– Прислужник владыки, бессмертный Чун Линь, знал кое-что о нашей ситуации. Он справедливо полагал, что я должна отплатить за милость его господина, поэтому часто просил меня позаботиться о владыке, когда тот посещал долину Песнопений для проведения уроков. Если бы не это, я, наверное, никогда бы не попала вновь в ловушку чувств. Двести лет день за днем я все глубже увязала в своей любви, доведя себя до нынешнего незавидного положения. Нет ничего проще в этом мире, чем влюбиться в Верховного владыку, но нет ничего сложнее, чем добиться его взаимности. На Небесах бессмертный Чун Линь всегда заботился обо мне, но как же я его тогда возненавидела!

Она закрыла лицо руками, слезы катились по ее пальцам.

– Если хорошенько подумать, я не так уж отличаюсь от Чжи Хэ. Забавно, ведь я всегда смотрела на нее свысока. Для владыки все женщины мира делятся на две части: на одну-единственную, что станет равной ему женой, и на всех остальных. Временами я размышляла: почему, по какой такой причине он не выбрал меня? Сегодня я наконец поняла, что нет никаких причин, нет никаких «почему». Все есть дело случая.

Сяо-Янь молчал. Он почти ничего не знал из того, о чем рассказала сегодня Цзи Хэн, и это выбило его из колеи. Он чувствовал, что ему нужно все еще раз хорошенько обдумать.

Дневной свет заливал мир. Холодная снеговая пелена застилала взор. Стройные зеленые сосны, казалось, погрузились в созерцание на долгие тысячелетия.

Спустя долгое время Цзи Хэн наконец подняла голову. С ее лица сошли печаль и уязвимость, но краска не вернулась на бледные щеки. Принцесса тихо обратилась к Сяо-Яню:

– Сегодня я столько тебе рассказала лишь для того, чтобы попросить: откажись от своих чувств ко мне.

Она опустила глаза.

– Какая же я жалкая, раз мне потребовалось столько размышлений, чтобы сделать такой простой вывод, да? – Она глубоко впилась ногтями в ладонь, но голос ее оставался спокойным. – Я влюбилась во владыку и упорствовала в своих чувствах более двухсот лет. Это ни к чему не привело, но все же я хочу попробовать еще раз. Я хочу испытать судьбу вновь. Вдруг и мне улыбнется удача? Вдруг и мне подвернется удобный случай? В конце концов, еще неизвестно, кого выберет владыка.

Сяо-Янь молча смотрел на кровоточащие ладони Цзи Хэн. Он хотел взять их в свои, но остановил себя. Когда он немного подумал, до него внезапно дошел смысл слов Цзи Хэн. Она знала, что Дун Хуа вовсе ее не любит, что ее несомненно ранило, однако она не собиралась сдаваться. Она была полна решимости сразиться вновь.

Сяо-Яня потрясло это осознание.

С одной стороны, нелепо было то, что Цзи Хэн, чья красота затмевала луну и цветы, не нравилась Ледышке. С другой стороны, это была радостная весть. На сердце у Янь Чиу полегчало. Казалось, тернистый путь к взаимности Цзи Хэн за одну ночь стал гораздо более гладким.

А раз так, то и спешить не стоило. Если Цзи Хэн не замечает его сейчас, он может подождать. Чем красивее кто-то, тем легче его запутать. Впрочем, никто не может заблуждаться всю жизнь.

Но Цзи Хэн была так прекрасна… Что, если она и правда еще долго не избавится от заблуждений? Сяо-Яня терзали сомнения.

Почесав голову, Сяо-Янь пришел к выводу, что сейчас он ничем не поможет запутавшейся Цзи Хэн. Если она твердо решила вернуть Дун Хуа, то ничего страшного не произойдет, если он пока оставит ее одну с этой мыслью. Ему самому требовалось прогуляться и развеяться.

Над восточными горами сияла луна. Если он не ошибался, прошло около шести часов с того момента, как Дун Хуа миновал змеиный строй. Вернул ли Ледышка Фэнцзю или нет? При этой мысли Сяо-Янь нахмурился и поспешил обратно к источнику Развеянных тревог, чтобы проверить.

Когда он добрался до источника, то был ошеломлен увиденным. Сяо-Янь вспомнил, что, когда оказался здесь впервые, все лежало в руинах, вода в ручье помутнела. Прошло всего несколько часов – а над мирной землей теперь плавало озеро, в середине которого были заключены четыре питона и Сон Аланьжэ.

Оказывается, крошечная долина Песнопений полнилась умельцами.

Сяо-Янь поднялся на облаке в воздух, чтобы взглянуть на выдающегося таланта, который это сотворил.

Выдающимся талантом оказался третий принц.

На пике самой высокой волны стояли стол из белого нефрита и белая скамья. На столе была разложена незавершенная игра в вэйци. Его третье высочество, держа в руках камень, неторопливо беседовал с молодым господином Мэном. Огромная волна покорно замерла под его подошвами, словно ручной ястреб. Сяо-Янь ненадолго задумался, потом подумал еще и наконец вспомнил, что третий принц Небесного клана был владыкой вод четырех морей. Что там призвание одного озера, заключившего в защитный барьер Дун Хуа и Фэнцзю? Призвание даже десяти озер для бога воды, управляющего четырьмя морями, – сущий пустяк.

Просто Янь Чиу всегда думал, что Лянь Сун не более чем сыночек богатых родителей. Его папенька, Небесный владыка, вполне мог подсуетиться и обеспечить сына высоким титулом. Теперь Сяо-Янь убедился, что Лянь Сун мог, что говорится, писать иероглифы двумя кистями – талант у третьего принца оказался чудовищным.

Владыка демонов подлетел к волнам и услышал, как господин Мэн докладывает Лянь Суну:

– Согласно легендам, можно спасти пойманного в ловушку, войдя в Сон, но на самом деле, как я слышал, Сон таит в себе непредсказуемые опасности. По слухам, был храбрец, который тоже вошел в Сон, но не знал правила, запрещающего магию. Он не только не смог спасти друга, но и уничтожил Сон и в итоге отправился в Загробный мир вместе с тем, кого пришел спасать…

Господин Мэн наморщил лоб и понизил голос до шепота:

– Я очень беспокоюсь. Конечно, владыка может одной рукой нагнать туч и заставить их излиться дождем – сила его неоспорима, но Сон Аланьжэ не терпит столь мощной магии. Шансы на то, что все завершится благополучно, были невелики с самого начала. Они там уже давно. Боюсь, владыку и принцессу Цзюгэ ждет скорее мрачное будущее, чем светлое.

Сяо-Янь споткнулся на волне и услышал только первые несколько слов господина Мэна. Он сердито сказал:

– Что это за Сон? Носитесь с ним как курица с яйцом. Худо будет и так, и сяк, так почему бы просто не разбить его молотком и не посмотреть, живы они или мертвы? В Ледышке ничего хорошего нет, кроме огромной силы. Вот пусть и приложит ее, чтобы защитить Сяо-Цзю, когда сон рухнет. Он прожил так долго, годом совершенствования больше, годом меньше – какая ему разница!

На эти слова Сянли Мэн ответил:

– Поскольку магия владыки бесполезна внутри Сна Аланьжэ, по сравнению с тем, что они оба умрут там, предложенный способ хоть и отчаянный, но, по крайней мере, он может… сработать.

Господин Мэн участвовал в придворной жизни уже более века, поэтому был немного наблюдательнее Сяо-Яня. Он очень беспокоился за Фэнцзю, но, видя, что Лянь Сун, похоже, доверяет Дун Хуа, добавил:

– Конечно, все будет, как скажет его высочество.

В одном говорило возмущение, в другом беспокойство. По сравнению с ними третий принц был неподвижен и спокоен, как скала. Он принялся собирать камни для вэйци и неторопливо изрек:

– Почему бы нам не поспорить? Мне правда интересно, сможет ли этот Сон удержать Дун Хуа. Но вы говорите, что он не сможет применить магию во Сне Аланьжэ, а без нее у него нет другого пути обратно. С этим я не очень-то согласен.

Третий принц сложил камешки вэйци в чашу и, вскользь взглянув на господина Мэна, сказал:

– Вы местный. В школе вы наверняка читали пару книг по истории. Вы не помните, о чем говорилось в летописях? Во времена первозданного хаоса Дун Хуа вел за собой семьдесят двух генералов.

Господин Мэн неуверенно кивнул. Вопрос о количестве генералов, следующих за владыкой, попался ему на одном из экзаменов много лун назад. Поскольку он на него не ответил, правильный ответ оставался в его голове и спустя годы.

Определенно, любой из тех семидесяти двух генералов стоил десятерых сегодняшних. Они были поистине могущественны.

Третий принц вежливо улыбнулся.

– Генералы тех времен склонялись перед Дун Хуа не только потому, что он был хорош в бою. Безграничной силы недостаточно, чтобы владеть небом и землей. – Лянь Сун указал на свою голову. – Нужно и здесь что-то иметь.

Договорив, он создал в воздухе поле для ставок, призвал свое копье Преодоления, указал его наконечником на имя Дун Хуа, потом улыбнулся господину Мэну и Сяо-Яню:

– Господа, ваши ставки?

Глава 2. Мне и этому тебя учить?

Фэнцзю не знала, сколько проспала.

Хотя все плыло, будто в тумане, и она ничего не понимала, время от времени она что-то чувствовала. Кто-то ее обнимал.

Ей казалось, что она знает того, кто это делает, но почему-то не могла вспомнить имя. В воздухе витал едва различимый аромат белого сандалового дерева – и он тоже был ей знаком. Но между ней и этими воспоминаниями будто встала пелена густого тумана, и оттого своим ощущениям она не доверяла.

После долгих объятий Фэнцзю ощутила, что ее укладывают на что-то мягкое. Почувствовав себя более уютно, она расслабилась в руках, которые ее держали.

Поскольку она плавала где-то по грани между сном и явью, а боль накатывала волнами, сил на что-то еще у нее не осталось. Лежать так ей нравилось, было удобно.

Однако боль не проходила.

Фэнцзю не умела терпеть боль. Она догадывалась, что всякий раз, когда терпеть не было мочи, она кричала, не жалея горла. Каждый раз, когда она доходила до предела, рядом оказывалась рука, которая уверенно приподнимала ее и вливала что-то ей в рот. Это что-то сильно пахло кровью, пить его было неприятно, но каждый раз, когда оно доходило до горла, боль значительно утихала, и Фэнцзю в конце концов решила, что вливают в нее что-то хорошее.

Когда она задыхалась, кто-то медленно похлопывал ее по спине. Когда она металась по кровати, кто-то крепко придерживал ее за руку. Когда она хныкала от боли, кто-то сжимал ее в объятиях. И она продолжала хныкать, даже если ничего не происходило.

Когда в голове начало проясняться, Фэнцзю изо всех сил попыталась определить, кто все же за ней ухаживает. Ее спаситель заботился о ней так тщательно и вдумчиво, явно с далекоидущими планами. Но чем больше Фэнцзю пыталась думать, тем сильнее затуманивался ее разум.

Время текло, словно ручей, в котором колебался отраженный поток лунного света. Утекало беззвучно, все дальше и дальше. Перед внутренним взором Фэнцзю, среди бессвязных мыслей, мелькало множество знакомых лиц. Наконец они остановились на женщине, которая была весьма со вкусом одета и двигалась тоже очень изящно. Это была мать ее матери, ее бабушка, старшая госпожа Фу Ми. На этом моменте у Фэнцзю совсем разболелась голова.

Бабушка сидела в гостевом зале их семьи и о чем-то разговаривала с матерью.

Хотя госпожа Фу Ми казалась вполне дружелюбной, на самом деле она была опасной и весьма придирчивой старушкой. Целью ее жизни было удачно выдать дочерей замуж. Благодаря тщательным расчетам семь ее дочерей действительно вышли замуж очень удачно. Но после того как она выдала замуж всех дочерей, жизнь ее потеряла былую полноту.

Госпожа Фу Ми маялась два тысячелетия, пока однажды отец Фэнцзю не решил собрать всю семью для празднования дня рождения мужа госпожи Фу Ми – дедушки Фэнцзю по матери. Отец привел Фэнцзю, чтобы угостить бабушку Фу Ми чаем. Почтенная госпожа, достигшая в устроении жизни родни высочайшего уровня и теперь мерзшая на вершине своей проницательности, с радостью обнаружила новую высоту – ее старшей внучке Фэнцзю исполнилось более тридцати тысяч лет.

А значит, ей уже можно было начать подыскивать мужа.

Почтенная госпожа обрела новую цель в жизни и стала частым гостем в доме своей старшей дочери.

* * *

Фэнцзю спряталась за оградой маленького сада и навострила уши, прислушиваясь к тому, о чем говорят ее бабушка и мать. Она услышала, как бабушка сказала: