«Просто хотел тебе написать. Я знаю, что ты замужем».

«Ничего не имел в виду. Просто, наверное, ностальгия по прошлому».

«Приятно было пообщаться».

«Пока, Соня».

Соня несколько раз прочитала семь сообщений, вернулась к началу переписки и снова рассмотрела фото чоппера. Руки уже не дрожали, её не трясло, наоборот, мышцы сковало онемением. Какая бессмысленная пустая беседа. Никто из них не написал того, что на самом деле тревожило. А может, Марка и не тревожило. Действительно ностальгия. Увидел её в ленте и написал. Всё-таки у них есть общее прошлое. Одиннадцатый класс, знакомые. Оба были новенькими, попали в незнакомую обстановку. Можно даже сказать, враждебную. Приходилось выживать в недружелюбной школе, бороться за место под солнцем и сражаться друг с другом, а еще доказывать всем, что золотая медаль даётся не за красивые глаза. Медаль едва не сорвалась, оба едва не загубили свое будущее.

Вряд ли он снова напишет. И не нужно. Абсолютно точно не стоит им общаться. «Пока, Соня» напоминало «прощай, Соня».

Ночью её мучили обрывки воспоминаний, видоизменённые причудливой фантазией в сумбурный сон с бессюжетным нагромождением небылиц. Встала она уставшая и разобранная, словно конструктор без важных деталей. Пожалуй, как и Юля, она хотела бы валяться в постели до самого обеда, спрятавшись от кусачей действительности под тёплым одеялом. Но её ждала работа и обязанности мамы.

Отложив телефон, Соня перевела взгляд на часы, хмуро покачала головой и, откинувшись на спинку стула, выкрикнула в коридор.

– Юля, в школу опоздаешь!

Тимур привстал.

– Дрыхнет. Схожу ее за ногу дёрну.

– Я сама.

– Давай я, – предложил Кирилл.

Соня решительно встала.

– Нет. Ты сейчас начнешь ее уговаривать, убеждать, она в итоге придумает новую болезнь, и ты сжалишься над ней. Оставишь дома. Я сама.

Соня прошла по коридору, следуя изгибам цветастого шарфа, будто по дорожке из хлебных крошек. Решительно толкнула дверь в спальню Юли. Оглядев сумрак в комнате, резко дернула штору. Бледное солнце лениво осветило углы и пристыженно ретировалось. Стало немного светлее, но неуютнее из-за дождя, скользящего по стеклу.

Соня включила свет.

– Вставай, до школы полчаса, ты даже позавтракать не успеешь.

Одеяло на кровати зашевелилось и засопело, но не приняло вертикальное положение. Соня дернула его за угол.

– Юль, сколько можно? Четверть только началась, а ты уже прогуливаешь.

– Я хочу спать, – пробурчала Юля, уткнувшись в подушку.

Соня прошлась по комнате, собирая разбросанные вещи.

– Все хотят спать, – она достала из шкафа форменную юбку, рубашку и положила на стул. – Юль, вставай.

– Я сегодня не иду в школу.

– Опять?

– Не хочу. Устала.

– Не нужно было допоздна гулять. Вставай сейчас же.

– Не-е-ет!

Соня остановилась рядом с кроватью, от бессильной злости сжала пальцы и стиснула зубы. Сев на край постели, несколько раз глубоко вдохнула. Возмущение кипело перцовой лавой, хотелось стащить Юлю с кровати, отругать и как следует встряхнуть, но вместо этого она отвернула край одеяла, нащупала лохматую макушку дочери и, наклонившись, принялась целовать куда придется. Пусть и на дочке будут янтарные следы, метки любви, а не злости.

Юля опешила, явно не ожидала такого поворота. Вцепилась в подушку и готовилась бороться за сон, но он схлынул сам собой, когда вместо криков случились поцелуи.

Наконец она выкрутилась и отодвинулась к спинке кровати.

– Мам, ты чё? Это что вообще такое было? Обслюнявила меня всю.

– Вставай, ты в школу опаздываешь.

Соня улыбнулась. Ей план сработал. Юлины щеки пестрели лимонно-шафрановыми всполохами, в глазах светилось недоумение и приглушенная радость.

– Да встаю уже. Лучше в следующий раз водой меня поливай. Нацеловала меня, как пухложопую ляльку.

Соня поднялась, бросила взгляд на гитару в кресле и, скрывая улыбку, вышла из комнаты. Дальнейшие события она предвидела и без способностей оракула. Естественно, на первый урок Юля опоздает, даже если не будет завтракать, а потом снова позвонит классная руководительница и будет сокрушаться, что Юля прогуливает и, если так будет продолжаться, им предстоит посетить очередное «чаепитие» у директора.

Соня резко остановилась посередине коридора. Господи! Она ведь так и не встретилась с учительницей. А это было две недели назад! Сейчас вытолкает дочь в школу, соберется на работу и обязательно позвонит, дело, может, и не срочное, но точно важное, раз классная руководительница хотела поговорить наедине.

Эту мысль Соня помнила еще около часа, а потом благополучно забыла.

После переписки с Марком прошло две недели, Соня реагировала на каждый сигнал телефона, вздрагивала и с нарочитой медлительностью заглядывала в инстаграм. Марк не писал и не лайкал её фото. Видимо, сказал все, что хотел. Признав этот факт, Соня испытала облегчение, а следом погрузилась в тоскливое состояние апатии. Зачем он вообще разбередил воспоминания?

Ноябрь дышал в спину сипло и промозгло, покусывал утренней изморозью, влажно облизывал затяжными дождями. Последнее время Соне все время казалось, что она заболевает. Такое неприятное состояние преднедуга, вроде и кашля нет, и температуры, но одолевает слабость, сонливость и озноб. Работа требовала внимания и силы, а ей порой тяжело было подняться с постели. Почти все утренние сеансы Соня перенесла на послеобеденное время, хотела выспаться. Но чем больше спала, тем больше хотелось.

Кирилл заволновался. Отправив детей в школу, остался дома.

– Сонь, что-то ты мне не нравишься.

Она отвернула край одеяла, выставив наружу только взъерошенную макушку и нос.

– Я и не должна тебе нравиться, люби меня.

– Прям сейчас?

Соня задумалась.

– Сейчас это будет похоже на некрофилию. Чувствую себя трупом.

Кирилл скривился.

– Фу, Сонька, – он пощупал её лоб, – что с тобой? Я переживаю. Может, нужно проверить щитовидку? Авитаминоз?

– Не знаю. Невесело мне. Всё такое серое и бессмысленное, как этот промозглый ноябрь. Дом все время стонет. Тоскливо, хоть вой.

Кирилл торопливо поднялся, наигранно хлопнул в ладоши.

– Я знаю, что тебе поможет. Поездка! Нужно выбраться из города, туда, где нет ничего серого. Помнишь, мы хотели съездить в Лаго-Наки? Там сейчас красиво. Скорее всего, снег лежит.

Соня приподнялась на локтях.

– Может быть. Придется клиентов предупредить, сеансы сдвинуть, – протянула она без энтузиазма.

– Сдвинешь. Это на пару дней. Детям тоже полезно будет отдохнуть. Поедем в пятницу после обеда, вернемся в воскресенье.

– Я подумаю. Дай мне еще часик поспать.

Кирилл покачал головой, скрутил Соню в охапку вместе с одеялом и понес в душ.

– Нет, Сонька, хватит оправдывать свое имя. Пришло время проснуться.

Муж оказался прав. Её встряхнула даже мысль о поездке. Детям пока не говорили, хотели сделать сюрприз. Втайне от них Соня собирала вещи и продумывала маршрут. Хорошо бы посетить водопады Руфабго, только пустят ли туда в такую холодрыгу? В любом случае их ждут красивые места: настоящие горы, покрытые пушистыми лесами, и скалистые берега реки Белой.

В четверг Соня все подготовила и утром наконец объявила о поездке. Тимур подпрыгнул, едва не упустил место в кресле-качалке, отвоёванное пару минут назад.

– О, круто. Как раз у нас тема в Кубановедении о достопримечательностях края. Нафоткаю и сделаю доклад.

Юля со стуком опустила на стол чашку, чай расплескался, запачкав манжет рубашки.

– Когда?

Соня растерялась. Радости от предстоящего приключения Юля точно не испытывала и даже не пыталась притворяться.

– Завтра после обеда.

– Я не еду.

– Как не едешь? Это семейная поездка.

– Я сказала, не еду. У меня другие планы.

Кирилл бросил взгляд на часы.

– Так, вы сейчас в школу опоздаете. Поговорим позже, – он повернулся к Соне, интенсивно сигнализируя бровями, – Юля как раз обдумает эту новость, и вечером поговорим.

Вечерний разговор с разъяренной Юлей достался Соне. После работы она решила заняться цветами. Продуваемый флигель с огромными окнами и легендарным пятном на потолке гораздо больше подходил для оранжереи, чем для спальни. Уже второй год Соня выращивала тут цветы, точнее созерцала, их медленное умирание. В садоводство иногда включалась Вера Андреевна, добывала косточки из магазинного авокадо, семечки из граната и закапывала в опустевшие естественным путем горшки. Вскоре благополучно забывала, что за ними нужно ухаживать, а у Сони появляюсь новые тяжелобольные приемыши.

Выживали только устойчивые к перепадам температуры и неравномерности заботы: сансевиерия, традесканция и алоэ. Именно эти цветы когда-то занимали подоконники и шкафы в классе. Маруська Игоревна развела в кабинете биологии сказочные джунгли, правда, из трёх видов комнатных цветов. Остальные не преодолевали порог совершеннолетия, помирали так же, как сейчас у Сони.

Входная дверь хлопнула так громко, что пятно на потолке чуть увеличилось. Соня вздрогнула, едва не выронила лейку. По коридору простучали быстрые нервные шаги, звонкие, как цокот копыт. В комнату влетела Юля и без предисловия выпалила:

– Я никуда не еду!

Соня поставила лейку.

– Мы уже всё решили и забронировали номер в гостинице. Тебе понравится.

Юля прошлась вдоль окна, резко развернулась.

– Нет. Во-первых, у меня другие планы. Завтра Осенний бал, потом будет дискотека. Пенсионерская поездка мне нафиг не сдалась.

Соня задумалась.

– Ты участвуешь в выступлении?

В школьные годы Соня каждый год с воодушевлением окуналась в подготовку к Осеннему балу. Писала сценарий, курировала репетиции и, конечно же, блистала сама. День её высочайшего триумфа случился в одиннадцатом классе. Тогда она впервые не получила титул Мисс Осень, но стала настоящей королевой – и это было важнее, гораздо важнее и приятнее. Такую причину отказа от поездки она могла понять.

Но Юля насмешливо фыркнула.

– Ещё чего. Пусть другие мартышки кривляются. Придумали сценарий для пятого класса. Пусть сами на сцене позорятся.

– Тогда не понимаю, – Соня приподняла плеть повядшей традесканции. Не могла вспомнить, когда поливала ее. Земля выглядела влажной, но куст сухим, – раз ты не участвуешь, не вижу проблемы.

Юля снова ощетинилась.

– Я вижу! Меня никто не спросил. А вдруг я не могу уехать на выходных? Не хочу, в конце концов.

Соня развернулась и тут же напоролась на взгляд дочери. Острый, злой, почти ненавидящий. На щеках Юли, на шее и даже на тонких ключицах кляксами расплывались коралловые разводы. Соня тяжело сглотнула, невольно подалась вперёд, чтобы коснуться расцвеченной первой любовью дочери. Клубнично-мармеладные пятна с округлыми краями поблескивали оранжевыми всполохами. Абсолютно точно это была первая любовь. Но эти отпечатки принадлежали не Юле, а тому, кто её касался.

Соня опустила взгляд и нахмурилась. Коралловые извилистые узоры уходили на грудь, проступали сквозь серую рубашку и терялись на животе. Это были смелые прикосновения, слишком смелые для первой робкой любви. Память тут же подсунула Соне кадры из ее собственного прошлого. Она точно помнила, к чему приводят такие прикосновения. Её Юльке-Жульке уже семнадцать лет. Её девочке, из всех сил убегающей от детства, всего семнадцать лет!

– Ты едешь с нами, – безапелляционно заявила она.

Юля интуитивно уловила напряжение, зависшее, словно шаровая молния. Ни дышать, ни двинуться: рванёт.

– Нет! Вы меня в багажнике, что ли, повезёте?

– Надо будет, повезем.

– Почему? Зачем я вам там нужна? Скука смертная ваш Лаго-Наки.

Соня сложила руки на груди и выпрямилась.

– Я не думаю, что тебе стоит идти на дискотеку.