, а ведешь себя как озабоченный пацан в пубертате.

Стремительно выхожу из комнаты и натыкаюсь на начбеза.

– Найди врача. И все произошедшее нужно зачистить.

Глава 8

Дарина

Медленно выплываю из какого-то вязкого темного небытия. Голова просто раскалывается. Так больно, что даже глаз открыть не могу. Веки такие тяжелые, будто свинцом налиты. Тихонечко лежу, пытаясь прийти в себя. Сначала ощущаю на коже какую-то мягкость, будто я завернута в теплый кокон. Потом потихоньку возвращается слух.

До сознания доходят тихие мужские голоса. Замираю и даже дышать перестаю. Вдруг с ужасом понимаю, что я не осознаю, где я! И только один из двух голосов смутно знаком!

– … и что делать? – даже в таком тихом голосе отчетливо слышны властные интонации.

– Обеспечить покой. Отдых, – отвечает мягкий мужской голос. – У девушки сильнейшее нервное потрясение. Я выпишу успокоительные. Но организм молодой, при должном обращении, скорее всего, получится обойтись без таблеток. Нужны положительные эмоции. Но если девушка не будет справляться, я бы порекомендовал обратиться к специалисту. Чужая душа – потемки, важно не упустить момент. Сразу купировать, если девушка будет уходить в депрессивное состояние.

Это что, обо мне?

– А что с ногой? – вновь первый голос, глубокий и завораживающий.

– На первый взгляд – небольшое растяжение. Нужно проверить, может, уже очнулась. И я смогу провести более детальный осмотр, Вадим Данилович.

И тут меня как током бьет. Стальнов! Меня увез от ресторана Стальнов. И снова глаза обжигают едкие слезы и я всхлипываю.

Через пару мгновений чувствую, как матрас с моей стороны прогибается под весом. Щелкает выключатель лампы.

– Ну, милая, тише, – тихо выговаривает мужчина и моей головы касаются в ласке пальцы. – Столько плакать – обезвоживание будет, придется спать в ванне из минеральной воды, – пытается шутить. – Глазки открыть сможешь?

– Не знаю, – отвечаю со всхлипом.

Силюсь поднять веки. Кажется, они сильно опухли. Едва немножко разлепляю ресницы, как тут же зажмуриваюсь. Свет от лампы бьет по глазам.

– Свет. Больно, – только и могу простонать. Хватаюсь руками за голову.

– Ох, деточка, как бы ни мигрень ты себе наплакала, – в голосе врача появляются строгие нотки. – Надеюсь, не она. Но лекарства легенькие успокаивающие пропишу. А теперь давай ножку твою еще раз поглядим.

Чувствую, как с ног откидывают покрывало, а потом цепкие горячие пальцы начинают ощупывать мои щиколотки, вертеть стопы.

– Больно? А так?

– Чуть-чуть, – хнычу.

– Эх, – снова вздыхает врач, – туфельки на каблучках очень украшают женские ножки. Но и портят тоже. Ничего, милая, небольшое растяжение. Несложное лечение, дня три-четыре ножку не нагружать и сможешь бегать. Пока лучше не на каблучках. Главное, вывиха или разрыва нет. Остальное нестрашно.

Мои ноги снова окутывает тепло. Хочется завернуться в одеяло с головой. У меня будто внутри замораживающий холод. Просто арктический.

– Еще пара манипуляций и сможешь поспать, – снова ласкового говорит врач.

Мне почему-то кажется, что это сухощавый старичок, добрый доктор, как из сказок.

– Потерпи, милая, сейчас давление смерим, пульс, рефлексы посмотрим, – теперь его пальцы касаются моего лица, разлепляют веки.

Потом ощупывает мою шею. Просит открыть рот и сказать «А».

– Признаков простуды пока нет, – делает заключение, – но и температуру смерим. Потому что у тебя, милая, озноб. А вот нервный или вирусный – надо выяснить.

За все это время Стальнов не произносит ни слова, но я всем своим существом ощущаю его присутствие в комнате. Хочу оглядеться, но глаза просто не открываются.

– Так, Вадим Данилович, – врач снимает с меня манжету тонометра, – я сейчас выдам лекарства. Снимем головную боль. Пусть еще поспит. Во сне организм быстрее восстанавливается. Ну а дальше по обстоятельствам. Прикажите подать воды, – а потом обращается уже ко мне: – Милая, таблетку сможешь проглотить? Голова перестанет болеть.

– Смогу, – выговариваю едва слышно.

Во рту пересохло и страшно захотелось пить.

Врач помогает мне приподняться, и буквально сразу прикладывает к моим губам стакан воды. Жадно пью. Потом выпиваю таблетку и меня снова укладывают на подушки.

– Молодец, – снова рука врача в ласке проходится по моим волосам.

От такой заботы опять текут слезы. Чувствую, как скатываются по вискам. Врач убирает их салфеткой.

– Спи, милая. Спи.

И я действительно уплываю в сон. Уже где-то на периферии сознания улавливаю слова врача, произнесенные очень тихо:

– Ну, для физического здоровья я вам подробно все распишу. А от сердечных ран таблеток, увы, нет.

– Спасибо, Семен Петрович, – заговаривает Стальнов. – Идемте, в кабинете будет удобнее…

Больше я не могу разобрать слов, по шагам понимаю, что они уходят.

Поворачиваюсь на бок, плотнее закутываясь в одеяло. Хотя оно и ощущается как-то странно. Всхлипываю, и снова слезы текут бесконечным ручьем. Судорожно вздыхаю.

Головная боль начинает отпускать. Уже не кажется, что моя голова вот-вот расколется. А вот в душе… Там все болит и кровоточит. Прав доктор – от сердечных ран лекарств нет.

Но в новый виток рыданий я упасть не успеваю, уплываю в сон, из которого силюсь вырваться. Потому что мне там холодно. Одиноко и страшно. Но в какой-то момент становится тепло и спокойно. Я расслабляюсь и окончательно проваливаюсь в бархатную манящую темноту.

Второй раз медленно прихожу в себя. Голова не разрывается, но глаза все равно разлепляю с трудом. В комнате темнота, лишь на тумбе неярко горит ночник. Очень хочется в туалет и умыться. Но и страшно высунуть нос из комнаты.

Откидываю одеяло и спускаю ноги на пол, чувствуя стопами мягкий ковер. Поднимаюсь, и меня чуть пошатывает. Только сейчас замечаю, что на мне не платье. Футболка. Большая футболка, сползающая на одно плечо. Оттягиваю белую ткань.

Я в ступоре. На мне футболка Стальнова? А кто меня переодевал? Тоже он?

Эта сшибающая мысль на мгновение затмевает собой все остальные. Прикусываю губу. Мне ужасно неловко. А еще я не понимаю – зачем. Зачем Стальнов это все делает?

Подхожу к двери, которая до половины приоткрыта. В коридоре тоже неярко святят торшеры. По глазам не бьет, но вполне достаточно, чтобы никуда не вписаться в темноте. Замираю в дверях, потому что не представляю, куда идти. В этом коридоре куча дверей.

Делаю шаг и замираю, из-за поворота в коридор входит Стальнов. Тоже делает шаг и останавливается. У него в руках чашка.

– Что-то случилось? – спрашивает совершенно спокойно.

– В туалет, – выдавливаю из себя ответ, краснея.

– В конце коридора последняя дверь по твоей стороне, – отвечает, рукой указывая направление.

– С-спасибо, – выдыхаю и спешу скрыться. Едва себя по рукам не бью, чтобы не пытаться натянуть футболку ниже.

Выдыхаю, скрывшись в ванной. Свет включается автоматически и бьет по глазам. Зажмуриваюсь и даже лицо руками закрываю. Осторожно открываю один глаз. Потом второй.

Ванная просто ослепляет блеском и роскошью.

Но сейчас меня интересует один конкретный предмет. А потом подхожу к раковине. И закрываю рот руками, чтобы не переполошить никого своим криком. От испуга сердце подпрыгивает к горлу и начинает стучать в бешеном ритме. Я даже не сразу понимаю, что это я. Это мое отражение!

Зато теперь понятно, почему так трудно разлепить глаза. Отекшее от рыданий лицо, опухшие глаза, слипшаяся тушь и страшными кругами размазанные тени. И губы как два вареника. Волосы тоже выглядят не лучше.

Мной можно не только детишек пугать, но и взрослых.

Включаю воду и беру в руки мыло. Знаю, что положено для снятия макияжа пользоваться всякими пенками, мицеляркой и вот этим всем, только мне и обычное мыло сойдет. Нужно убрать с лица эту жуть. Глаза и так уже чешутся, а кожа зудит.

Намыливаю лицо, тру глаза, смывая всю эту краску. Так и с моей жизни облезла вся эта краска кажущегося счастья.

Упираюсь руками в края раковины и дышу-дышу-дышу, глотая слезы. Какой-то нескончаемый фонтан. Новому потоку слез не дает пролиться стук в дверь и голос.

– Дарина, все хорошо? – обеспокоенно спрашивает Стальнов. – Ответь, или я войду.

– Минутку! – кричу.

– Я за дверью, – сообщает Стальнов.

– Не нужно.

– Я подожду.

Понимаю, что спорить бесполезно. Делаю воду холодной и еще раз умываюсь. Кое-как приглаживаю волосы. От страха и смущения перед Стальновым даже плакать расхотелось. Этот мужчина пугает, обескураживает и заставляет трепетать.

Бросаю еще один взгляд в зеркало. Маска жуткого клоуна смыта, но отеки и краснота на месте. Резко выдохнув, иду на выход из ванной, чтобы, распахнув дверь, нос к носу столкнуться со Стальновым.