То ли дело Пашечка. Он был та-аким симпатичным! Со спортивной фигурой, довольно высокий, темноволосый, голубоглазый. Никогда не терялся, всегда знал, как ответить на подначки учеников, не отмахивался безразлично или раздраженно от навязчивого ребячьего внимания и вопросов. Еще и специальность у него необычная, даже какая-то особенно таинственная: пси-хо-лог.

Но главное, он так обаятельно улыбался! В отличие от большинства учителей и воспитателей, вечно ходивших или с очень серьезными, или с откровенно недовольными, или с утомленными лицами. И тоже, в отличие от них, разрешил обращаться к себе не по имени-отчеству, а как вожатая Лада, просто по имени – Павел.

– Пашечка, – с умилением повторила Таня, мечтательно закатив глаза. – И почти две недели на свободе! – Она даже подпрыгнула на ходу и взвизгнула от удовольствия, не в силах сдержать переполнявшие ее эмоции. – Отпад же, Майка! – Потом с недоумением воззрилась на подругу: – Ну ты чего? Совсем, что ли, не рада?

Майя независимо дернула плечами.

Если честно, она была рада ничуть не меньше, что не придется торчать все каникулы в интернате. Предстоящая поездка действительно выглядела притягательно, можно даже сказать, как самый настоящий волшебный новогодний подарок. И пусть рядом окажутся не родители, а все та же знакомая и чуть поднадоевшая компания во главе с воспитательницей Мариной Борисовной, зато остальное…

Но не признаваться же, не прыгать и не визжать от восторга, как подруга. А та уже торопливо рассказывала о своем очередном озарении.

Идеи не просто, как часто рисовали на картинках, словно лампочки внезапно загорались у нее в голове, а вспыхивали по очереди почти без перерыва, как бегущие огоньки на елочной гирлянде. И Таня, не откладывая, сразу делилась ими с Майей.

– А вдруг Пашечка нас гипнозу научит. Если попросить. Вот научимся и будем учителям внушать, что захотим. Например, чтобы они нам просто так пятерки ставили. Или воспитателям. – Таня заводила перед собой руками, взвыла низким потусторонним голосом: – Марина Борисовна, это не мы шестиклашкам в компот соли подсыпали. Это всё барабашка.

Майя не удержалась, хохотнула.

– Ну наконец-то, Бессмертнова! – удовлетворенно подытожила подруга. – Вот теперь я тебя узнаю. – И затарахтела с удвоенной энергией: – И вообще, можно уже начинать собираться. Список составить, что с собой взять. Новый год же. Может, нам и там дискотеку устроят. Ладу точно получится уговорить, она согласится. Да и Пашечка наверняка тоже. А еще я у девчонок из десятого тушь, тени и блеск для губ попрошу. Надеюсь, они дадут, не пожмотятся.

– Наверняка, – кивнула Майя.

Девчонки обнялись и, громко распевая про белые розы, умирающие на морозе^[1], потопали дальше к переходу, ведущему из учебного в жилой корпус.

Глава 2

Пока ехали до базы, начался снегопад. Снег валил и валил, не прекращая, крупными тяжелыми хлопьями, похожими на куски ваты, делая и без того плотно укрывавшее мир белое покрывало еще пышнее и толще. Водитель автобуса даже занервничал, с тревогой наблюдая, как заносит проложенную между высокими сугробами колею, но остальные, наоборот, были только рады. Особенно когда узнали, что к самой базе их все-таки довезут на санях.

Те уже заранее поджидали на дороге, скрепленные друг с другом паровозиком. Правда, запряженные не птицей-тройкой, а видавшим виды гусеничным трактором, громко тарахтевшим и пускавшим из трубы легкий серый дымок.

Заметив их, ребята повскакивали с мест, ринулись к выходу, игнорируя окрики взрослых и заставляя водителя занервничать еще сильнее. Тот даже доезжать не стал, надавил на тормоз, открыл двери.

Интернатские, как рассыпанные горошины, запрыгали вниз, нетерпеливо подталкивая друг друга и восторженно вопя. Ну и, конечно, не обошлось без происшествий.

Семиклассник Игорь Сарафанов то ли оступился, то ли оттолкнулся слишком сильно, поэтому, приземлившись, не удержался на ногах, пролетел дальше, воткнулся головой прямиком в высокий придорожный сугроб.

Никто не испугался, никто ему не посочувствовал, только громче заржали, наблюдая, как он выбирался, весь облепленный снегом. Даже лица почти не видно, вместо него комковатая белая маска.

Да он и сам ничуть не расстроился, отплевывался, обтирался, но тоже ржал.

Лада спрыгнула на дорогу сразу за ребятами, устремилась на помощь Игорю, но убедившись, что тот не просто не пострадал, а еще и крайне доволен всеобщим вниманием, остановилась, рассмеялась вместе с остальными, махнув рукой в сторону саней, возвестила жизнерадостно:

– Обещали вам катание шефы, вот! Даже три года ждать не пришлось. И конь в наличии. Пусть и железный.

Следующим из автобуса вылез Руслан Юнирович, огляделся, строго крикнул вслед спешно ломанувшемуся к саням Игорю:

– Сарафанов, куда? А вещи? И вообще, как можно так себя вести? Ты разве не знаешь, что первыми рассаживаются девочки?

Тот остановился, обернулся нехотя, зыркнул недовольно, но в этот момент его окликнул стоявший на подножке автобуса Павел:

– Эй, Игорь, давай сюда. Без тебя точно не справимся. Нам сила нужна.

Сарафанов действительно был самым крупным в группе, но не самым отзывчивым – лишний раз да по собственной инициативе точно не разбежится помогать. А тут не отказался, растянул губы в самодовольной ухмылке, вернулся к автобусу и принялся принимать выгружаемый из него багаж. Еще и пытался командовать девчонками, чтобы они порасторопней разбирали свои чемоданы и сумки.

Когда автобус окончательно опустел, водитель выглянул из дверей, произнес на прощание:

– Хороших вам праздников, счастья, удачи и всего-всего. – Помахал рукой и уехал, а они разместились по саням, на всякий случай устроили перекличку, проверяя, все ли в наличии.

Павел забрался в сани последним и, прежде чем усесться, подмигнул Ладе, поймав ее взгляд. Она немного растерялась от неожиданности, но улыбнулась в ответ, подумала: все-таки хорошо, что обаятельный практикант тоже поехал с ними в качестве сопровождающего.

Он очень быстро нашел контакт с учениками, умел подобрать нужное слово. И ребята потянулись к нему, даже самые несговорчивые и сложные, даже признанные индивидуалисты и одиночки вроде Ильи Храмова. Ну и конечно, с ним было интересней и веселей, чем с какой-нибудь учительницей, больше всего озабоченной тем, чтобы дети вели себя спокойно и дисциплинированно.

– Ну что? Готовы? – поинтересовался тракторист, одетый в фуфайку и шапку-ушанку, и, услышав не совсем стройный, но дружный утвердительный ответ, полез в кабину.

Спустя пару секунд трактор затарахтел еще сильнее, тронулся с места, натягивая трос. Сани первым делом резко дернулись, но потом покатились ровно и плавно.

Ребята, осыпаемые пушистыми хлопьями, радостные, возбужденные, разрумянившиеся, сначала просто переговарились и смеялись. Затем, подхватив за вечными генераторами всяческих идей, как полезных, так и вредных, подружками-восьмиклассницами Майей Бессмертновой и Таней Кашириной, принялись хором горланить песню «Три белых коня»^[2].

Лада тоже пела, тоже радовалась и старалась не замечать немного отстраненный взгляд Марины Борисовны. Та как будто была вместе с ними, но одновременно где-то далеко, слишком напоминая заколдованную Марью-искусницу из фильма-сказки, на всё, что ни случалось, повторявшую «Что воля, что неволя, все равно». И ее дочь Света, тоже поехавшая на базу, чтобы не остаться дома одной, легко заражалась настроением матери, не участвовала в общем веселье, не пела, не болтала, а молча смотрела на разворачивавшийся перед глазами почти монохромный пейзаж.

Доехали быстро, даже слишком быстро, но все равно засыпало всех основательно. Уже минут через десять, будто на поляроидом снимке, сквозь снежную пелену проступили высокие ворота с названием «Речные зори» и огромной надписью «Добро пожаловать!». Но трактор не остановился, поскрежетал дальше, прямо по территории, мимо дощатых летних домиков и летней сцены до небольшого двухэтажного кирпичного корпуса, возле которого невысокий поджарый пожилой мужчина воевал с растущими чуть ли не на глазах сугробами.

Завидев торжественную процессию, он воткнул в снег широкую деревянную лопату, направился к двери, зашел внутрь здания, но почти сразу вернулся. И не один, а вместе с полной круглолицей женщиной примерно его лет, которая сразу устремилась навстречу приехавшим, громогласно и жизнерадостно произнося на ходу:

– Здравствуйте! Добрались наконец-то. – Она без труда выцепила взглядом самую старшую и серьезную из всех, Марину Борисовну, и дальше в основном обращалась уже к ней. – Меня Антонина Петровна зовут. Можно тетя Тоня. Я здесь поваром работаю, а сейчас, пока никого нет, еще и хозяйством заведую. – Повариха махнула рукой в сторону мужчины, который не стал подходить близко, а наблюдал издалека, опираясь о свою лопату. – А это Юсуф, мой муж. Когда что понадобится, вы к нему обращайтесь. Так-то он сторож, но и по электричеству, и если что починить. И где всякий инвентарь лежит, покажет.

Пока она говорила, Марина Борисовна кивала в такт словам, но как-то чересчур автоматически, словно старательно создавала впечатление, что внимательно слушала, а на самом деле… На самом деле больше думала о чем-то своем, а чужие слова проносились мимо, почти не задевая и не попадая в сознание. По крайней мере, Ладе так представлялось.

Причину она знала. Ее в основном и обсуждали в последнее время среди педсостава. Причем исключительно по секрету. Но так всегда случалось: чем чаще повторяли про секретность, тем больше народу оказывалось в курсе.

Марине Борисовне и предложили поехать с ребятами на базу из расчета, что той самой не захочется сидеть в праздник без мужа в опустевшей квартире. А такая поездка, рассудили, пойдет ей только на пользу, отвлечет. И саму воспитательницу, и ее дочь Свету, которая тоже училась в интернате и поэтому вполне подходила под статус его воспитанницы.

– Вылезаем, ребята! – бодро скомандовала Лада, махнула рукой.

Притихшие было ученики опять возбужденно заголосили, зашевелились, выбираясь из саней, принялись отряхиваться от снега, налипшего за время пути. Правда, толку от этого было мало: уже через несколько секунд бесконечно сыпавшие с низкого неба белые хлопья опять покрывали одежду.

– Да уж, валит-то как сегодня! – глядя на ребят, воскликнула тетя Тоня. – Юсуф чистить не успевает. – Снова посмотрела на Марину Борисовну. – Но вы не переживайте, внутри тепло, хорошо. И обед уже готов, – сообщила самодовольно, – вас дожидается. Только разложить осталось. – Затем, будто спохватившись, выдала скороговоркой: – И вы проходите, проходите, пока еще больше не засыпало. Вещички заносите. А я вам сейчас и там все покажу.

На вид непримечательное снаружи, здание действительно оказалось довольно уютным внутри. Зайдя в него, они в первую очередь попали в фойе, заставленное мягкими диванчиками и креслами. Тетя Тоня подошла к стоящему напротив дверей столику, или, скорее, к стойке, за которой летом наверняка стоял администратор, занимавшийся размещением вновь прибывших отдыхающих, подхватила лежащий там листок и опять направилась к Марине Борисовне.

– Вот вам списочек комнат с количеством мест. Вы уж сами распределяйте, кого куда. А так там всё уже готово. И кровати застелены.

– Хорошо, – произнесла Марина Борисовна, но даже руки не подняла, чтобы забрать протянутую ей бумажку.

Лада вмешалась, придвинулась, проговорила мягко:

– Давайте мне. – Перехватила листочек.

Внезапно рядом возник Павел, поинтересовался, выразительно дернув бровями:

– Ну и где эти комнаты находятся?

– Так на втором этаже, – пояснила тетя Тоня. – Я вас сейчас провожу.

Но он возразил, сдержанно улыбнувшись:

– Да нет, спасибо, не беспокойтесь. Мы и сами доберемся, не заблудимся. – И опять спросил: – А вам на кухне помочь не надо? На столы накрыть, обед разложить.

Повариха, не удержавшись, тоже улыбнулась.