Я останавливаюсь на секунду. Мы почти добрались до нашего нового форта, и я не понимаю, почему у Винни слезы на глазах. Это от холода? Или просто девчонки такие чувствительные?

– Винни, эй, мы свалим отсюда. Еще лет десять, и…

– Что, если я застряну тут? Если не смогу? Мама всегда говорит, что уезжать глупо. Она считает, что мне лучше уяснить это как можно быстрее. Может, она права. Она провела всю свою жизнь здесь, в резервации.

Я молчу, ничего не говорю, ненавидя одинокую слезу, катящуюся по ее щеке.

– Не имеет значения, Винни. Я буду приезжать домой и всегда буду твоим другом, если ты захочешь.

Она энергично кивает, и улыбка стирает грусть с ее лица. Затем мы поворачиваемся, заслышав скрип шагов по снегу разыскивающих нас детей.

– Так, ладно! Давайте покажем, что мы можем надирать им задницы целый день.

* * *

Наши дни

Прямо напротив меня заледеневшее лицо. Человек смотрит мне в глаза. Он слишком бледен, чтобы что-либо сказать, улыбнуться или пошевелиться. Это кто-то невинный, кого я любил. Сначала черты похожи на моего лучшего друга, а потом вдруг напоминают лицо отца.

– Черт возьми! – Я подскакиваю и ударяюсь об изголовье кровати, весь в холодном поту.

Дерьмо.

Сон. Кошмар. Воспоминания. Хреновые воспоминания, из тех, от которых кишки выворачиваются.

На дворе раннее утро. То самое время, когда я обычно просыпаюсь, вот как сейчас. И так все последние четыре или пять лет; я никогда не сплю больше шести часов в сутки.

Но сегодня кошмар был слишком ярким, и это о чем-то говорит.

Я встаю, ненавидя себя за каменный стояк, хотя несколько часов подряд меня одолевали грустные мысли. Дерьмо, которое хотел бы, имея кнопку памяти, нажать и просто-напросто забыть.

Но в жизни все по-другому. Я понял это давным-давно.

Может быть, мне так чертовски грустно, потому что урок, которого никак не избежать, находится прямо напротив, через коридор. На меня наваливается невыносимая тяжесть.

Назовите это предчувствием.

Прежде чем все это закончится, бедная, оплакивающая Джона девушка, похоже, получит пару-тройку подарков из преисподней, которые захочет забыть.

V: Сделка

Белла

Ячувствую себя потерявшейся в глубокой темной дыре. Тщетно пытаюсь выбраться наружу и с усилием продираю глаза. Узнав комнату и увидев солнечный свет, я расслабляюсь и вздыхаю.

Сон. Всего лишь дурацкий сон на тему клаустрофобии.

От стука в дверь глаза распахиваются. Как во сне, кто-то стучал в дверь, а приглушенные голоса пытались направить меня в нужную сторону…

Откинув одеяло, вылезаю из кровати и иду к двери, приоткрыв ее совсем немного – только щелочка.

– Прости, что разбудил. Все думал, ты вот-вот встанешь.

Дрейк. Огромный, серьезный, его ярко-голубые глаза мерцают, изучая меня. Не уверена, что мне подходят такие интенсивные пробуждения…

Я вынуждена моргнуть пару раз, чтобы сфокусировать взгляд. Сегодня он одет в черную футболку и джинсы, и его лицо светится торжественным, но при этом слегка измученным выражением.

Боже, только не говори мне, что у нас очередные плохие новости!

– Уже почти одиннадцать. – Он наклоняет голову, не вполне уверенный, поняла ли я, что он сказал.

– Одиннадцать часов? – Я в шоке. Я не просыпалась так поздно уже много лет.

– Я понимаю, что ты измотана, поэтому не хотел беспокоить, но тут звонил Роджер Джонс.

Джонс? Имя всплывает в памяти.

Роджер Джонс был исполняющим обязанности генерального директора «Норт Эрхарт» в течение многих лет. Дед частенько упоминал его.

– Роджер? Почему? Что-то случилось?

– Твои родители. Они были в центральном офисе сегодня рано утром, ну и наговорили там всякого.

Дерьмо!

Итак, началось. Я кидаю взгляд через плечо, готовая кинуться одеваться, чтобы можно было выезжать.

– Подожди. – Он хватает за руку – твердо, но нежно останавливая меня. – У Роджера все под контролем. Пока ничего экстренного, но я подумал, что ты захочешь знать об этом.

Против воли на лице возникает гримаса. Это будет кошмар.

– Дай мне пять минут. Я оденусь и спущусь вниз.

Дрейк кивает, я закрываю дверь и подхожу к чемодану.

Джинсы и клетчатая рубашка, которые я надевала вчера, лежат сверху. Мгновение меня одолевают сомнения. Предполагаю, что владелец компании стоимостью в миллиард долларов должен выглядеть соответствующим образом, но дед никогда не заморачивался. Не раз он заявлялся в центральный офис одетым в рабочий комбинезон и кожаную куртку.

Родители будут в бешенстве, но если бы у меня был с собой комбинезон, то я бы надела именно его. В конечном итоге я все же выбираю вчерашнюю одежду и иду в ванную.

Подозреваю, что с волосами, собранными в конский хвост, я вряд ли выгляжу как хозяйка миллионного бизнеса, но именно так все и обстоит. Спускаясь чуть позже по лестнице, я твержу под нос, что должна в себя верить.

Если Дрейк и подвергает сомнению мой выбор одежды, это никак не отражается на его лице. Его взгляд – как укол булавкой, суровый, сфокусированный на выполнении поставленной задачи. Я практически не знаю этого человека, но у меня идет мороз по коже, когда только пытаюсь представить, что может случиться с тем, кто попытается перейти ему дорогу.

Он резко распахивает входную дверь, когда я спускаюсь с лестницы.

– Сегодня поведу я, – буркает мужчина. Выглядит он при этом так, что сразу становится понятно: на самом деле выбора у меня нет.

Я, наверное, должна вежливо отказаться, отреагировать типа «спасибо-в-этом-нет-никакой-необходимости», но, если честно, сегодня я готова воспользоваться любой поддержкой, которую только могу получить.

Встреча с родителями будет нелегкой, и я не хочу видеться с ними наедине.

Поэтому я киваю, благодарю и выхожу на улицу. Первым делом замечаю большой черный пикап, припаркованный рядом с моим джипом. Хочется улыбнуться, потому что это массивный, сверкающий глянцем «ДжиЭмСи». Неудивительно, что он понравился Джону.

Эта машина намного новее старой красной дедовой трудяги с черными кожаными сиденьями и тонированными окнами, с суперсовременной навороченной стерео- и навигационной системой, а также динамиками, которые, вероятно, могут порвать барабанные перепонки. Вроде непритязательно, но не заметить невозможно. Я устраиваюсь поудобнее на пассажирском сиденье. Мне кажется, что машины здорово отражают характер своих владельцев.

– Так как вы познакомились с дедом? – спрашиваю я, когда мы уже движемся по подъездной дорожке к ранчо.

– Случайно.

Я поворачиваюсь, изогнув бровь, ожидая продолжения. Он смотрит на меня.

– В буквальном смысле этого слова.

– А что ты называешь случайностью? – Его едва заметная улыбка заставляет меня насторожиться. – Типа… аварии, что ли? Серьезно? – Меня аж передергивает.

Дрейк не отвечает, просто держит своими огромными татуированными руками руль. Темные линии, стилизованные под языки пламени, оплетают его кожу, и их вязь издали похожа на перья.

Хм… огненный феникс? Мне любопытно рассмотреть поближе, но я стесняюсь делать это совсем уж откровенно.

– Господи! Только не говори, что он был виновником аварии! – наконец выдавливаю я. Я всегда переживала, когда дед мотался в город и обратно, особенно в зимнее время года.

– Нет. Это была не авария. У меня лопнуло колесо на трассе, и я еле смог доползти до этой вашей подъездной аллеи. В разгар снежной бури, несколько лет назад. Я сам облажался. Нет, я не был пьян, но… слишком уж задумался о дерьме, которое тогда творилось в жизни. Конкретном таком дерьме, милая.

Мои губы поджимаются, когда он это говорит. Я почти боюсь спросить, что за «дерьмо» он имеет в виду, к тому же почему-то уверена, что вряд ли он так просто ответит.

– Ты пострадал? – Решаю не рисковать.

– Нет. Но только благодаря Джону. Я ни хрена не видел, просто понадеялся, что раз есть почтовый ящик, то, возможно, где-то поблизости есть и жилье, и люди. Оказался прав. Твой дедушка приехал сквозь заносы на своем грузовичке буквально через несколько минут. Он вытащил меня из снежного плена, и с тех пор я здесь.

– Четыре или уже даже пять лет? – Я знаю, когда это случилось. Потому что именно той зимой дед обмолвился, что к нему приехал старый армейский приятель.

Я еще училась в колледже и вынуждена была срочно свернуть разговор, потому что пора было бежать на занятия. А когда я перезвонила чуть позже, тем же вечером, закончилось все, как всегда, расспросами о студенческой жизни.

– Четыре было этой зимой. В феврале. И я ни разу не пожалел.

Любопытно. Может, дед намеренно не распространялся особо о своем «помощнике»?

И что же все-таки за дерьмо случилось тогда у Дрейка?

Знай я эту ситуацию, сто процентов бы начала зудеть деду о том, что опасно подбирать на дороге и тащить в дом незнакомцев. Особенно таких, на которых огромными буквами написано: «Неприятности заказывали?»

Да только Джон наверняка попросил бы меня не сотрясать воздух впустую. Учитывая, что Дрейк здесь уже четыре года, он был бы прав. Если этот парень и планировал сотворить что-то ужасное, у него имелась масса возможностей.

Короче, дед оказался прав, как обычно.

Громкое ржание за окном привлекает мое внимание. Эдисон несется по пастбищу вдоль забора величественным галопом с веревкой, болтающейся на мощной шее.

Дрейк тормозит до того, как я прошу его.

– Да как, черт возьми? Я не только закрыл стойло на два замка, но и связал его самого.

Он щелкает ремнем безопасности и тянется к двери, но я выскакиваю из машины быстрее его.

– Подожди меня здесь. Позволь я разберусь с ним сама, – говорю я.

Но Дрейк открывает свою дверь.

– Милая, у нас нет на это времени. Мы должны отвести этого чертяку обратно в амбар, или он поскачет за нами до самого города.

– Не поскачет, если я кое-что шепну ему. Подожди минутку. – Я иду через ров, где Эдисон ждет меня по ту сторону забора.

Дрейк ждет меня, прислонившись к пикапу.

Я прищелкиваю языком.

– Эй, дружище! Хорошим лошадкам тут не место.

Эдисон вскидывает голову. Он рассержен и рвется в бой, как мне кажется.

Я кусаю губу. Не подведи меня сейчас, Эдисон. Пожалуйста. Мне нужно что-то, какая-то отправная точка, на которую я могу ориентироваться.

Он делает шаг навстречу, затем еще один, настороженно косясь в сторону Дрейка.

– Пойдем, приятель, – мягко говорю я снова.

Подойдя вплотную, хватаю конец веревки и осторожно натягиваю ее.

– Ты обещал мне, – говорю я, перекидывая веревку через голову, чтобы снять ее. – Помнишь? Что мы будем помогать друг другу.

Он поворачивается ко мне, и я почти слышу, как он говорит: «Ты тоже обещала. Что больше не уедешь».

– Я просто съезжу в город, – говорю я. – Прости. Нужно было сказать тебе до того, как мы сели в машину. Больше этого не повторится. Но и ты тоже будь хорошим мальчиком.

Ку-ку. Похоже, я совсем с катушек съехала, разговаривая с конем так, как будто он и в самом деле все понимает, но…

Он обнюхивает мою рубашку.

– Нет, леденцов с собой у меня нет, но я принесу их тебе чуть позже, если мы с тобой договоримся. Знаешь куда?

Я наклоняюсь ближе и шепчу:

– В амбар. Слышишь, Эдисон?

Он двигает ушами.

Как бы безумно это ни выглядело, но я думаю, он все понял.

Я прячу улыбку и отступаю. Он наблюдает, как я медленно делаю еще один шаг. Затем снова вскидывает голову. Я усмехаюсь. Он меня не подведет.

Повернувшись, я перепрыгиваю ров и возвращаюсь к машине.

– Было бы намного проще отвести его домой на веревке, – говорит Дрейк.

– Нам не нужно вести его обратно. Залазь в машину. – Я оборачиваюсь, машу Эдисону и кричу: – Встретимся в амбаре!