И вот наконец в руках Тюррни очутился младенец – мальчик, такой крупный и тяжелый, что ей казалось, она держит камень. При помощи тех же невидимых помощников она обмыла его и перепеленала, стараясь не смотреть на маленький хвостик, которым кончался его позвоночник. Во рту орущего младенца было полно острых зубов, и он не раз пытался тяпнуть повитуху за палец. Кожа его была такой же серо-бурой, как у матери.

– Дай его мне! – раздался вдруг рядом уже знакомый голос, низкий, но очень ясный.

Тюррни вздрогнула: она не заметила, чтобы кто-то входил в дом. Она обернулась и вздрогнула еще раз.

Мужчина за ее левым плечом был не выше ростом, чем она сама, но казался огромным, как гора. В нем ясно угадывалась некая внутренняя глубина и огромность. Лицом он был далеко не так хорош, как жена: низкий скошенный лоб, пересеченный глубокими продольными морщинами, приплюснутый нос с широкими крыльями, совершенно лысый череп, торчащие уши и бурая кожа. Никакой бороды, подбородок мал, зато брови выступают валиками и нависают над глазами, полностью затеняя их: это были не глаза, а две глубокие впадины между скулами и бровями, налитые черной тенью. Большая голова сидела на короткой шее и была немного наклонена вперед, длинные руки находились в таком положении, будто норовили что-то схватить. Коренастое приземистое сложение делало хозяина похожим на живой валун.

Пользуясь замешательством Тюррни, он тут же забрал у нее младенца; впрочем, она и не подумала бы возражать. И тут же исчез вместе с ребенком, последний вопль затих где-то вдали.

Пламя на очаге опало, в Тюррни ощутила такое облегчение, будто все это время была придавлена камнем. Она повернулась к молодой матери:

– Куда он понес его?

Мелькнула мысль, что йотун не хотел ребенка и собирается выбросить его в лес, как иной раз делают бедняки, которым нечем кормить семью.

– Положит между какой-нибудь парой новобрачных, – равнодушно ответила роженица, – забывших сделать над постелью знак молота, и тогда на него перейдет вся их удача. Но это не займет много времени, Микиль-Тролль очень проворная сволочь. Он скоро вернется. – В голосе женщины появилась тревога. – Послушай, что я тебе скажу. Он будет предлагать тебе еду и питье, но не принимай ничего, иначе останешься здесь навсегда.

– Да, я знаю, – кивнула Тюррни.

Ей было известно, каким образом тролли захватывают власть над человеком.

– Потом он предложит тебе выбрать, что взять в уплату: уголь или золото. Выбирай уголь, иначе именно уголь ты и найдешь дома у себя в переднике.

– Благодарю за совет. А ты? Я могу еще чем-то помочь тебе? Может быть, передать весточку твоим родным?

– Едва ли мои родные обрадуются таким вестям обо мне.

– Но откуда ты? Как тебя зовут?

– Никак. Кому здесь меня звать? Муж зовет меня «Эй, ты!», вот и все!

– Но раньше у тебя ведь было имя? Как звали твоего отца?

– Спроси у своего мужа, – торопливо зашептала роженица. – Он знает. Он все знает. Ведь это я должна была быть на твоем месте, а ты – на моем!

Тюррни вытаращила глаза, не уверенная, что не ослышалась. Что за чудные слова говорит эта несчастная?

Но тут же вернулся йотун, и разговор прервался.

– Держи! – Микиль-Тролль с торжеством сунул в руки жене какой-то сверток. – Что, славного сыночка я раздобыл нам с тобой!

«Странное дело!» – отметила про себя Тюррни. Он так говорит, будто сам родил этого ребенка, а не жена его мучилась целые сутки, чтобы произвести сына на свет. Или скорее на тьму…

Но, едва глянув на младенца, Тюррни вскрикнула от неожиданности. Это был вовсе не тот ребенок! Она даже подалась ближе, чтобы рассмотреть получше. Да, никаких сомнений! Уж человеческих младенцев она навидалась достаточно. А это был обычный человеческий младенец! Красная сморщенная кожа, беззубый слабо вопящий ротик, сжатые в кулачки крошечные пальчики – и никакого хвоста!

А роженица ахнула от радости и прижала к себе ребенка, будто он и был ее родным сыном. Ее изможденное лицо просияло.

– Ты подменил его! – ахнула Тюррни. – Проклятый тролль!

– Конечно, подменил! – хохотнул хозяин. – Я всем сделал хорошо. Нашему сыну я раздобыл уютный дом, где он будет жить на вольном воздухе, греться под настоящим солнцем, есть мягкий хлеб и жареную свинину, пить мед и пиво, и вырастет большим человеком! А жене я раздобыл мягкого человеческого младенца, он вырастет с белой кожей и голубыми глазами, ей будет в радость возиться с ним!

«Вот только тем бедным людям, у которых ты украл ребенка, взамен подсунув своего выродка, радости от этого будет мало», – подумала Тюррни.

И невольно схватилась за сердце, подумав, что тролль мог бы подменить ее собственного сына Рагнара, которому сейчас всего год!

Но нет, не мог. Колыбель Рагнара окружена защитными рунами, в ней всегда лежит острый нож в ножнах, а наверху вырезано изображение Мйольнира. Сила Тора, грозы великанов, защищает ее сына, и тролль не посмеет к нему приблизиться.

Вдруг она почувствовала, что черная тень глаз смотрит на нее со злобой. Да, этот негодяй когда-то пытался украсть ее сына, но не смог и оттого так злобится!

– Мне пора возвращаться домой! – твердо сказала Тюррни. – Иначе муж начнет искать меня.

– Не волнуйся, – проворчал йотун. – Муж ничего не заметит. Я мог бы вовсе оставить тебя здесь, а к твоему мужу отправить другую жену, очень на тебя похожую… А если бы она умерла через месяц-другой, то он был бы сам виноват, что плохо за ней ухаживал!

– Ты не посмеешь! – отрезала Тюррни. – Помощь дис нужна и вашему роду, потому что ни одно существо на свете не лишено судьбы!

– Я должен угостить тебя перед дорогой, ведь твой дом очень далеко! – так же недовольно проворчал тролль. – Садись к столу.

Тюррни послушно села, и перед ней сами собой появились блюда со снедью и кубки с напитками. Дочь конунга Харальда Ворона, властителя части Дании и Фризии, жена норвежского конунга из Хрингарики, в чьем доме сохранилось кое-что из богатств Сигурда Убийцы Дракона и Рагнара Меховые Штаны, Тюррни повидала немало сокровищ, но была поражена золотыми блюдами и кубками, хитро изукрашенными самоцветными камнями и красной эмалью. В кубках было налито вино, по виду и запаху не хуже того, что она пила когда-то дома у отца, куда его привозили с виноградников Франкии, на блюдах дымилось мясо с приправами. Тролль предлагал ей то одно, то другое, но Тюррни незаметно бросала кусочки мяса под стол, туда же отливая вино из кубка. С каменного пола поднимался едкий пар; капли вина и жира с мяса уже прожгли несколько дыр в ее подоле. Пусть бы это был яд: в гораздо худший ужас ее приводила мысль, что тролль может подавать ей человеческое мясо, которое ест сам, и поить кровью под видом вина.

– Довольно, я сыта! – сказала она наконец и встала.

– Я еще должен наградить тебя за помощь. – Тролль тоже поднялся и провел широкой ладонью над столом. – Что ты хочешь взять: это или вот это?

Блюда и кубки исчезли, вместо них на досках стола появились две вещи: куча черного угля и кучка золотых монет. Тюррни узнала их: это были солиды, старинные римские монеты с изображением головы солнечного бога в окружении лучей. Пожалуй, только в таком облике солнце и заглядывает в этот дом-пещеру.

– Я возьму это. – Без колебаний она взяла уголек из черной кучки.

Будь ее воля, она не взяла бы отсюда ничего, но не следовало злить хозяина.

– Вот как! – Он сердито ощерился и бросил на жену злобный взгляд. – Ну, будь по-твоему. Раз уж я обещал тебе отдать то, что ты выбрала…

– А теперь, именем Тора, я сама по себе! – выкрикнула Тюррни.

И тролль пропал с глаз, изгнанный именем грозного противника; дверь со скрипом открылась. Тюррни, сжимая в ладони уголек, поспешно бросилась наружу: на уме у нее все было мясо на блюдах, и она не желала попасть на это самоцветное ложе в качестве ужина тролля.

За порогом ее охватила тьма; дверь позади захлопнулась, отрезав немногие проблески света. Вытянув руки вперед, Тюррни сделала несколько шагов, ощупывая ногой тропу перед собой. Она была близка к отчаянию: ведь сюда, как она помнила, они шли довольно долго, да и большую часть пути йотун нес ее на плечах, делая огромные шаги, переносясь через горы и долины. Сама она будет идти обратно целый месяц, даже если сумеет найти дорогу! Но нечего и пытаться – искать ее в этой непроглядной тьме, нужно ждать рассвета.

Но тут она подумала со страхом: а настанет ли здесь когда-нибудь рассвет? А что если йотун занес ее в Нифльхель или иной из подземных миров, куда никогда не заглядывает солнце?

И все же она делала шаг за шагом, чувствуя дверь троллева дома у себя за спиной и стремясь уйти от нее как можно дальше – все равно куда. Через два-три шага ей стало казаться, что ни двери, ни дома, ни земли под ногами вообще нет, а есть лишь огромная, беспредельная чернота…

И когда Тюррни уже была готова закричать от отчаяния, ее вытянутые вперед руки коснулись деревянной поверхности. Скользнув по ней ладонью, она сразу наткнулась на дверное кольцо. Торопливо потянув, она открыла невидимую дверь… и застыла, не веря глазам. Перед ней открылся ее собственный спальный чулан, и фитилек еще горел в бронзовом светильнике на сундуке, где она оставила его, второпях уходя. Сигурд, ее муж, спал, слегка похрапывая, как обычно.

Она огляделась: вокруг был теплый покой королевской усадьбы Хьёрхейм, ее собственного дома. Огонь в очаге еле тлел, домочадцы спали на помостах.

Тюррни на цыпочках прошла в чулан, плотно затворила дверь и без сил присела на лежанку. Мешок, о котором она и не вспомнила, убегая из жилища тролля, лежал на полу возле сундука.

Тут она осознала, что ее левая рука все еще судорожно сжата в кулак. Не зная, чего ждать, она осторожно разжала онемевшие пальцы.

На ладони ее лежало золотое кольцо: тонкий ободок с тремя самоцветами, крупным в середине и двумя поменьше по сторонам, мягко мерцающими при свете огня и алыми, будто густая кровь…

Прядь 6

Вечер был хмурый, сумерки сгущались, тем не менее Эйстейн без труда нашел нужное место. Вот здесь, рядом с тропой, все изрыто: тут девчонки валялись в снегу, а вон там, чуть дальше вперед, высокий валун и отпечатки ног под ним. Правда, Хаки почти все затоптал, но следы тролля под самым боком камня остались нетронуты: Хаки не блещет умом, но все же не такой дурак, чтобы наступать в следы тролля.

Эйстейн огляделся: склон горы, поросший сосняком, был пуст в обе стороны. Никто его не увидит. Но нужно торопиться: скоро совсем стемнеет, а он не желал оказаться застигнутым ночью на том месте, где шляются тролли.

Озираясь и на всякий случай держа руку на рукояти секиры, Эйстейн приблизился по следам Хаки к валуну и осторожно постучал в заиндевевший камень.

– Эй! – хриплым от волнения голосом позвал он. – Фьёр, если таково твое имя! Ты, кто вчера разговаривал здесь с моей дочерью! Покажись, я хочу говорить с тобой!

В ответ – тишина. Эйстейн еще раз огляделся и хотел снова постучать; он боялся и получить отклик, и остаться без ответа.

– Не нужно больше стучать, – сказал вдруг приятный голос, и Эйстейн вздрогнул. – У нас камни сыплются с крыши от твоих могучих ударов, мой дорогой родич!

Эйстейн был готов к встрече – или думал, будто готов, – но не мог сдержать дрожи и невольно отшатнулся, едва не поскользнувшись на мокром камне. Из-за валуна, на расстояние протянутой руки от него, появился человек. Точнее, он выглядел совсем как человек: мужчина выше среднего роста, скорее молодой, чем старый, с бледной кожей и густыми темно-рыжими волосами, заплетенными в несколько кос длиной до пояса. Его рубаха багряного цвета пламенела среди зимнего леса, на синем плаще блестела золотая застежка, придавая ему королевский вид.

Глянув ему в лицо, Эйстейн на миг онемел и недоуменно заморгал: он видел знакомые черты, но понимал, что этого никак не может быть, а значит, он видит морок.