Ульяна Муратова: Лекарка поневоле и опять 25 примет

Примета 26, выстраданная: быть сильной иногда больно, но быть слабой всё равно больнее

Пятое юлеля. Полдень

Таисия

Позднее утро выдалось суматошным.

Эрер дневал на чердаке, и в кои-то веки я была предоставлена сама себе, вот только это совершенно не радовало.

Вчерашнее чудесное настроение казалось внезапным проблеском хорошей погоды, после которой мир снова затянуло ртутно-серыми тучами.

Несмотря на ливень, местные пришли на диспансеризацию вовремя, и я сначала занималась ими, потом заполняла журнал, потом лечила коз от мастита… Их приводили селяне, и все эти козы были настолько похожи друг на друга, что в какой-то момент я подумала, что надо мной издеваются и водят ко мне одну и ту же козу, но Луняша вида не подавала и только спрашивала, можно ли сварить какое-то зелье от мастита без использования магии.

Да что у них за странные маститные козы? Не доят их вовремя или в чём проблема?

Пока я раздумывала над составом зелья и прикидывала, можно ли сделать ещё и мазь, день и подошёл к концу. Матушка Давлика так и не почтила нашу скромную козомаститную обитель своим присутствием, и я начала планировать свой собственный рейд по причинению добра и помощи.

В конце концов, чем я хуже соседа? Тоже умею нанести ближнему своему благо тяжкой степени. Пусть радуются, что параллельно я умею ещё и сдерживаться от подобных демаршей, не то вся деревня у меня бы уже ходила строем на утреннюю зарядку и массовые закаливания. Я настолько обеспокоена их здоровьем, что даже вставала бы ради этого по утрам – всё что угодно, лишь бы никого не оперировать.

Когда на деревню влажным покрывалом опустилась туманная ночь, принялась за готовку – меня как раз угостили свежим козьим сыром и зелёным луком, можно было снова сделать пирожки, они у меня получались куда лучше, чем обычный хлеб.

Шельма крутилась под ногами – сначала надеялась, что я случайно уроню что-нибудь вкусненькое, а потом, видимо, решила, что уповать на случай в таком важном деле несерьёзно и куда надёжнее свалить меня на пол ловкой подножкой-подкошкой. Но я тоже не вчера родилась: разгадала все её тактические манёвры и успешно перешагивала через коварную вертихвостку.

Тогда она начала жалобно мявкать, жалуясь на тяжёлую судьбу диких леопардов, содержащихся в неволе, и если я разобрала правильно – ещё на то, что её, сиротинушку пятнистую, ни разу в жизни не кормили, из дома не выпускали и только мыли самым мокрым образом.

Она страдала так искренне, что я почти прониклась, но всё же не стала нарушать правило «не давать питомцам ничего со стола, иначе они окончательно обнаглеют и будут клянчить вечно». Всё это время Шельма с надеждой заглядывала мне в глаза, почти пустила слезу, села столбиком и иногда трогала меня мягкой лапой, как бы заверяя в любви до конца как минимум одной кошачьей жизни из девяти.

Эрер пришёл на запах свежей выпечки, собранный и немного отрешённый.

– Ясной ночи. Есть хочешь?

– Лунной. Разумеется, – сдержанно ответил он.

– Приготовишь мясо, пока я заканчиваю с пирожками?

Отвечать он не стал, молча принялся за дело, и минуту спустя по дому поплыл умопомрачительный и слюнозахлебнутельный аромат свежеподжаренного мяса.

Большой кусок достался Шельме, и она совершенно забыла о моём существовании – уволокла его в угол, и когда я прошла мимо, чтобы взять приборы, демонстративно отгородилась от меня бессовестным пятнистым задом.

Честное слово, до этого я и не думала отбирать у неё обслюнявленный и повозяканный по полу кусок мяса, а вот теперь захотелось сделать это чисто для проформы. В воспитательных, так сказать, целях.

За этим перформансом Эрер наблюдал с грустной полуулыбкой.

– Я взял карту, которую принесла твоя помощница, и сделал две копии. Себе и на всякий случай – тебе, вдруг понадобится, – сказал он, когда мы закончили трапезу.

– Спасибо.

– Если ты не возражаешь, я выдвинусь в путь сегодня же. Не хочу тебя обременять и подвергать лишней опасности.

– Ты не обременяешь, – возразила я, однако под его выразительным взглядом прикусила язык.

Зачем уточнял, не возражаю ли я, если его моё мнение не колышет?

– Ты не против, если я возьму концентратор?

– Бери, конечно.

– Чудненько.

– А что это такое и для чего он нужен? – запоздало заинтересовалась я.

– Несколько веков назад маги активно ими пользовались, но потом изобрели заклинание, перекаливающее и взрывающее кристаллы, и вреда от них стало больше, чем пользы. Теперь они годятся лишь для охоты на зверей и первого, внезапного удара, дезориентирующего противника. При этом желательно словить ответку и успеть швырнуть концентратор в нападающих, как гранату, иначе можно подорваться самому. Твой – почти что музейный экспонат, и я всё же пришлю его обратно, если получится.

– Не надо, – нахмурилась я. – Швырять гранаты я всё равно не умею, зачем мне в доме такая опасность? А ты можешь винтовку взять, если хочешь.

– Спасибо, обойдусь. Магия привычнее.

– И куда ты двинешься?

– Лучше тебе не знать, – туманно ответил он. – Не волнуйся, я не пропаду.

– А как же головные боли? Тебе бы к доктору…

– Покажусь ему, когда разберусь со всеми делами.

– Деньги и вещи походные возьмёшь или тоже откажешься?

– Возьму. Верну, когда получится.

Эрер посмотрел за окно, где наряженные в гало лу́ны подсвечивали густеющий в низинах туман, отчего тот казался почти непроницаемо плотным. Словно вокруг дома кто-то невидимый воздвиг перламутрово-серые стены.

Я хотела заговорить о вчерашнем и не решилась. Пусть вспомнит сам, ничего не хочу доказывать и объяснять, да и ни в чём не уверена sine dubio.

После вечерника я помогла Эреру собрать вещи и соорудить спальник из толстого одеяла. Ночи в предгорье прохладные, не хватало, чтобы он простыл.

– Вот, возьми. Общеукрепляющее, болеутоляющее, – я выставляла на стол флакончики и баночки. – Это снадобье поможет от отравления, даже от змеиного укуса. Мазь остановит кровотечение. Настойка поможет сбить температуру и убрать симптомы лихорадки… А этот бальзам защитит от солнечных лучей и ожогов, правда, ненадолго.

– Не думаю, что мне понадобится так много лекарств. Мне всего лишь нужно добраться до границы. Дальше отделения СИБа есть в каждом крупном городе.

– Да, об этом. Будь осторожен, ладно? Вдруг это твои коллеги вот так тебя отделали, что ты вывалился из портала едва живым?

– Вряд ли. В СИБ очень жёсткий отбор, и всем на боевом факультете известно, как агенты стоят друг за друга. Это не просто работа, это братство.

– Ясно. Ну ладно. Я положу тебе пирожки, хлеб, твёрдый сыр, ветчину, кое-какие фрукты. Арсенал для борьбы с быстрым метаболизмом…

Он улыбнулся:

– Спасибо.

Пока собирала ему котомку с едой, подумала, что этого всё же будет мало. Доложила козинаков, конфет и сушёной рыбы. Добавила пару бутылок сладкого компота и неловко замерла у стола.

– Ну… прощай тогда? – спросил Эрер, когда всё было готово.

Я опустила увлажнившиеся глаза, а потом шагнула к нему и обняла. Он уткнулся носом в мою шею и сделал несколько бесконечно глубоких вдохов.

– Обязательно покажись нормальному врачу, – срывающимся голосом попросила я, размыкая объятие. – Пообещай.

– Боли – нормальная история после любого ранения, конфетка. Даже магия не всесильна, – нарочито бодро ответил он.

– Может, всё же останешься? – тихо спросила я.

– Останусь, если ты придумаешь достойную причину, – пытливо посмотрел мне в глаза он, явно имея в виду то, на чём мы остановились прошлой ночью.

– Так правильно. Ты сам поймёшь, когда всё вспомнишь. Я – неподходящая пара для тебя, а если так, то зачем увязать в этом горьком меду?

Эрер наклонил голову набок и ответил:

– Что-то ты темнишь, конфетка.

– Ты просто ничего не помнишь, Эрер. Всё это уже было. Я предлагала, ты отказался.

– Ясненько… – протянул он, сощурившись.

Привлёк к себе и целомудренно поцеловал в лоб на прощание. Подхватил Шельму, перевернул вверх тормашками и пощекотал розовый животик, чем ужасно её возмутил.

Оказавшись на полу, она принялась игриво нападать и рычать на его ботинки, а я изо всех сил стиснула зубы, чтобы не разреветься раньше времени.

Кинув на меня прощальный взгляд, Эрер отсалютовал и ушёл.

Я бездумно прошлась по дому, разбирая оставшийся после сборов бардак, а потом легла спать и долго смотрела в потолок, пока по вискам текли непрошеные слёзы.

Всё будет хорошо. Может быть, не завтра и не на следующей неделе, но всё будет хорошо.

Ведь так?

Шестое юлеля. Полдень

Таисия

Если бы мне было семнадцать, я бы думала, что на этом моя жизнь кончена, и не встала бы с кровати.

Если бы мне было двадцать семь, я бы безостановочно рыдала весь день.

Но мне – тридцать семь, и хотя моё сердце всё ещё открыто для любви и отношений, я уже знаю, что раны на нём заживут. Пусть не сразу, но заживут.

Поэтому на следующий день после ухода Эрера я усилием воли заставила себя подняться с постели, покормить Шельму, поесть и начать приём по расписанию.

За два дождливых дня грунтовые дороги развезло, и пациенты приносили с собой не только вопросы и жалобы, но ещё и комки грязи на обуви. Луняша трижды мыла полы, и ещё один раз это сделала я. В общем, запишем на будущее, что диспансеризацию нужно планировать на время засухи.

Селяне приходили разные, в основном добродушные и любопытные, и возможность помогать другим немного отгоняла тоску.

Единственная, кого я так и не дождалась – матушка Давлика, тётка Фалья. Ближе к вечеру отправилась к ней сама. Как говорил Паоло Каэльо, «Если ты не идёшь к своей судьбе, она идёт к тебе».

Благо, что ни искать, ни долго бродить по округе не пришлось – Луняша проводила меня к нужному дому на соседней улице.

На крыльце сидел сын-корзин собственной персоной, философски смотрел на бегущие по небу пуховые облака и жевал травинку. Завидев нас с Луняшей, приосанился и принял важный вид, скрестив руки на груди. Травинка при этом осталась во рту, и он почему-то не выплюнул её, а втянул в себя и попытался незаметно съесть.

Спойлер: не получилось, мы всё заметили.

– Доброго аппетиту, – хихикнув, пожелала Луняша, чем жутко его смутила.

Важный вид тут же сменился сердито-обиженным.

– Ясного вечера. Мы к вашей матушке. Дома она? – ласково спросила я, сглаживая неловкость.

– А чего это вы припёрлися? – набычился он.

Травы наелся, а в нас коров увидел?

– Тебя спросить забыли, – задиристо ответила Луняша, распушившись, как молодая курочка.

На голоса вышла из дома его матушка в переднике, вытирая испачканные мокрые руки кухонным полотенцем. Полоснула по нам с Луняшей взглядом, а затем строго процедила:

– Давлик, а ну иди в дом. Нечего тут… У нас женские дела!

Давлик хотел было возразить, но наткнулся взглядом на поджатые губы матушки и мгновенно потух, утратив даже видимость наличия хребта. Ушёл в дом и дверь за собой прикрыл. Послушный мальчик.

– Ах-х-х вы… – зашипела вдруг тётка Фалья. – Приш-шли тут, понимаеш-шь. Давлику моему глазки строить будете? Ж-женихаться заявилис-сь! А ну пош-шли вон! – неожиданно стеганула она кухонным полотенцем в нашу сторону.

– Совсем сбрендила, карга старая? – тоненько возмутилась Луняша и тут же нырнула мне за спину.

А я как стояла с флаконом зелья в руках, так и… выхухолела. Натурально, как выхухоль. Очень удивлённая выхухоль. Я бы даже сказала – глубоко шокированная.

Просто вот серьёзно, даже не знаю, как сильно меня должно жизнью побить, чтобы я женихаться пришла… к Давлику! Нет, так-то он парень рослый и даже симпатичный, но такой… Давлик!

Пока я подбирала слова для своего очередного бенефиса, тётка Фалья вдруг зло сощурилась: