Прядь 8

Четверть века назад

…Знатнейшие люди Хрингарики и Хейдмёрка съезжались на свадьбу Сигурда Оленя и молодой йомфру Мальфрид, дочери Эйстейна Могущественного. Брак между двумя королевскими родами всегда привлекает внимание, а к тому же эта пара была хороша, будто вышла из сказаний: жених силен и отважен, будто заново рожденный Сигурд Убийца Дракона, его предок, в честь которого молодой конунг Хрингарики и получил имя, а девушка так хороша собой, что считается самой завидной невестой Северного Пути. Свадьбу назначили, как и полагалось, на праздник Зимних Ночей^[6], знаменующих начало зимней половины года. Так же по обычаю, они предварялись воинским сбором, смотром оружия, множеством разных состязаний, из которых жених в основном выходил победителем. С Эйстейном конунгом приехали трое его сыновей – Сигтрюгг, Хёгни и тоже Эйстейн, младший. Во главе своих дружин они сражались против воинов Хрингарики, а йомфру Мальфрид стояла на пригорке, откуда было хорошо видно, и подбадривала братьев криками. Такая красивая, румяная, с сияющими, будто голубые звезды, глазами, и осенний ветер трепетал в ее медно-рыжих волосах, словно напитываясь от них теплом. Она казалась цветком на бурой скале: каждый день на ней было новое крашеное платье, то синее, то зеленое, то красное. На свадьбу она приберегла самое лучшее, привезенное из далекого Миклагарда: из светло-красного шелка, обшитое желтым шелком по вороту, рукавам и подолу, а поверх желтых полос струилась искусная вышивка багряными и золотыми нитями. Платье висело на стене в женском покое, и женщины со всей округи приходили на него посмотреть.

Йомфру Мальфрид была рада похвастаться своим богатым приданым, и ее лари, уже привезенные в дом мужа, целыми днями стояли раскрытые. Женщины охали, ахали, восхищались, завидовали богатству своей будущей королевы.

Как появилась та старуха, никто потом не вспомнил. Кто обращает внимания на старух – обычная морщинистая карга, в некрашеной одежде и волчьем полушубке, ничем даже не покрытом.

– Какое красивое платье! – приговаривала она, подслеповато щуря глаза, и тянула заскорузлую руку пощупать шелк, но служанка прикрикнула на нее:

– Нельзя! Если каждый пощупает, то к свадьбе от платья и лоскуточка не останется!

– Наряд для настоящей королевы! Вот бы моей дочери такое платье на свадьбу!

– Твоя дочь тоже выходит замуж? – снисходительно усмехнулась Мальфрид.

– Завтра, в один и тот же денечек, что и ты, йомфру.

– Видно, долго ты дожидалась ее появлении на свет! – сказала служанка, намекая на почтенный возраст гостьи: в такие годы выдают замуж внучек, а не дочерей.

– Истинная правда, красавица, долго я ее ждала! И замуж долго не выдавала, все жаль было с ней расстаться… А не одолжишь ли ты ей твое платье? – вдруг обратилась старуха к Мальфрид. Обернувшись, она устремила на дочь конунга ясный взгляд круглых глаз – куда слепота девалась? – У тебя ведь много платьев не хуже этого, а нам негде взять, но ведь всякой невесте хочется быть красивой. Я бы вернула его через три дня, и ты бы вовсе не пожалела, что помогла бедным женщинам.

– Да ты сдурела, бабка! – возмутилась Мальфрид. – Мое лучшее платье я одолжу какой-то нищенке, а сама буду сидеть на своей свадьбе в чем придется? Поди прочь! Это платье только я могу надеть!

– Ну, как знаешь. Ты сама так решила. Пусть в этом платье будешь ты…

Никто еще не понял, что она хотела этим сказать, а старуха уже исчезла. Потом оказалось, что никто ее не знал – да и видел ее мало кто, а кто видел, не мог описать толком. Когда в усадьбе целая сотня гостей и народ ходит туда-сюда целыми днями, разве можно за всеми уследить?

Настал вечер свадьбы. Медовый зал ломился от гостей, для танцев не хватало места и пришлось выйти во двор. Но иначе нельзя: свадебный танец – не менее важная часть обряда, чем питье свадебного пива и поднесение даров.

Уже стемнело, но каждый из присутствующих держал факел, и было светло как днем. Весело гудели рога, гости пели вразнобой. Все выстроились в два больших круга один в другом: ближе к середине – женатые мужчины и замужние женщины, а снаружи – молодежь, среди них жених с невестой. Оба круга двинулись вслед за солнцем: танцующие хлопали, вращались, подпрыгивали. Вот кто-то из мужчин потянул за рукав молодого Сигурда; его соседи-холостяки хлопнули захватчика по рукам. В это время две молодые женщины сразу ухватили Мальфрид и попытались утянуть в свой круг; девушки кинулись на защиту и вернули ее на прежнее место. Пляска продолжалась, попытки выхватить и втолкнуть жениха и невесту в круг женатых становились все настойчивее; мужчины боролись с парнями, девушки – с женщинами, а потом и все вперемешку. Поднялась возня, толкотня, стояли крики, вопли, хохот, визг. Иногда в полутьме ошибались и утаскивали во внутренний круг не Сигурда, а другого парня; тот в мнимом ужасе, держась за шапку, бежал обратно – дескать, мне еще не пора! А иной и не возражал, но пытался при этом утянуть с собой и подвернувшуюся девушку и тут же лез целоваться: а как же, молодоженам положено! Девушка с визгом отбивалась, бежала назад к подругам.

Вокруг Сигурда и Мальфрид борьба и толкотня не прекращалась ни на миг; их теребили, дергали, тащили, толкали то туда, то сюда; Сигурд уже остался без плаща и шапки, Мальфрид почти охрипла от смеха и визга.

Вдруг возле нее появился мужчина и взял за руки. Мальфрид взглянула на него и удивилась: он был ей совершенно незнаком, а ведь сразу видно, что человек знатный и выдающийся – красивый, статный, одетый в ярко-красный кюртиль с множеством золоченых пуговок. Светлые волосы лежали на плечах красивыми волнами, золотистая бородка облегала румяное лицо, глаза сияли, будто голубое небо. Во всем облике незнакомца было такое величие, что всякий сказал бы – перед ним человек знатный и родовитый. На груди его сияла золотая гривна из трех обручей, старинной работы и такой огромной ценности, что не у всякого конунга найдется подобная. Обладатели таких сокровищ всем известны: как могло выйти, что она его не знает?

Держа Мальфрид на руки, незнакомец учтиво повел ее в танце; почему-то все остальные разом перестали ее дергать и толкать, но она не заметила этого.

– Кто ты такой? – расспрашивала изумленная Мальфрид. – Откуда ты взялся?

– Пришел посмотреть на тебя, – улыбнулся незнакомец. – По всему Северному Пути разлетелась весть, что Сигурд Олень берет в жены самую красивую девушку на свете, вот и я захотел проверить, правда ли это!

– Ну, и что же ты думаешь? – тоже улыбнулась Мальфрид.

– С тех пор как стоят эти горы, не слышали они ничего более правдивого. Ты прекрасна, йомфру Мальфрид, как золотой луч, запутавшийся в зелени ели, как самоцветный камень в старинном кубке, как сияние росы на зеленом листке. Ты слишком хороша для конунга, что правит всего лишь одной небольшой областью. Твоим мужем должен быть тот, кто владеет всеми державами Северного Пути!

– Ну, Хальвдан Белая Кость давно умер, а после него еще не было конунгов, собравших в своих руках так много областей! – засмеялась Мальфрид. – Правда, мой жених так молод, у него еще все впереди! Может, я и стану со временем королевой всей Норвегии, почему бы и нет?

– Зачем ждать? На хваленого коня плохая надежда, и не лучше ли тебе взять в мужья того, кто уже сейчас имеет гораздо больше владений, чем Сигурд?

– Кто же это? – удивилась Мальфрид. – Разве что кейсар из Миклагарда, но что-то не слышно, чтобы он собирался ко мне свататься!

– Не нужно ехать так далеко. Мой дом совсем рядом, и там найдется в тысячу раз больше золота, чем у всех норвежских конунгов, вместе взятых!

– Но кто же ты? – Мальфрид смотрела на собеседника во все глаза. – Как твое имя?

Она уже устала от танца и хотела отдохнуть, но почему-то не могла остановиться, а людей вокруг перестала различать и видела лишь кружение пламени в темноте. Ее бросало то в жар, то в холод, она чувствовала изнеможение и в то же время возбуждение.

– Имен у меня довольно, выбирай любое. Зовут меня Стейн, зовут меня Берг, зовут меня Фьёлль, Хауг, Бакке, Хольм, Клиппе, Бергфаст, Флейнберг, Бергфлог, Бергхаммер, Браттберг, Фьёльбротт и Фьёльгрюн^[7]. Я давно хотел жениться, но не мог найти себе достойной пары. Теперь вот нашел.

– Я устала… – задыхаясь, пробормотала Мальфрид. – Дай мне отдохнуть…

Она смутно ощущала скрытую угрозу, исходящую от нового знакомого, но не могла оторвать от него глаз: лицом и всем обликом он был так хорошо, что дух захватывало. Что-то было не так, но она не могла понять, чего же боится; и правда уже казалось глупым то, что она собралась выходить за Сигурда, владельца единственной области, когда есть такой жених – куда красивее, богаче, знатнее…

– Выпей, это освежит тебя! – Обладатель множества имен подал ей золотую чашу.

Края чаши были украшены резьбой из удивительно красивых листьев и ягод, в ободок вставлены гранаты, пламенеющие, будто кровь. В чаше было красное вино, и Мальфрид жадно припала к нему. Никогда еще ей не приходилось пить такого вкусного вина, прохладного, будто из погреба, но по жилам ее оно потекло оживляющим огнем.

Голова закружилась; Мальфрид засмеялась, припала к груди красавца, а он обнял ее обеими руками. В ушах шумело, сквозь шум прорывались крики и вопли танцующих; Мальфрид зажмурилась, потом ей вдруг показалось, что она падает, но мужчина держал ее крепко.

Ощущение полета – или падения – быстро прекратилось, Мальфрид ощутила, что ее усаживают на скамью. Вокруг по-прежнему раздавались ликующие крики и вопли.

Наконец утихло и головокружение, Мальфрид открыла глаза. И тут же распахнула их как могла шире, пытаясь понять, где находится. Она была не в медовом зале усадьбы Хьёрхейм, а в каком-то просторном доме с каменными стенами. При свете очага видны были столы, уставленные золотой и серебряной посудой, и целые кабаны лежали зажаренные на блюдах. За столами сидели гости, но часть из них лишь напоминала людей, а часть и вовсе имела звериный облик. И все они смотрели на нее, вскинув в приветствии руки и лапы с зажатыми в них питейными рогами и чашами, и радостный рев вырывался из глоток.

– Встречайте вашу королеву! – прозвучал возле ее плеча знакомый голос. – Мою жену, прекрасную, будто солнечный луч на ветке ели!

Одолевая дрожь и все возрастающий ужас, Мальфрид обернулась. И слабо вскрикнула. Рядом с ней во главе свадебного стола сидел не статный золотоволосый красавец – а коренастый йотун с бурой кожей, лысым черепом, скуластой мордой, и в глазных впадинах его была налита непроглядная тьма…

– Теперь ты – хозяйка меого дома и корлева Йотунхейма, дорогая Мальфрид! – голосом, подобным реву кампепада пророкотал он. – А если тебе трудно запомнить все мои имена, то зови меня просто – Микиль-Тролль…

Прядь 9

Четверть века спустя после той злополучной свадьбы женщина с серой кожей и преждевременно поседевшими волосами сидела возле очага, глядя в широкую чашу с водой. Чаша эта была сделана из черепа исполинского медведя с огромными клыками – никто из смертных не застал в горных лесах этих чудовищ, но «старый народ», к которому принадлежал ее муж, еще их помнил. Желто-бурый от времени череп был оправлен в золото, и блеск его соперничал с отсветами пламени на поверхности воды.

Мальфрид хотела увидеть своего противника – того человека, ради мести которому ее брат Эйстейн готов был отдать йотунам свою единственную дочь. Для этого колдунье не требовалось ни волос его, ни клочка одежды. Нечто принадлежащее Хальвдану конунгу, неотделимая его часть, была с нею всегда – собственная ее кровь. Дочь Эйстейна и сын Гудрёда Охотника состояли в родстве – пусть очень дальнем, но имели общего прародителя – Раума сына Нора, внука великана Торри. А кровь великанов живет и помнит долго – так долго, как стоят горы.

Королева йотунов всматривалась в золотые блики в темной воде, и вот уже ей стал виден медовый зал какой-то усадьбы. Вдруг она охнула, вздрогнула, наклонилась ниже – она узнала этот дом. Свой родной дом, тот, в котором прожила восемнадцать лет, прежде чем покинула его, чтобы выйти замуж за Сигурда Оленя. Конунгова усадьба в Хейдмёрке, на берегу озера Мьёрс – вот что это был за дом. Разве могла она не узнать столбы опоры кровли, на которых вырезана сага о поисках Гои? Когда-то давным-давно ее мать, королева Хейдвёр, показывала своей единственной дочери и трем сыновьям резные фигурки с мечами и бородками клинышком и поясняла: вот это Нор и Гор, сыновья Торри, они идут на поиски своей пропавшей сестры Гои. Она бесследно исчезла зимой, после Йоля, и в тот год Торри не приносил положенные жертвы, надеясь, что его дочь вернется и выполнит обязанности валькирии, духа-проводника к богам, но в конце концов был вынужден устроить жертвоприношения на месяц позже обычного, и с тех пор этот месяц так и называется «месяц Гои». Вот здесь показана битва Нора в западных землях, а вот эти фигурки, лежащие на спине с торчащими из груди копьями, – это конунги, которых он в той битве победил. Их имена были Веи, Хундинг и Хеминг, и после этой победы Нор захватил всю страну до самого моря… А вот братья Нор и Гор приходят сюда, в Хейдмёрк. Здесь жил конунг по имени Хрольв из Горы, он был великаном. Это он похитил Гои и взял ее в жены, а когда она узнала, что приехали ее братья, то отправилась им навстречу – вот, видите, здесь они встречаются все трое… А вот здесь – свадьба Нора и Хёдд, сестры Хрольва, дочери великана Свади…