Гюнтер Грасс: Крысиха

Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)

Переводчик: Юлия Полещук

Редактор: Любовь Сумм

Издатель: Павел Подкосов

Главный редактор: Татьяна Соловьёва

Руководитель проекта: Ирина Серёгина

Арт-директор: Юрий Буга

Корректоры: Татьяна Мёдингер, Ольга Смирнова

Верстка: Андрей Ларионов

В оформлении обложки использован рисунок Гюнтера Грасса

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Die Rättin, Erstausgabe: 1986

© Steidl Verlag, Göttingen 2020

© Günter und Ute Grass Stiftung, Lübeck 2020

© Alle Rechte vorbehalten

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2026

⁂

Уте

Предисловие переводчика

«Крысиха» – один из самых мрачных и сложных романов Гюнтера Грасса. Это своего рода воззвание к человечеству, призыв задуматься о том, какими путями оно ведет себя к полному саморазрушению. В характерной для писателя гротескно-сатирической манере изложения, где фантастические элементы вырастают из реалистических наблюдений, Грасс представляет гнетущую картину мира после Большого взрыва – так в романе именуется глобальная катастрофа. Единственной выжившей в этом изменившемся до неузнаваемости мире оказывается говорящая крыса, являющаяся во сне рассказчику, в образе которого легко узнать самого автора, и ведущая с ним драматичный и довольно сумбурный диалог о причинах и последствиях произошедшего.

Этот роман занимает важное место в корпусе текстов Грасса: в нем сходятся разные линии его творчества. Читатели, знакомые с более ранними произведениями писателя, встретят здесь уже известных им персонажей. Так, на страницах романа вновь появляются Оскар Мацерат из «Жестяного барабана», теперь уже пожилой человек, занятый производством видеофильмов, и его прежний спутник по лечебнице, санитар Бруно – его фигура и здесь характеризуется тихим безумием и наблюдательностью. Не обойдется и без Анны Коляйчек, воплощающей в себе матриархальные корни и неистребимую жизненную силу кашубской бабушки Оскара: в «Крысихе» она предстает в новом, трагическом свете на фоне всеобщего упадка. Кашубское происхождение Анны, как и самого Грасса, чьи предки также были кашубами, – не просто биографическая деталь. Оно указывает на влияние кашубского фольклора, мотивы которого помогают автору раскрыть связь человека с землей и народной памятью.

Эти отсылки вплетают «Крысиху» в сложную ткань «данцигской мифологии» Грасса, где соединяются судьбы разных людей, история и вымысел. В его произведениях Данциг (ныне Гданьск) становится символической ареной для осмысления немецко-польских отношений, трагедий XX века, включая нацистские преступления и Вторую мировую войну, а также тем памяти, вины и идентичности. Однако если в «Жестяном барабане» родной город писателя служил пространством для исследования прошлого и истоков нацизма через восприятие Оскара, то в «Крысихе» отголоски этого прошлого служат фоном, на котором разворачивается апокалипсис.

Роман также соотносится с другим монументальным произведением Грасса – «Палтусом» (Der Butt, 1977). Если «Палтус» предлагал масштабное, хотя и неоднозначное повествование об истории человечества через призму отношений полов и культуры еды, критически исследуя структуры патриархата, то «Крысиха» доводит эту критику до финальных выводов. Следует отметить, что в русском переводе название романа Der Butt передается как «Палтус», а не «Камбала» (возможны оба варианта), то есть сохраняется мужской род немецкого существительного. Грасс сознательно наделил этот образ-символ мужским началом, противопоставляя его женским фигурам романа, и сохранение гендерной характеристики важно для понимания авторского замысла. В «Палтусе» говорящая рыба, символ мужского начала и исторического доминирования, вела продолжительный спор с женщинами, стремившимися переосмыслить историю. Патриархальная система, построенная на подавлении, эксплуатации природы и конфликтах, представала как одна из движущих сил истории. В «Крысихе» же мы видим итог такого «прогресса»: мир сталкивается с последствиями действия тех сил, что подробно исследовались в «Палтусе». Стремление к господству и контролю, ассоциируемое с патриархальными структурами, и его возможное разрушительное воздействие на природу и общество показаны здесь с большой силой. В сбивчивых словах крысихи содержится критическая оценка пройденного человечеством пути, который из-за безграничных людских амбиций и веры в собственное всемогущество завершается катастрофой.

Этот роман не предложит вам утешительных иллюзий, но заставит глубоко задуматься. Его многослойный мир требует вдумчивого погружения, готовности услышать неудобную правду о мифах, связанных с прогрессом, и той цене, которую мы платим за разрыв с природой. Голос крысихи, звучащий будто из руин будущего, взывает к нашей общей ответственности, поэтому чтение этой книги – не просто знакомство с текстом Грасса, но и призыв к серьезной внутренней работе. Роман намеренно оставляет читателя с нерешенными вопросами, и в этом его особая ценность: он будит мысль, не позволяет успокаиваться и напоминает о хрупкости всего, что нам дорого.

Юлия Полещук

ПЕРВАЯ ГЛАВА, в которой исполняется желание, в Ноевом ковчеге не находится места крысам, от людей остается лишь мусор, название корабля часто меняется, динозавры вымирают, появляется старый знакомый, приходит открытка с приглашением отправиться в Польшу, практикуется хождение на двух ногах, а вязальные спицы энергично стучат

На Рождество я попросил подарить мне крысу в надежде найти вдохновляющие слова для стихотворения о воспитании человеческого рода. На самом деле мне хотелось написать о море, о моей балтийской луже; но желание обзавестись животным победило. Оно было исполнено. Под рождественской елкой я, к своему удивлению, обнаружил крысу.

Не отодвинутая в сторону, нет, прикрытая еловыми ветками, гармонирующая с низко висящими елочными украшениями, вместо яслей со знакомыми персонажами там нашла себе место проволочная клетка, скорее длинная, чем широкая; ее решетка была выкрашена в белый, а внутри находились деревянный домик, бутылочка для кормления и кормушка. Подарок занял свое место как нечто само собой разумеющееся, как будто не существовало никаких предубеждений, как будто этот рождественский подарок был естественным: крыса под елкой.

Лишь умеренное любопытство, когда зашелестела бумага. Крыса суетливо шуршала на подстилке из кудрявой стружки. Когда она после короткого прыжка затихла на крыше домика, золотистый шар отразил игру ее усиков. С самого начала поражало, насколько гол ее длинный хвост и что у нее пять пальцев, как у человека.

Чистоплотное животное. Тут и там: совсем немного крысиного помета длиной с ноготь мизинца. Запах Сочельника, изготовленный по старинному рецепту – в него входили свечной воск, аромат хвои, немного смущения и медовый пряник, – заглушал неприятные запахи зверушки, купленной у заводчика змей в Гиссене, который разводил крыс на корм для змей.

Несомненно, удивили и другие подарки: полезные и ненужные, расставленные слева и справа. Дарить подарки становится все сложнее и сложнее. У кого еще осталось для них свободное место? О, какое несчастье – не знать, чего еще пожелать. Все сбылось. Чего нам не хватает, говорим мы, так это недостатка, мы словно бы хотим сделать его предметом нашего желания. И продолжаем немилосердно дарить подарки. Никто больше не знает, что, когда и по чьему благоволению ему досталось. Я был сытым и нуждающимся, когда на вопрос о моих пожеланиях ответил, что хочу на Рождество крысу.

Конечно, меня подняли на смех. Вопросы не заставили себя ждать: в твоем возрасте? Это необходимо? Только потому, что сейчас такая мода? Почему не ворону? Или как в прошлом году: стеклянную посуду ручной работы? Ладно, желание есть желание.

Это должна быть самка. Но, пожалуйста, не белая с красными глазами, никаких лабораторных крыс, вроде тех, которые используются в компаниях Schering и Bayer-Leverkusen.

Но будет ли серо-коричневая крыса, вульгарно называемая канализационной, в наличии и доступна для покупки?

В зоомагазинах обычно продают грызунов, у которых нет дурной репутации, которые не вошли в поговорки и о которых не написано ничего плохого.

Лишь незадолго до четвертого воскресенья Адвента пришли новости из Гиссена. Сын торговки домашними животными с традиционным ассортиментом ехал на север через Итцехо к своей невесте и любезно доставил желаемый экземпляр; клетка вполне подошла бы для золотистого хомячка.

Я почти забыл о своем желании, когда в канун Рождества, к своему удивлению, обнаружил самку крысы в ее клетке. Я заговорил с ней, глупо. Позже были распакованы подаренные грампластинки. Помазок для бритья вызвал смех. Немало книг, в том числе об острове Узедом. Дети довольны. Щелканье орехов, оберточная бумага убрана. Алые и цинково-зеленые ленточки, концы которых должны быть закручены, решили сохранить – только ничего не выбрасывайте! – в свернутом виде для повторного использования.

Тапочки на подкладке. И еще это, и то. И подарок, который я завернул в папиросную бумагу для любимой, подарившей мне крысу: раскрашенная вручную карта с изображением Винеты, затонувшего города у побережья Померании. Несмотря на пятно плесени и надрыв сбоку – красивая гравюра.

Сгорающие до конца свечи, сплоченный семейный круг, с трудом переносимая атмосфера, торжественный ужин. На следующий день первые гости называли крысу милой.

Моя рождественская крыса. Как еще мне ее называть. В тонких розовых пальчиках она держит очищенные орехи, миндаль или специальный корм. Оберегая поначалу кончики моих пальцев, я принимаюсь ее баловать: изюмом, кусочками сыра, яичным желтком.

Она садится рядом со мной. Ее усики чувствуют меня. Она играет с моими страхами, которые ей удобны. Поэтому я говорю, чтобы противостоять им. Пока еще планы, в которых крысы не учитываются, как будто что-либо в будущем может происходить без них, как будто, едва море осмеливается на небольшие волны, лес погибает из-за людей или, быть может, горбатый человечек отправляется в путешествие, крысы может не быть.

В последнее время она мне снится: школьное барахло, неудовлетворенность плоти, все, что подсовывает сон, – события, в которые я замешан по пробуждении; мои сны наяву, мои ночные грезы – отмеченный ею участок. Нет путаницы, в которую бы она не привнесла свой голохвостый облик. Она везде оставила пахучие метки. То, что я выдвигаю – ложь величиной со шкаф, двойное дно, – она прогрызает. Ее непрерывная работа зубов, ее всезнайство. Теперь говорю не я, она убеждает меня.

Конец! говорит она. Когда-то вы были. Вы были, запомнились как заблуждение. Вы больше никогда не будете назначать даты. Все перспективы аннулированы. Вы обосрались. И притом полностью. Давно пора!