Грейс нахмурилась. Защитные пластиковые очки запотели от ее дыхания, и ей пришлось их снять. Запах уже не ел глаза, она постепенно к нему привыкла. Небо над ними затянуло серостью, оно отяжелело и откуда-то издалека пригрозило раскатом грома и обещанием скорого ливня. Воздух стоял. Грейс взмокла под непроницаемым костюмом, капелька пота медленно заскользила по ее спине вдоль позвоночника. Она рассматривала снимок, зажатый между пальцев доктора Хэмптона, и не могла понять, для чего его сделали и поместили жертве в рот. На нем она видела ту же картину, что сейчас была перед глазами. Фотография сделана ночью в свете фонаря, Джейми Брюэр на ней выглядел лучше, чем сейчас, кровь блестела на его коже и на траве темно-красным, а не буро-коричневым, он поджал пухлые, как у ребенка, губы, словно был в смертельной обиде на кого-то. Вокруг – ни души, но в остальном на снимке не было ничего интересного, ничего, что могло бы привлечь ее внимание.

– Эмма. – Хэмптон протянул фотографию ассистентке. Она положила снимок в прозрачный пластиковый бокс. – Ладно, парни. – Подозвав ординаторов, Скотт поднялся на ноги. – Пакуйте его.

– Но как? – спросил один из них, такой же безликий, как все остальные из-за белого защитного костюма.

– То, что отделилось от тела, сложите в отдельный контейнер. В остальном как обычно. – Доктор Хэмптон держал себя в руках, но по его взгляду Грейс стало ясно, что он раздражен. – Никто из моих старых ординаторов не стал продолжать практику после Калеба. Они наелись убийствами до смерти. От новых никакого толка. Эмма подает надежды, но я еще сомневаюсь насчет нее, – убирая инструменты в чемодан, тихо говорил Скотт, так, чтобы слышала только Грейс. Он снял перчатки и выбросил их в пластиковый пакет.

– Она вроде бы чувствует себя на своем месте. – Грейс отошла с ним от тела Джейми Брюэра, расстегнула молнию на костюме и наконец задышала.

– Посмотрим. – Хэмптон пожал плечами и посмотрел на Грейс: – Тебе нужно разобраться с этим, Грейс. И хорошо бы побыстрее. Ты знаешь, что на тебя будут давить гораздо сильнее, чем в прошлый раз.

Без защитных очков его взгляд прожег в ней дыру, но не огнем, а холодом, серо-голубым, почти прозрачным. От ощущения, что он видит ее изнутри, видит что-то, спрятанное под белой рубашкой, бельем, слоем кожи и мышц, у нее мелко затряслись руки. Ноги, ищущие опору на скользкой молодой траве, вдруг ослабели. Но Скотт всего лишь человек. Человек, который знал ее в разных состояниях: разбитой, сильной, встревоженной, выхолощенной. Он не мог разглядеть то, что она прятала даже от своего психотерапевта.

– Где он? – Скотт остановился перед оградительной лентой, натянутой вдоль дороги, и сжал ее предплечье. – Где Джеймс?

– Не надо, Скотт. – Грейс сглотнула, опустила подбородок и покачала головой. – Не надо… Когда ты сможешь предоставить отчет?

– Сегодня, в течение дня.

– Скажи фотографу, чтобы выслал мне снимки как можно скорее. И сообщи, когда тело будет готово к опознанию.

– Это Джейми Брюэр, можешь мне верить.

– Я тебе верю, Скотт. – Грейс устало улыбнулась и коснулась его плеча. – Но его жена, вероятно, нет.

* * *

Фотографии тела Брюэра пришли на почту, когда Грейс сидела за компьютером в кабинете, заканчивая предварительный отчет для лейтенанта МакКуина. Майкл уже дважды напоминал, что ей стоит ускориться. Первое, что она сделала, вернувшись в участок, – собрала команду. Грейс привлекла к работе несколько офицеров, едва приступивших к работе в отделе убийств для мелких поручений; Нейта Портмана, потому что ей нравилось, как он работал и как ловил каждое слово. Поднялась на этаж выше, в отдел по связям с общественностью, и попросила Ханну Салим поддержать ее во время общения с прессой. Затем она выбрала детектива Нелл Хоппер из оперативного отдела, из-за настойчивой рекомендации лейтенанта Реймонд. Договорилась с диспетчерской, что она в первую очередь должна получать все сообщения о насильственных смертях мужчин в округе Кинг, и только после этого села писать отчет, который мало ее волновал.

Грейс беспокоил пустой стол Нортвуда. После смерти Эвана он казался ей проклятым. Иногда она поглядывала на крутящийся стул, на вещи, оставленные Джеймсом в кабинете, и терялась. Что она ему скажет? Что почувствует, когда переступит порог их с Мэдди дома и не услышит ее заливистый смех, легкий цветочный запах ее парфюма?

Грейс как-то слишком скоро обнаружила, что ярко-алая, сочащаяся кровью нить жизни Джеймса настолько плотно вплелась в полотно ее незыблемой повседневности, что выдернуть ее безболезненно уже не получится. Разве что с приличным куском самой себя.

«Несколько месяцев, – в странном замешательстве подумала она. – Всего несколько месяцев, и я влипла. Влипла до абсолютной неспособности представить себе, что случится, если он не вернется». Грейс вдруг подумала о своей жизни. Не о той, которой она довольствовалась еще в конце прошлого лета, оплакивая Эвана. О жизни после того, как с ней случился Джеймс. Вечный круговорот бестолковых событий: утро, доктор Лоуренс, участок, работа на автопилоте, лица коллег, полные отвратительного сочувствия, глаза Калеба и то, что он знает, безвкусная еда и бесконечные зимние дожди стеной, изредка звонки родителей. И пугающие яркие кошмары по ночам. Они стали сниться ей после ареста Калеба, когда ее подсознание приняло то, кем он был на самом деле. Ночь в пустой квартире и затем снова утро, и снова участок, и короткая цепь, на которую она добровольно себя посадила, чтобы передвигаться в пределах хорошо изученной территории, – ни шагу в сторону и никаких попыток стащить с себя ненавистный строгий ошейник. И все это без Джеймса, не в одиночестве, нет. Просто без него.

«Несколько месяцев и его чертов поцелуй ночью на парковке, – подумала она. – Мысли о Калебе и призрак Мэдди, блуждающий где-то посреди этого ужаса».

Грейс не знала, как его вернуть, но она должна была попытаться.

Глава 4

Грейс припарковалась на противоположной стороне улицы от дома Джеймса и, выходя из машины, прихватила папку с отчетом и фотографиями с пассажирского сиденья.

Теплый безветренный вечер стелился молочным туманом на зеленые кроны деревьев. В промежутках между низкими заборами пряталось солнце, его золотисто-розовые лучи скользили по траве. В воздухе пахло цветущим жасмином, лимонным миртом, тимьяном и морской солью с залива. Звук ее шагов эхом отскакивал от асфальта и смешивался с тонким пением птиц. Шуршал гравий на подъездной дорожке, когда она шла к воротам.

Дом, показавшийся ей ухоженным и уютным, теперь выглядел заброшенным. Газон зарос и пожелтел, прошлогодние опавшие листья сбились в буро-коричневые кучи по углам участка. Гриль, оплетенный паутиной, покрылся толстым слоем пыли. Цветы в кадках высохли. Дверь гаража была открыта, внутри стояла машина Джеймса со следами грязи на кузове. На крыльце кто-то в порыве ярости перевернул стеклянный стол и кресла из ротанга: осколки хрустели под подошвами ботинок Грейс, когда она поднималась.

Возле двери Грейс поправила волосы и разгладила складки на рубашке. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться – сердце гулко билось у нее на языке и в ушах, – и постучала.

Когда на третий раз никто не открыл, Грейс на пробу сжала дверную ручку и провернула ее. Внизу живота потяжелело, ее бросило в дрожь – незапертый замок мог значить что угодно. Внутри Грейс крадучись прошлась по коридору. Он казался таким же бесконечным, как и тот, что она видела во сне. Никто не убирал в доме с похорон, когда Грейс достала швабру и ведро из гаража и вымыла полы после многочисленных гостей, которые приехали попрощаться с Мэдди.

– Джей? – Собственный голос в пустоте чужого дома показался чем-то инородным, словно ее не должно быть здесь. Звать напарника по имени еще раз она не осмелилась.

Она нашла его спящим на диване в гостиной в окружении пустых бутылок из-под виски и бурбона. Джеймс лежал на боку, спиной к ней. Его лица она не видела, но видела, что он прижимал к себе что-то, сильно напоминающее худи, в котором Мэдисон ходила по дому. Грейс знала, Джеймс не хотел бы, чтобы она нашла его таким. Ей захотелось убраться из этого дома, выйти за дверь и никогда больше не возвращаться. Но она осталась.

Сначала Грейс открыла шторы – пыль, слетевшая с них, заплясала в узкой полоске солнечного света. Затем выключила телевизор, работающий без звука, и положила пульт в металлическую корзину, как это всегда делала Мэдди. Она подошла ближе к Джеймсу и тронула его за плечо.

– Джей…

Он мгновенно развернулся, словно не спал все это время, а только делал вид, лежал и прислушивался, схватил ее за запястье и прижал к себе. Второй рукой Джеймс потянулся к ее шее.

– Грейс? – Он замер в движении и непонимающе посмотрел на нее сощуренными воспаленными глазами.

Выглядел Джеймс неважно: он похудел, лицо осунулось и заросло, всклокоченные после сна отросшие волосы торчали в разные стороны, под впалыми глазами лежали темные тени.

– Что ты здесь делаешь? – Джеймс отпустил ее руку и сел, спустив ноги на пол.

Грейс растерла онемевшее запястье. На глазах выступили слезы, ей не хотелось думать, что могло случиться, схвати он ее за шею. Ей стало тошно. Сердце билось в реберную клетку. От ледяной волны, прокатившейся по позвоночнику, Грейс передернуло.

– Дверь была открыта, – невпопад ответила Грейс, на ощупь нашла выключатель, и гостиную затопил рассеянный теплый свет.

Прошлась по комнате, включила еще два настенных бра. Стало светлее.

Грейс принесла с кухни мусорное ведро и стала собирать в него бутылки. Она умела скрывать свои чувства за маской настороженной отстраненности, ему незачем было видеть, как она напугана тем, что увидела. Мусор вокруг, переполненная пепельница и его заросшее лицо не сильно ее смущали. Но взгляд… Внутри его глаз, где-то за ярко-голубой радужкой, Грейс видела разрушающую бурю, сметавшую все на своем пути. Но Джеймсу незачем этого знать.

Его боль, казалось, стерла между ними последние условности. Стало проще и сложнее одновременно. Джеймс стал еще ближе, еще значимее – это пугало. Стремительно рушились ее границы, впуская Джеймса внутрь. И где-то на уровне подсознания Грейс понимала, что сдать назад или притормозить не получится. Если она сделает еще хотя бы полшага навстречу, Джеймс сломается.

– Да, дверь была открыта. – Джеймс кивнул и потер заспанное помятое лицо ладонями. – Но что ты здесь делаешь? – Он взглянул на нее снизу вверх, и в этот момент ей показалось, что сломается она.

– Долго ты собираешься ее оплакивать?

– Это не твое дело, Грейс. Уходи.

– Можешь грубить мне, хватать меня за руки. Делай что хочешь, но я не уйду.

Когда погиб Эван люди пичкали ее бессмыслицей: скоро станет легче, со временем боль уже не будет такой сильной, он бы не хотел, чтобы ты страдала, не хотел бы, чтобы ты оплакивала его так долго, чтобы рушила свою жизнь. Теперь настала ее очередь говорить это Джеймсу. Но она не стала.

– Чего ты хочешь?

– Я… – Грейс поставила наполненное ведро на пол и открыла окно – от запаха алкоголя и сигарет ее замутило. – Хочу поговорить. Хочу, чтобы ты вернулся. Потому что я не справлюсь без тебя. Но для начала я хочу, чтобы ты сходил в душ и переоделся. Ты воняешь.

Джеймс рассмеялся и откинулся на спинку дивана, но не стал возражать. Она слышала его шаги по лестнице, а потом на втором этаже хлопнула дверь в ванную и полилась вода.