– Это настолько же галлюцинация, насколько и мы. Когда-то все было создано именно таким образом, только мысль принадлежала не таким, как мы, бестолковым созданиям, а могучему разуму, способному создавать вселенные для собственного развлечения. Этот мир чист от множества мыслей, в отличие от наших, поэтому здесь очень легко создавать. Вещество, образующее его, откликается на наше воображение без всякого усилия. – Змей закрыл глаза и воспроизвел кусок скалы, напоминающий его родные края. – Попробуйте сами. Это закроет тему нашего спора насчет того, чье воображение лучше развито.

– Один момент, Антош. – Меня заинтересовала определенная деталь. – Все, что мы навоображаем, исчезнет после нашего ухода?

Я встревожился, что создам живых существ, которые помрут с голода, потому что я не представил продукты питания для них.

– Вот! – Змей поднял вверх кончик хвоста. Педагогический жест, означающий время для нравоучительной мысли. – Это правильный вопрос к теме ответственности за все, что мы создаем. Если ты хочешь создать мир, в котором никто не будет ни в чем нуждаться, то надо очень постараться. Нельзя просто так взять и сбацать мир, в котором после вашего ухода начнется вакханалия. В этом мире такое не прокатит, все исчезнет, как только мы уйдем. Нет мысли – нет ее последствий. Это черновик для тех, кто в будущем захочет попытаться. Творите!

– Антош, ты сейчас рассказал нам о том, как можно стать богом? – Ляля внимательно слушала и сделала выводы.

– Да. Только ваш мир будет настолько божественным, насколько это есть в вас. Надо решить, хотите вы такой мир или можно стать лучше.

– Да, стать лучше не помешало бы. Первая мысль, которая пришла мне в голову, это нудистский пляж для участниц конкурса красоты, – признался я и тут же нарвался на обжигающий взгляд Ляли.

Ох уж наши отношения, похожие на поведение собаки на сене! Мы оба ревновали друг друга, но так и не знали, что нам с этим делать.

Воспользовавшись нашей заминкой, змей начал творить. Под нами возникла зеленая долина, упирающаяся в голубой океан, в воздухе появились птицы, по небу поплыли облака, а сквозь синеву воздуха проступили бледные очертания планеты с кольцами вокруг нее. Потрясающе фантастический пейзаж, созданный за пару минут!

Я тоже решил тряхнуть воображением, но сначала хотел определиться с темой. Однако как только появилась возможность реализовать воображение, оно куда-то пропало. Я решил действовать от противного. Выбрать что-то в противовес воображенному змеем. Пусть это будет зима. Искрящиеся холмы снега заняли противоположную сторону пейзажа. Деревья под шапками белого снега склонились ветвями к прозрачному льду замерзшей реки. Желтое солнце разжигало холодный пламень в бесчисленных кристаллах снежинок. И это тоже выглядело впечатляюще красиво.

Затем я добавил немного интриги. Послышался приближающийся звук колокольчика. Мои друзья завороженно ждали появления его источника. И вот, раздувая пар из ноздрей и поднимая снежную пыль, появилась тройка. Кони, облаченные в нарядные красные попоны, тянули за собой деревянные расписные сани, в которых сидел пожилой мужчина с большой белой бородой поверх синей атласной шубы с белой опушкой. В руке, одетой в красную рукавицу, он держал посох. Повозка пронеслась мимо нас, окатив снежным ветром, и исчезла за сугробом под затихающие звуки колокольчика.

– И все-таки он существует, – произнес я и вздохнул.

– Кто это был? – спросила Ляля.

– Дед Мороз.

– Неплохо, – оценил мое воображение змей. – Только прохладно.

– Теперь я? – встрепенулась Ляля, будто не хотела воображать, боясь сравнения.

– Не бойся, я в тебя верю. – Я прижал ее к себе и потер ей рукой между лопаток. Она мне призналась как-то, что у них принято гладить по спине, чтобы успокоить.

Ляля закрыла глаза. Мы со змеем замерли, ожидая увидеть лесной пейзаж или что-то похожее на ее мир. Но тут началось совсем не то, чего мы ждали. Мир вокруг нас зашевелился, ожил, завертелся, как механизм непонятного назначения и принципа работы. Какие-то фигуры возникали из воздуха, вращались, трансформируясь на глазах и перетекая из одной формы в другую. При взгляде сквозь них перспектива искривлялась, удалялась, приближалась, меняла очертания.

Ляля открыла глаза и сама с удивлением уставилась на то, что придумала.

– Это что, наркотический бред? – спросил я у нее.

– Я просто хотела создать мир, в котором нет такого понятия, как расстояние. То есть он искажается, но с определенным алгоритмом, чтобы можно было заранее знать, куда попадешь. Хоть к соседям, хоть на другую планету за один шаг. Малое повторяется в большом, большое в малом, а время имеет значение только для неподвижных предметов. И еще каждый процесс обращается в свою противоположность.

Мы со змеем впали в легкий ступор, пытаясь понять, сколько в словах Ляли умных мыслей и сколько желания поиздеваться над нами.

– Ляля, после этого мое отношение к тебе не будет прежним, – заявил ошарашенный змей. – Я чертов гуманитарий с бездарным воображением.

– А я вообще застрял на уровне детского сада. Надо же, Деда Мороза представил. – Мне стало так смешно над самим собой.

Я не смог бы воспроизвести словами все, что сказала Ляля, не говоря уже о том, чтобы повторить в воображении.

– Ничего такого сверхъестественного. Иногда перед сном я думаю о том, как устроен мир, чтобы понять, как в нем работают переходы. – Кошка скромно потупила взор.

– А я перед сном думаю, что мне с утра съесть – яичницу или омлет, – признался я. – Ляля, а если бы ты представила меня, я бы тоже выглядел как существо с полотна авангардиста?

– Без понятия. Жорж, ты не такой загадочный, чтобы о тебе думать перед сном. – Это была подначка.

Ляля заигрывающе шлепнула меня по заду. Я бросился к ней, но куда там, она отскочила с грацией кошки в сторону, а я, как неуклюжая макака, проскочил мимо.

– Ну все, друзья, вижу, эксперимент подошел к концу. Пора возвращаться, а то загадите своими сокровенными мыслями нетронутый холст.

Змею до сих пор не нравились наши заигрывания, хотя дальше них отношения никогда не продолжались. Да и не могли продолжаться. Мы были слишком разными, чтобы даже предполагать это. Ляля позволила мне поймать ее за руку. Я притянул кошку к себе, а змей тут же объял нас и вернул в родной дом в Транзабаре.

– Уф, завтра пойдем в городскую управу, проситься на работу, – заявил Антош. – А то разбалуемся от безделья.

Глава 2

Виктор, он же Вий

Если бы у каждого человека, как у всякой солидной фирмы, имелся свой девиз, то мой звучал бы так: «Если мужчина немного красивее обезьяны, то ему этого достаточно». Я, к примеру, был красивее гориллы, но пострашнее бабуина. Мне всегда казалось, что дело в яркости, броскости, которой у меня не было.

Моя маман была рада увидеть новорожденного сынулю, которого ей принесли через три часа после появления на свет, милого карапуза аристократической внешности, хорошо угадываемой даже под послеродовой отечностью. Оказалось, что это был не я. Врачи что-то напутали, и тогда ей принесли ее настоящего сына, то есть меня. Моя дорогая родительница подняла настоящий скандал и попросила сделать генетическую экспертизу, потому что я был слишком некрасив, даже с учетом этой самой отечности.

Генетическая экспертиза подтвердила наше родство. С того момента, когда моя память начала оставлять в голове воспоминания, я регулярно слышал от маменьки этот мотивационный слоган про то, что мужчине достаточно быть красивее обезьяны.

Природа наделила меня странным угловатым черепом, на гранях которого всегда топорщились непослушные волосы. Маленькими глазками, делающими меня схожим с какой-нибудь крысой, задумывающей недоброе. Мама называла их «смородинками». Ушами-лопухами, завывающими в ветер, как морские раковины. Большим носом, на который тоже имелся свой слоган-пословица: «Семерым рос, одному достался». Неправильным прикусом и двумя слишком крупными верхними резцами цвета слоновой кости. Моя улыбка, во время которой я пытался скрыть их, выглядела как паралич верхней губы.

Ко мне насмерть приклеилась кличка, образованная от моего имени Виктор – Вий. Когда ко мне обращались одноклассники, в окружении тех, кто меня не знал, ни у кого ни разу не возникло желания узнать причину обидной клички. У меня было такое ощущение, что Гоголь в творческом порыве вышел за вдохновением в астрал и встретил меня.

Меня даже на военной комиссии забраковали. Врачи не нашли у меня никаких отклонений в здоровье, однако врач, подписывающий последнее заключение, долго сомневался, какой вердикт поставить. В итоге он сделал вывод: «Негоден». На мой возмущенный вопрос «почему» он ответил:

– Армия делает из мальчика мужчину, а из тебя… На тебя ни одна каска не налезет. Квадратных касок в армии нет. Я понимаю, что армия – это не конкурс красоты, но у нее все же должно быть какое-то лицо. Ну, ты понимаешь. Только враг может выглядеть так, как ты.

В принципе, я был готов к одиночеству. Два десятка лет насмешек убедили меня в решении не ждать от противоположного пола внимания. Практичная часть моего разума также пыталась убедить меня в том, что такие морфологические гены не стоит передавать по наследству. Я, как выбраковка человеческого социума, собирался прожить свою жизнь изолированно, предаваясь мелким эгоистичным радостям.

Я ходил в тренажерку, чтобы исправить хотя бы то, что можно. Фигура у меня была обыкновенная, и занятия спортом придали ей подтянутости. Со спины я был ничего, но горе той девушке, которая спешила меня обогнать, чтобы проверить, какое лицо прилагается к этой фигуре. Сколько их споткнулось на ровном месте от эффекта неожиданности! Впору было ставить на себе зарубки за «сбитых» девушек.

И вот, когда я совсем не ждал сюрпризов, судьба преподнесла мне один из них. Все случилось вечером пятницы. Я вышел из тренажерного зала и собирался по дороге домой зайти в магазин купить себе сока, а матери кефира. Она в который раз сидела на какой-то диете и потребляла его в невероятном количестве. Ее уже пучило, но она все равно упорно давилась кисломолочным продуктом и мучила весы, гипнотизируя стрелку.

– Мама, чтобы похудеть, надо просто не есть, а не, как вы, обжираться этим кефиром.

– Много ты понимаешь, сынок. Профессора советуют. Там почти нет калорий.

С другой стороны, это занятие занимало и развлекало ее.

На улице стояла душная жара. Я вынул из сумки полотенце, чтобы вытереть вспотевшее лицо и шею. Тело еще оставалось разгоряченным после тренировки и мгновенно реагировало на погоду. Не знаю, в какой момент ко мне подошла девушка, но едва я вытер лицо и убрал полотенце, она уже оказалась рядом. Ее внешность вызвала у меня кратковременный паралич всех органов. Она была сногсшибательна. Я бы даже сказал, неземной красоты.

Такого фигурного разреза глаз я не встречал прежде. Глаза большие, но в меру, а вот радужная оболочка, окрашенная в струящиеся цвета от бирюзового до синего и казавшаяся наполненной перламутровой жидкостью, была больше, чем у обычного человека. Взгляд девушки гипнотизировал. Какие-то мгновения она просто улыбалась и смотрела на меня, а я замер, как кролик перед удавом, и не шевелился. Только одинокая мысль «Ух ты!» носилась по черепной коробке, звонко стукаясь о ее стенки.

С остальными частями лица и фигурой у незнакомки тоже был полный порядок. Она это знала и в противовес моей закомплексованности выглядела расслабленной.

– Привет, меня зовут Эрла, – произнесла она знакомые слова, но так, будто я услышал их от иностранца.

Да еще и имя показалось мне совсем необычным, но оно ей шло. Ни одно из тех, которыми называли девочек в моем окружении, ей бы не подошло.

– А, хм… так, так, так. Вий. А-а-а, Виктор. Меня зовут Виктор.

– А я тебя жду, – продолжила она буднично, будто мы до этого уже были знакомы.

– Зачем? – В моем положении можно было и не задавать этот вопрос.

– Пойдем в парк, поговорим спокойно в более подходящем месте, – предложила она.

Ее непонятное желание пообщаться как-то охладило меня. Появился даже легкий страх, что меня хотят использовать, подговорить на какое-то гнусное дельце, предполагая, что такой некрасивый юноша не устоит перед чарами и согласится на что угодно.