– Воронов со дня на день за решётку загремит! А таких как он там не чествуют, на зоне не продержится. Слишком самоуверенный. Или убьют, или сам вздернется. Ларка! Ты пойми, мы в таком месте живём, пуще болота, из которого трудно выбраться. Я тебя в спорт привела, чтобы ты хоть немного от этого всего отдалилась. Доча, если есть возможность свалить из этого гадюшника, то нечё и думать! Звони, кому говорю! Снимешься в фильме, а там, глядишь, и в столице освоишься. Новую жизнь начнёшь, доча!

– Ба, а как же ты?

– Ларка, ну в кого ты такая мозгом скудная, а? Нечё за меня переживать, я сама о себе позабочусь. Тебе о себе думать надо! О будущем. Ты оглядись вокруг хорошенько, посмотри. Все, кто имеют хоть какую-то возможность, бегут из города, и правильно делают. Доча, звони, пока этот режиссёр не передумал!

– Ба, так я же не умею… в кино… какая из меня актриса?

– Да ёлки-палки, твою налево! Разберёшься как-нибудь! Звони, кому сказала!

– Ба, а как же Женька Женевна? Бой в Омске? Я же весь край подведу, если уеду.

– Женька поймёт, чай не дура. На бой свой из Москвы полетишь, постоишь за родной край, и обратно в столицу воротишься. Ларка, звони уже этому режиссёру, будь он не ладен! Покуда ещё на боковую не улёгся.

***

Попугай. Вылитый. Как этот режиссёр доехал до аэропорта в нетронутом состоянии – большой вопрос. Представляю, как чесались кулаки у водителя такси. На Марате рваные джинсовые шорты ниже колена, поддерживаемые ярким броским салатовым ремнём, белая майка и ярко-оранжевая льняная рубашка с золотыми пуговицами. Волосы стоят под натиском тонны геля иголками вверх, на носу ярко-оранжевые очки, зеркальной поверхностью отражающие охреневшие от внешнего вида режиссёра серые лица прохожих и скудный интерьер аэропорта.

Печенька уже минут десять пристально буравит мужчину недоверчивым взглядом. Перекошенный рот и сощуренные старенькие глазки – говорят о её сомнениях в его психоэмоциональном здоровье. Таращится на него, как на диковинный артефакт из другой вселенной.

– Ларка! Ключи. – Неожиданно рявкает не сводя глаз с режиссёра, протягивает ко мне раскрытую ладонь.

Точно! Забыла.

Вынимаю из переднего кармана ключ от байка, бабуле в морщинистую ладонь вкладываю.

Лёгкое касание её руки, тёплой, родной, любящей, и я готова разреветься. Жалею, что мне не хватает характера, чтобы перечить бабушке. Заявить бы ей, что я никуда не поеду. Не оставлю её одну. И вернусь домой. Но Печенька непреклонна. Выгоняет меня невидимым пинком под зад из родного города, подальше от моей привычной жизни.

– Бензин хоть есть? – спрашивает бабушка, пряча ключ в сумке. Наконец перестала пытать режиссёра испытующим взглядом, мужик аж громко выдохнул с облегчением.

– Полный бак заправила. За маслом следи, и это… не гоняй, ладно?

– Яйца курицу не учат! – огрызается. – Нечё сопли жевать! Собрали жопы в кулаки и полетели! – её приказ адресован не только мне, но и режиссёру. – Слышь, петушок, если с моей дочей, не дай Бог, что-то случится, я тебе мошонку отрежу, сделаю из неё кожаный кошелёчек для мелочи. Понял? – взгляд Печеньки убийственнее, чем её угрозы. Марат на автомате кивает, его кадык резко дергается вниз и вверх – незаметно сглатывает подкожный страх перед старушкой.

Хотела бы я так же. Чтобы одним взглядом внушать людям ужас и создавать видимость внушительной силы. Печенька ведь на самом деле – хрупкая старая женщина, с кучей хронических заболеваний и нелёгкой судьбой. Ветер чуть сильнее дунет – и унесёт её, как Элли. Но при этом, даже незнакомые люди зачастую испытывают слабость и страх перед её властным колючим взором.

Бабушка не терпит слезливых прощаний, поэтому приходится собрать чувства в кулак и показать внешний стержень. Быстро чмокаю морщинистую щеку, за короткий миг в полной мере ощущаю, как что-то родное, надёжное, ускользает во времени. Как моя жизнь делится на «До» и «После». Неприятное чутьё, развитое выживанием в самом опасном районе, стрекочет в душе о том, что это последняя встреча с бабушкой.

Бред!

Я ухожу, чтобы вернуться.

И всё же, приходится смахивать с себя гнусное предчувствие беды, словно упавшие на плечи весенние снежинки.

Усталость от долгого перелёта и сидения на одном месте вытеснила тревожные мысли и чувство страха.

Марат отправил меня в гостиницу с водителем, а сам поехал в офис по делам, заодно и за контрактом, который должны были подготовить для меня его сотрудники. Он как будто совсем не устал, не успел сойти с трапа, как впал в телефонную кому. Бесконечные звонки, разговоры о делах, суета. Режиссёр в этом ритме, как я на ринге. На своём месте.

Водитель поселил меня в гостиницу, помог сумку до номера донести.

Позже молодая помощница режиссёра по имени Ангелина привезла мне контракт и ужин из кафе в одноразовых контейнерах.

По наставлению Печеньки вычитываю каждое слово в документах. Бабушка не раз осаждала мой мозг нравоучениями о том, что одно неверное слово в договоре может привести к плачевным последствиям. Но уже на третьей странице мой интерес испарился. Скучный, нудный текст о том, что я обязуюсь выполнять указы режиссёра, являться на съёмки вовремя, не болеть, не беременеть, не менять внешность, не набивать татуировки… Глаза то и дело косятся друг на друга, убегая от насилия в виде чтения. Хрен с ним! Ставлю свою подпись на каждом листе, где это необходимо. Итак, ясно, что я обязана делать всё, что Марат прикажет.

Глава 5

Роберт:

– Как будто крокодила на ноги натянул… Брррр…

– Это и есть кожа крокодила. Туфли сшили на крокодиловой ферме во Флориде. Подарок поклонницы. – Вытягиваю ногу вперёд, впечатываю небольшой каблук в зелёный сочный газон, прикрыв веки, любуюсь бликами солнца на грубой крокодиловой коже.

Марат презрительно кривит рот. Любитель фейковых продуктов и защитник животных. В его серо-зеленых глазах плещутся мысли о наказании за использование шкур убитых животных. А я считаю, что человек должен пользоваться всеми дарами природы, для этого она их и создаёт. Глупо отказываться от шикарного меха или обуви из натуральной кожи. К тому же такие вещи на порядок дороже блеклых заменителей. А все, что дорого – это все создано для меня!

– Кать, смотри! – Марат дергает за руку проходящую мимо ассистентку, тормозит её. – Нравятся туфли?

– Милые, – вежливо улыбается девушка и спешит на съёмочную площадку.

Так как большая часть съёмок будет проходить в лесу, жить придётся в вагончиках, чтобы не мотаться каждое утро из города. Всеми фибрами души надеюсь, что сериал не затянется на сотню выпусков, мы отснимем заявленные 8 серий и я с лёгкостью забуду это испытание. Скоро съёмки в Сочи, на берегу лазурного моря. Фильм о курортном романе. Роли обольстителей женских сердец даются мне легче всего, может, потому что я играю сам себя.

– Когда ты познакомишь меня с напарницей? – спрашиваю, быстро наслюнявив большой палец руки и пристроив ногу на ближайшем валуне, потираю небольшое пыльное пятнышко, портящее вид прекрасных туфель.

– Опаздывает, как появится, сразу познакомлю. – Марат вздыхает всем телом, говоря о том, как я его задолбал со своими туфлями. Завидует. Ему поклонники таких подарков не делают. Как ни крути, никто из зрителей особо не зацикливается на работе режиссёров, все смотрят только на главных героев, и вся слава достаётся нам.

Из полусогнутого положения взгляд случайно падает в сторону вагончика для грима, из которого выходит… поверить не могу!

– Савченко! Что он здесь делает? – рычу, резко выпрямляясь.

Ненавижу Игната! Безалаберный двоечник! Прогульщик! Бездарность! При этом рейтинг популярности у нас практически одинаковый. Почему? Где справедливость? Если я стойко посещал все пары, оставался на репетиции ночами, практически не спал, голодал, зубрил, лез из кожи вон ради диплома и возможности называться актером, то Савченко просто время от времени наведывался в институт, обольщал преподавателей, сдавал экзамены и дальше уходил в загул.

Он знаменит благодаря ментовским сериалам, которые крутят по телеку. Много ума не надо, чтобы сыграть солидола.

– О, БОЖЕ, МОЙ!!! – верещит девчачий голосок за спиной. Звоном по затылку бьёт. – Игнат! Савченко! Это же вы! Я не верю, нет, я не верю! Печенька умрёт от восторга! Можно с вами сфотографироваться? – орёт ошалелая поклонница, летя как торпеда на выхлопе из квашеной капусты. Под ноги не смотрит, цепляет меня плечом, спотыкается о мою ногу, топчется по совершённым новым туфлям грязными кедами! Руками взмахивает, как курица общипанная, пытается не упасть и сохранить равновесие.

Придерживаю хрупкую фигуру одной рукой, чтобы она наконец твердо встала на ноги и перестала топтаться по моим туфлям. Над этим крокодилом даже на ферме так не издевались!

Девчонка – совсем ребёнок. Щуплая, худая, неухоженная. На маленьком лице бледные выразительные губы и небольшой курносый носик. Зато глаза… Большие, глубокие, яркие. Медово-карие, тягучие, даже липкие. Запросто можно залипнуть.

В моей руке её хрупкое, нежное тельце жалостливо сжалось, напряглось. Затаив дыхание, она впивается в мои глаза убийственным взглядом, магическим образом останавливает солнце, планеты, время.

– Автограф? – спрашиваю, понизив голос, нависнув над её лицом.

– Чё? Нафиг ты мне сдался, придурок? Щупальца спрячь, и не смей больше меня хватать, а то жопу надеру! – Плюёт в моё лицо с дерзким презрением. Толкает в грудь, напоследок одаривает странным взглядом, как будто перед ней конь немытый, а не звезда телеэкранов.

Странное ощущение. Я её почти ненавижу.

Девчонка бежит дальше и останавливается возле Игната. Строит из себя самую любезность, медово-янтарные глаза стали больше, увеличились в несколько раз, ровно пропорционально её восхищению любимым актером.

– Кто пустил на площадку фанатов? – плююсь словами с ядовитой ненавистью, глядя, как Савченко позирует на камеру еле живого телефона хамки.

– Это не фанатка… – Марат выдавливает из горла слова. Едва слышно хихикает, сглатывает раздирающий смех, и, слегка прочистив горло несильным кашлем, сообщает: – Это твоя напарница, актриса на главную роль…

– Ты спятил?! – не даю ему закончить представление. – В исправительной колонии был день открытых дверей, и ты притащил оттуда гопницу? Или ездил снимать о жизни девочки, выращенной волками, она понюхала жопу и теперь не отстает? В её стае знают, где она? Марат, они придут за ней и покусают нас всех! Немедленно верни её туда, где взял!

– Не советую говорить это всё ей в лицо, – усмехается друг, извлекая из кармана мобильник. – На, посмотри, как она раскидала компанию пьяных туристов. Девчонка в свои 18 уже КМС по боксу. Она – именно то, что нам нужно.

Марат демонстрирует отрывок из плохо снятого боевика, в котором хрупкая стройная девчушка с намотанными на кулаки бинтами калечит китайцев. Неосознанно морщусь, когда она заряжает одному из них по яйцам.

– Вот дерьмо… – вырывается шёпотом.

– Ага… Круто, скажи? – Марат светится от счастья, предвкушая рейтинги и зрительскую любовь.

– Я не стану с ней работать! У неё бешенство. Вон как на людей кидается…

– Роб, прекрати. А не то я решу, что ты просто испугался девчонку, – подтрунивает Марат с улыбкой на лице.

– Ну, допустим, она умеет драться… А играть? У неё есть образование?

Марат молча качает головой.

– Хотя бы курсы актёрского мастерства?

– Не-а, – отвечает друг.

Поражает его беспечность и халатное отношение к своему же проекту! Как так можно? Ещё бы с улицы героиню привел!

– Это будет провал…

– Это будет огонь! – воодушевлённо сообщает режиссёр, похлопав меня по плечу. – Я хотел тебя попросить…

– Что ещё? – рявкаю в нервном припадке. Присев на корточки, пытаюсь оттереть супер туфли салфеткой.

– Как ты понимаешь, девчонка совсем не актриса и играть не умеет.

– Это у неё на роже написано, – фыркаю.

– А у нас по сюжету любовь между главными героями, помнишь?