В понедельник, как обычно, состоялся урок рисования – в комнате, которую она арендовала двумя этажами выше магазина гравюр и эстампов. Когда урок закончился, Вирсавия, как всегда, спустилась в магазин, чтобы узнать, не интересовался ли кто-нибудь ее объявлением.

У прилавка она сразу заметила знакомую высокую фигуру. Остановилась как вкопанная и уставилась, как девчонка, даже понаслышке незнакомая с правилами приличия. Взгляд сам собой измерил широкие плечи, спустился по спине и задержался на длинных, наверное, не меньше мили, мускулистых ногах, а потом снова поднялся по элегантной, безупречной и мужественной спине. Словно завороженная, Вирсавия неподвижно созерцала ослепительно белую полоску шейного платка над воротником сюртука. Из-под шляпы спускались густые темные волнистые волосы, а поля шляпы оставляли на ухе небольшую изогнутую тень.

– А вот и сама миссис Уингейт, – раздался голос мистера Попхема. Вирсавия вздрогнула и очнулась. Высокая аристократическая фигура совсем закрыла маленького человечка.

Джентльмен обернулся. Да, разумеется, Ратборн собственной персоной. Кто же еще может выглядеть так… безупречно, даже со спины? Кто еще способен рассматривать ее так сдержанно, без искры удивления и тени намека на недостойный интерес?

Нет, он не таращился, как обычный простак.

– Миссис Уингейт, – произнес он. – Вы появились как раз вовремя. Мы с мистером Попхемом едва не подрались.

– О, что вы, милорд, как можно, – засуетился встревоженный торговец. – Всего лишь неуверенность с моей стороны, поскольку я не знал наверняка… – Он совсем растерялся и замолчал.

– Я выразил желание взглянуть, как проходит ваш урок, – пояснил его сиятельство. – Мистер Попхем сказал, что класс наверху.

– Урок уже закончился, – ответила Вирсавия. – Мне казалось, занятия не вызвали у вас интереса. Во всяком случае, я получила записку именно такого содержания. Или, может быть, это лишь приснилось?

– Вы раздражены, – спокойно заметил виконт. – Должно быть, считаете, что если человек принимает какое-то решение, то обязан строго его придерживаться.

Казалось, в правом уголке рта мелькнул отвратительно бледный намек на улыбку.

– Так что же способно помочь принять окончательное и бесповоротное решение? Урок закончен. Следующий состоится в среду. Готовы ли вы совершить еще одно утомительное путешествие на обратную сторону луны, чтобы составить о нем собственное мнение?

– Холборн – вовсе не обратная сторона луны, – возразил лорд.

– Но это вовсе не те края, которые входят в ваш обычный маршрут, – съязвила Вирсавия.

– Может быть, милорд, пока вы разговариваете с миссис Уингейт, мне стоит заняться упаковкой картины? – вклинился в разговор мистер Попхем. – Тогда она будет готова к моменту вашего отъезда. Или вы желаете, чтобы я прислал ее позже?

– Возьму с собой, – последовал лаконичный ответ. Пристальный взгляд темных глаз ни на мгновение не покидал лица Вирсавии.

Торговец скрылся в соседней комнате.

– Ваша акварель, пейзаж Хэмпстед-Хита, – пояснил Ратборн. – Из-за этой работы я и приехал в Холборн. И ей же обязан собственной нерешительностью. С прошлой среды не дает покоя. Вряд ли удастся найти другого столь же ярко одаренного наставника. Большинство истинно талантливых художников посвящают свое время созданию и демонстрации собственных произведений. Те, кто попроще и поскучнее, зарабатывают на жизнь уроками. Вот я и подумал, что стоит воспользоваться удобным моментом, пока вы не одумались и не перестали тратить и время, и талант на обучение юных лодырей вроде моего племянника.

Комплимент собственной внешности Вирсавия выслушала бы совершенно спокойно и невозмутимо. Хотя она и сознавала, что период расцвета остался позади, все же настолько привыкла получать лестные оценки, что относилась к ним с полнейшим безразличием. Внешность – вовсе не ее заслуга.

Творчество – иное дело. Она упорно работала. А пейзаж Хэмпстед-Хита вызывал особую гордость. Так что похвала угодила прямо в сердце.

Вирсавия покраснела, запылала, как самая скромная из школьниц.

– Мои обычные ученики ни в малейшей степени не напоминают вашего племянника, – заметила она. – Да и сама классная комната совсем не такая, к каким он привык. А талант… что в нем толку? Мы оба знаем, что я не подхожу на роль наставницы. Может быть, вы и осмелитесь посмотреть сквозь пальцы на мое происхождение, но с родителями мальчика случится припадок.

– С его родителями постоянно случаются припадки, – заметил Ратборн. – А потому приходится обращать на них как можно меньше внимания. Не будете ли вы настолько любезны, чтобы показать мне классную комнату? Попытаюсь представить ее заполненной учениками. Я не художник, и мое воображение ограничено. Надеюсь, класс невелик.

– По понедельникам занимаются восемь человек, – пояснила Вирсавия. – Что же, пройдемте сюда.

Она вывела настойчивого джентльмена из магазина и направилась вверх по узкой лестнице.

– Представить восьмерых я еще могу, – заметил виконт. В тесном помещении глубокий голос звучал еще ниже. – И кто же они? Мальчики? Девочки? Или и те, и другие?

– Только девочки.

Подъем занимал два лестничных пролета, но Вирсавия давно к нему привыкла, а потому не должна была так задыхаться. К счастью, больше вопросов не последовало. Наконец она отперла дверь в класс.

Почти пустая комната оказалась просторной и благодаря большим окнам хорошо освещенной.

– Как видите, со светом здесь все в порядке, – с профессиональной гордостью поведала художница, – особенно после полудня. И всегда очень чисто. Комнату мы снимаем совместно с еще несколькими женщинами и используем по очереди. Оплачиваем очень добросовестную уборщицу.

Потом Вирсавия показала на аккуратно составленные в угол мольберты.

– Мои ученицы – дочери преуспевающих торговцев. Некоторые немного избалованы, но все же мне удается объяснить, как важно соблюдать порядок на рабочем месте.

Бенедикт подошел к окну, сложил руки за спиной и посмотрел вниз, на улицу. Только сейчас Вирсавия заметила, что шляпы на его голове нет. Оглянулась и увидела ее на стуле. Должно быть, виконт снял головной убор, едва войдя в комнату. Она не могла понять, чему так удивилась. Да и можно ли считать удивлением то чувство, которое она испытывала? Предвечерний свет причудливо играл на чистых, свободных от помады и пудры волосах. Слегка волнистые, под дождем эти волосы наверняка становились кудрявыми.

«Не смей представлять его с мокрыми волосами», – скомандовала себе Вирсавия.

Глубокий голос не позволил скатиться в опасную пропасть воображения и вернул к действительности.

– Чему еще вы их учите? – поинтересовался виконт. – В чем суть вашего метода?

Вирсавия объяснила, что начинает курс с простых упражнений в натюрморте: просит учениц принести из дома какие-нибудь предметы и расположить их по собственному усмотрению.

– Например, какие-нибудь яркие фрукты или чашку с блюдцем. Позже сама создаю композиции – скажем, шляпку, пару перчаток и книгу. Когда позволяет погода, отправляемся на пленэр. Рисуем деревья, дорожки и аллеи, интересные фасады домов.

– Вы не ходите в Королевскую академию художеств, чтобы копировать работы других художников? – спросил Бенедикт, все еще глядя в окно.

– Для моих учениц это не лучший путь, – спокойно, уверенно ответила Вирсавия. – Ведь они не собираются становиться профессиональными художницами. Их цель – приобрести навыки, которые общество считает необходимыми для леди. Родители хотят поднять дочерей в глазах света. Я учу девочек видеть. Обучаю простым техническим приемам. Одновременно в процессе работы они начинают грамотно оценивать качество. Полученные на моих уроках знания и навыки вполне могут применять и в других занятиях, в иных увлечениях.

Она попыталась представить, что вынесет с подобных занятий юный отпрыск аристократического рода.

– Короче говоря, на своих уроках вы даете основы художественного мастерства, – обобщил лорд Ратборн.

– Так оно и есть.

– Это именно то, чего так не хватает Перегрину, – заключил виконт и наконец-то отвернулся от окна. Солнечные лучи сверкнули на волнистых волосах и осветили чеканное лицо. – Мальчику необходима база. Он брал уроки рисования, но, судя по всему, методика прежних учителей оказалась недостаточно эффективной. Возможно, ваша подойдет больше.

– Но молодому графу потребуются индивидуальные занятия, – заметила Вирсавия, безжалостно подавляя пробивающийся в душе росток надежды. Ведь он всего лишь сказал «возможно». Сугубо дипломатическое выражение. Скорее всего комната кажется ему убогой, методика обучения чересчур простой и непрофессиональной, а ученицы недостойными. – Я не смогу учить вашего племянника в одном классе с девочками. Его присутствие не пойдет им на пользу. Кто-то из учениц начнет смущаться, кто-то, напротив, излишне возбудится. И все будут вести себя глупо.

– Присутствие Перегрина всегда оказывается разрушительным, – сказал лорд Ратборн. – Причем совершенно безразлично, кто именно находится рядом с ним – мальчики, девочки или взрослые. Учителя, члены семьи, матросы, военные, члены парламента – кто угодно. Мой племянник – истинный Фома неверующий. Требует доказательства абсолютно во всем. Любознателен, крайне логичен и последователен и невозможно упрям. Вопрос «почему?» звучит каждую минуту, а может быть, и чаще. Так что если вы не повысите цену за урок по крайней мере втрое, то совершите непростительную ошибку.

Это наверняка шутка! Утроить гонорар? За уроки с одним-единственным мальчиком? Даже если лорд Лайл очень постарается, он все равно не сможет оказаться сложнее Оливии – до какой бы степени ни разбаловали его родители. Оливия слишком многое унаследовала от ужасных Делюси.

– Раз так, я, пожалуй, назначу цену вчетверо выше обычной, – предположила Вирсавия.

– Парень не зря назвал вас разумной леди, – заключил лорд, отходя от окна. – Значит ли это, что вы согласны заниматься с ним, даже несмотря на мое предупреждение?

Вирсавия и глазом не моргнула. В свое время отец научил ее хранить непроницаемое выражение при игре в карты.

– Так вы приняли решение? – в свою очередь, спросила она.

Он обвел глазами комнату.

– Бомонду это не понравится, – просто сказал он. – Симпатии общества на стороне семьи вашего покойного мужа.

– О, – едва слышно выдохнула миссис Уингейт. Внезапно навалилась усталость. Она чувствовала себя Сизифом, который изо всех сил пытался затащить на высокую гору огромный камень. Этим камнем было прошлое; оно навалилось на росток надежды и сломало, раздавило его. Сейчас Вирсавия чувствовала себя так же, как в среду перед крыльцом художественного магазина, когда имя семьи закрыло перед ней очередную дверь.

– Все эти допотопные правила и предрассудки так утомительны, – продолжил Бенедикт. – Если родители Перегрина узнают, что его учите именно вы, то немедленно впадут в истерику. Эмоциональная несдержанность и экстравагантность у них в крови. Увы, этого не исправишь. Может быть, именно поэтому они не в состоянии воспитывать собственного ребенка. Удалились в шотландское поместье, а Перегрина поручили моим заботам. Но если родственники жены положились на меня, то должны беспрекословно принимать все мои решения. – Лорд Ратборн посмотрел Вирсавии в глаза и едва заметно улыбнулся. – Все, что требуется, – это принять окончательное решение. Знаете, вы сейчас выглядите точно так же, как ваша дочь, когда она рассердилась на моего племянника. Наверное, вам тоже очень хочется стукнуть меня альбомом для рисования?

– А это поможет?

На сей раз виконт улыбнулся по-настоящему. Лицо осветилось, и Вирсавия подумала, что лучше бы этот человек оставался серьезным. Перейдя из состояния намека в реальность, улыбка моментально заставила сердце биться сильнее, но зато замедлила работу ума.