Я избегаю его как огня с тех пор, как он пустил слух, что я со всеми сплю. Было ошибкой встречаться с ним – хотя и всего несколько недель – в прошлом году из-за недопонимания, которое возникло между мной и Лиамом. Он изображал идеального парня, но оказался гнилее тухлятины, которой пренебрег бы даже оголодавший кабысдох.

– Что-то я не помню, чтобы ты раньше жаловалась на мой характер.

Он пытается погладить меня по щеке, но я отстраняюсь.

– Оставь меня в покое, или я закричу.

– На твоем месте я бы этого не делал.

Волосы на теле встают дыбом, когда он, агрессивно нависая надо мной, вынуждает меня вжаться в стену. Все чувства, как по тревоге, обостряются, а дыхание сбивается с ритма. Он знает, что сейчас преимущество на его стороне. Дэниел куда крупнее и выше меня, и просто так мне из его хватки не вырваться. Мы одни: раздевалки расположены слишком далеко от учебных классов, но я стараюсь не думать об этом, чтобы не поддаться панике. Я готовлюсь закричать, но он с такой силой затыкает мне рот своей мозолистой ладонью, что я бьюсь затылком о красный кирпич стены, и голову пронзает острая боль. Несмотря на это, все равно пытаюсь врезать ему коленом по яйцам, но места для маневра не хватает. Все приемы, которым меня обучил Лиам, оказываются бесполезны. Дэниел наклоняется к моему лицу и шепчет:

– Закричишь – и я с удовольствием расскажу всем о вашем разговоре. Ну что, будешь умницей?

Со слезами на глазах я киваю, и он убирает руку. Животный страх сковывает внутренности.

– О чем ты? – с трудом выговариваю я.

– Не строй из себя дурочку, Луна. Я подслушал ваш разговор, так что тебе придется заплатить, если хочешь, чтобы твой секрет им и остался.

Я замечаю в его черных глазах маниакальный блеск и тяжело сглатываю.

– Ты хочешь денег?

Его злодейский смех действует на меня как пощечина.

– Нет, Луна. Я хочу то, что ты мне задолжала.

Он красноречиво облизывает губы. К горлу подступает желчь, и я вонзаю ногти в ладони, чтобы не потерять самообладание у него на глазах.

– Ты псих, Дэниел, – шиплю сквозь зубы.

С исказившимся от ярости лицом он сжимает пальцами мою челюсть.

– У тебя нет выбора, дарлинг. Вы двое унизили меня. В сентябре он уедет учиться в Нью-Йорк, если не ошибаюсь? Ты же не хочешь сломать ему жизнь? Что скажет приемная комиссия, если узнает о его прошлом? А о его бедной матери ты подумала?

– Ты жалок. Ничего ты не знаешь. Никакого секрета.

Он усиливает хватку, и я морщусь от боли.

– Луна, – выплевывает он мое имя как что-то мерзкое. – Люди задумаются, даже если кто-то всего лишь пустит слушок. Ты же не хочешь, чтобы весь город стал перемывать его семье косточки?

Горькие слезы собираются на ресницах, когда я осознаю: все будет именно так. Здесь людей хлебом не корми – дай посплетничать, напитаться чужой болью, посмаковать поражение ближнего своего. Они готовы на все, лишь бы позабыть о собственном несчастье. Я не могу подвергнуть этому кошмару Чарли и Лиама. И все же с замиранием сердца бросаю:

– Ты врешь.

Если бы у Зла было лицо, то это оно нависало бы сейчас в нескольких сантиметрах надо мной.

– Ах, дарлинг, счастливые тупицы вроде вас невероятно предсказуемы. Вы встречаетесь по понедельникам и четвергам под трибунами после его тренировок. Ты не поверишь, как много можно узнать, если иметь капельку терпения.

Дэниел наклоняется к моему уху и шепчет, чтобы добить меня, секрет семьи Лиама. Слово в слово. Каждый слог кинжалом вонзается в сердце.

Нет.

Нет.

Как давно он следит за нами?

– Ну так что? Университет или тюрьма? Жаль рушить семью, которая и так перенесла столько горя, – тянет он с улыбкой. – Но я великодушен. Ты можешь выбрать за него.

Я задерживаю дыхание, чтобы не расплакаться прямо перед ним. Он все знает. Будущее Лиама теперь зависит от Дэниела. Он насмешливо улыбается, а у меня из-под ног уходит земля. В его глазах загорается злорадный огонек, когда он понимает, что я сделаю все, чтобы правда не выплыла наружу. Если это произойдет, жизнь Лиама и Чарли рухнет.

Гордо задираю подбородок, чтобы смерить Дэниела презрительным взглядом. Он может воспользоваться моим телом, но лишить достоинства – никогда. Обхватив мое лицо ладонями, он впивается в губы и пытается пропихнуть язык мне в рот. Сжимаю зубы, чувствуя, что теряю последние силы.

Сердце разбивается на куски.

В этот момент он вонзает ногти в мои ребра, и тело пронзает боль.

– Ну же, дарлинг, открой ротик и поцелуй меня, – требует он.

В его зрачках пляшет адское пламя, и потому я подчиняюсь.

Глотая слезы, целую его.

Я целую его, а он стонет от удовольствия.

Он стонет, а я подавляю рвотный позыв.

Чувствую себя грязной, слабой, глупой.

Спустя несколько ужасных минут, проведенных с его отвратительным вкусом во рту, он кладет руку мне на шею и тянет в раздевалку.

От неожиданного стука дверей за нами по спине пробегает дрожь.

– Чего ты хочешь?

Не показывай страха.

После мучительно долгой паузы он наконец отвечает голосом, который будет преследовать меня до конца моих дней:

– Тебя.

Я закрываю глаза. Все вокруг гаснет. Представляю, как покидаю эти давящие на меня стены. Вспоминаю улыбку Лиама, его запах, то, как он целует веснушки у меня на носу, пока мы лежим в гамаке и слушаем музыку в его саду. Как он обнимает меня, когда обещания моей матери в очередной раз оказываются пустым звуком. Как красиво он смеется и как еле слышно вздыхает, когда я убираю прядку волос с его лба. Слабо улыбаюсь, едва ли не физически ощущая, как нежно, знакомо и успокаивающе он берет меня за руку. «Пока я жива, ты не будешь один», – когда-то сказала ему десятилетняя я, наконец осмелившись подойти. С тех пор мы неразлучны. Он – это я, а я – это он. Мой лучший друг. Он – Огонь, а я – Земля. Мы – части целого. Он тот, кто знает, о чем я тревожусь и что прячу за грустными улыбками.

«Поверить не могу, что ты моя», – прошептал он мне вчера вечером, чмокнув в нос.

А потом время замирает, и реальность вновь обрушивается на меня. Губы Дэниела снова прижимаются к моим, отрывая от сердца еще кусочек.

День, который обещал стать самым счастливым в жизни, обернулся незаживающей раной.

Дэниел Джонс забрал у меня все: чувство собственного достоинства, чувство защищенности, способность улыбаться и… мою любовь.

Говорят, у каждого своя правда. Но как быть, если шанса рассказать твою тебе не дали?

Глава 1. Луна

Семь лет спустя, Нью-Йорк 10 апреля 2021

– Лу-у-на-а! Я знаю, что ты здесь.

Даже плотно сидящие наушники не мешают услышать крикливый голос лучшей подруги. Может, если я крепко-крепко зажмурюсь и задержу дыхание, она меня не заметит?

– Ага, вот ты где! Так и знала, что найду тебя тут.

Вот черт.

– Как ты сюда пробралась? Я сунула десять баксов Джаксу, чтобы он тебя не пустил.

Камилла большим пальцем утирает невидимую слезу, делая вид, что ее глубоко задели мои слова, а потом ложится рядом.

– Просто я нравлюсь ему больше, чем ты, – говорит она и пихает меня плечом.

– Еще бы, ты же постоянно трясешь перед ним сиськами. Конечно, бедняга не устоял.

– О да, никто не устоит перед моими tetas^[3].

Она сует их уже мне под нос, пока я снимаю наушники. В жилах Камиллы Люсии Харт не течет ни капли испанской крови, и все же с тех пор, как мы начали учить его в средней школе, она твердо вознамерилась заговорить на этом языке. Вот только она боится. Кэм не заговорит по-испански, даже если от этого будет зависеть ее жизнь. Поэтому она использует те немногие слова, которые ей все же удалось выучить, и, как ни странно, все они имеют отношение к сексу.

– Хочешь потрогать? – насмешливо спрашивает она.

– Если ты не хочешь остаться без соска, держи их подальше от меня, – отвечаю я, и мы обе начинаем хохотать.

Честно говоря, это был самый сексуальный момент за последние месяцы, и я не могу сказать, что недовольна этим.

Кэм и я лежим, глядя в беззвездное небо. О том, что несколькими метрами ниже бурлит жизнь, напоминают только сигналы машин и сирены скорой помощи.

– И вот это вот твое Суперлуние? – ноет Камилла. – Обычная Луна, такая же, как и всегда.

– И все же она больше и ярче, чем обычно.

– Что-то не заметно.

– А ты попробуй закрыть рот. Может, так будет виднее?

Она показывает мне язык, а я ей – средний палец. В первый раз я ступила на крышу этого здания после окончания школы, когда мы с моими друзьями детства переехали в кампус Нью-Йоркского университета.

Слегка потрясенная своим отчаянным поступком, я тогда твердо решила не падать духом и забыть о прошлом, или, скорее, простить всех, кто в нем остался. Но спустя две недели после начала учебного года мозг безжалостно напомнил мне о нашей общей мечте вырасти и жить вместе. Мечте, которая из-за моей ошибки – нашей ошибки – никогда не осуществится. Это осознание настигло меня посреди людного тротуара на углу парка Вашингтон-сквер и Грин-стрит. Едва соображая, где нахожусь, с сердцем, рвущимся наружу, я пробралась на крышу первого попавшегося на глаза здания. Легла на холодный цемент и уставилась на луну. Потому что этот дурацкий спутник – единственное, что нас еще объединяло.

И вот я снова здесь. Уже без старых тревог, но с по-прежнему заходящимся сердцем. Мне просто хотелось побыть в одиночестве и переварить прошедший день. С расчетом на то, что эта черноволосая бестия не нарушит мое уединение, конечно. Но мне стоило догадаться, что одна я не останусь. Она знает меня как свои пять пальцев.

Чувствуя, как Камилла прожигает взглядом мой профиль, отворачиваюсь и прокашливаюсь, чтобы вернуться на землю.

– На самом деле это оптическая иллюзия. Земля, Солнце и Луна выстраиваются в одну линию. Такое случается довольно редко.

Она улыбается и кладет голову мне на плечо.

– Сегодня у него день рождения, – говорю я, и мне не удается скрыть дрожь в голосе.

– Знаю. Иначе зачем, по-твоему, я пошла тебя искать?

Пытаюсь улыбнуться, но ничего не выходит. Она прекрасно знает, что я страшусь всего двух дней в году – пятнадцатого мая и сегодняшнего.

– Как думаешь, он празднует сейчас? Или сидит в каком-нибудь паршивом мотельчике? А может, он… мертв? Женат? Счастлив?

Этим утром желание позвонить Лиаму было сильнее обычного. Я так и не решилась удалить его номер. Остался ли он тем же? Мне неизвестно. Я боюсь обнаружить, что он меня заблокировал, что я осталась для него лишь далеким воспоминанием, просто девчонкой, с которой он дружил в детстве. Мое сердце этого бы не вынесло. Поэтому с тех пор, как наши пути разошлись семь лет назад, я только и делаю, что смотрю на этот набор цифр и надеюсь когда-нибудь услышать звонок. Но этого никогда не происходит.

– Лулу, я уверена, что у Лиама все хорошо. Наверняка путешествует, пашет как ишак да сверлит людей глазами по поводу и без.

Ее последние слова так похожи на правду, что у меня вырывается смешок. Взгляд Лиама смягчался, только когда останавливался на мне или Чарли. Хотела бы я разделять уверенность Камиллы. Надеюсь, теперь его жизнь действительно прекрасна. Именно такую я всегда ему и желала.

Выныриваю из мыслей и слушаю последние сплетни с ее работы. Больше двух минут – ровно столько мне отводится на тоску и скорбь – мы о Лиаме никогда не говорим.

– Давай, рассказывай, как прошло утреннее собеседование, – требует она, закончив рассказывать о своем. – Когда они тебе перезвонят?

– Завтра, через пару дней или никогда, – раздосадованно отмахиваюсь я.

– Расслабься, детка. Они тебя заметили. Уверена, что это собеседование – простая формальность.

– Если они меня не возьмут, я окажусь в полной заднице.