Ратмир придержал коня, прислушиваясь к моим подвываниям.

– Княжна, не печалься так. В Новгороде дядька Евсей, не оставит тебя одну. Будет и кров тебе и подмога. И я тебя не оставлю.

Так, с одним родственником определились. Сказывалась ли это усталость и потрясение, но воспоминания Яромилы точно заблокировало. Тело тоже слушалось плохо, то и дело мышцы будто сковывало спазмом.

А ещё меня не покидала навязчивая мысль: вдруг всё это – лишь предсмертный бред? И на самом деле моё тело сковано льдом, и сознание в последние мгновения моей жизни выдаёт вот такие невозможно подробные иллюзии? Но галлюцинации не могут быть настолько… живыми, правда? Как бы там ни было, пусть всё идёт своим чередом. Если это всё явь, приспособлюсь и выживу, если нет…, об этом думать отчего-то не хотелось.

Лошади ступали по снегу, неся нас вперёд, к моему неизвестному будущему. Одна надежда, что воспоминания княжны «разблокируются». Нельзя выдать себя ни единым звуком, ни единым взглядом. Народ тут суровый, неизвестно, что подумают обо мне, решат ещё в монастырь сослать, а жить в неволе совсем не хочется.

Ратмир зорким взглядом отыскал среди сугробов едва заметную тропинку, Чудское озеро осталось позади, теперь мы ехали промеж высоких сосен и елей, одетых бархатными снегами. Закатное солнце превратило зимнее лесное убранство в тысячи самоцветов, так и казалось, что едешь в огромной сокровищнице, полной несметных богатств. В снегу виднелись следы зверей, по веткам скакали любопытные белки.

Я вдыхала морозный воздух, наслаждаясь им точно изысканным лакомством. Нет запаха гари от шин, смога – вечного спутника городов, амбре прогорклого масла от многочисленных точек фастфуда. Только терпкий смоляной дух и ледяная свежесть. Кажется, даже лёгкие будто открылись, стараясь вобрать в себя больше окружающих ароматов.

Голова слегка закружилась. Битва с тевтонцами, юное тело княжны, которое до сих пор плохо слушалось, точно надетая не по размеру одежда. Впечатления этого дня слились передо мной в какую-то фантастичную картину, как во сне.

В лесу становилось темно, ранние сумерки ложились густыми тенями под деревья, скрывая последние лучи солнца. Как Ратмир разбирал, куда ехать, для меня было загадкой. Тело затекло от долгой езды, холод крепчал, пробираясь под шубу. Желудок сводило, интересно, когда в последний раз ела Яромила?

– Потерпи, княжна, – словно прочитал мои мысли Ратмир, – скоро к деревеньке подъедем. Там и на ночлег останемся.

Он всё время ехал впереди, напряжённый, как зверь перед прыжком.

Скоро чаща раздалась и впереди раскинулось широкое поле, за которым виднелись избы, из труб курился дымок. Слышен был лай собак и мычание коров. Близость человеческого жилья придала сил, мы поторапливали лошадей, стремясь к теплу и свету.

Где-то позади, в лесу, протяжно завыли волки и по коже побежали мурашки, не хотелось столкнуться с голодной стаей. Моя Зорька всхрапнула, и сама перешла на тряскую рысь, побыстрее к деревне, под защиту людей.

Во дворах было пусто, псы попрятались в будки, подавая голоса из своих убежищ. Ратмир подъехал к добротному дому с высоким крыльцом.

– У старосты заночуем.

Он спешился, заколотив в деревянные ворота. Послышался шум и чей-то голос недовольно спросил:

– Кого тут носит по ночи?

– Княжна Словенская, открывай, да поживее!

Встречавший поперхнулся, и через минуту ворота распахнулись, перед нами стоял старичок в заношенном зипуне:

– Кормилица, не прогневайся, не ждали в такую-то пору. Али случилось что?

– Пал Словенск, – ответил за меня Ратмир, – князь Владимир Мстиславич погиб, насилу сами живу выбрались.

– Ох, горе-то какое, – запричитал старичок, проводя нас по двору к избе, – скоро и до нас проклятые ливонцы доберутся. Как же мы теперь без заступника, без батюшки князя? Чем бога прогневили?

В сенях было темно и сыро, витал запах квашеной капусты.

– Кто там, Антип? – послышался басовитый голос хозяина.

Старичок отворил дверь в комнату, приглашая нас пройти:

– Сама княжна пожаловала, Яромила Владимировна.

Жилище освещалось лучиной и огнём горящей печи. Под окнами стояли сундуки и лавки, в углу – большой стол, за которым и сидел староста, подскочивший, как только понял, кто забрёл к нему в гости. Его жена, дородная женщина с богатой русой косой, подоспела к мужу. Хозяева поклонились, помогли мне раздеться, пока Ратмир сообщал им печальные вести.

– Горлица ты наша, душенька, напугалась, намаялась, – причитала женщина, – сейчас я сбитень горячий подам, да каши. Уж не серчай, чем богаты.

Потрясённый хозяин расспрашивал Ратмира о битве, постепенно бледнея. Все знали: раз пал Словенск, деревням придётся худо.

Нас усадили за стол, с полатей вынырнули любопытные дети, разбуженные голосами, староста шикнул на них и мордашки тотчас скрылись за занавеской.

Хозяйка накрыла на стол: нарезала большими ломтями хлеб, достала томившуюся в горшке кашу, сдобрила её маслом, подала чаши со сбитнем, пахучим и вкусным.

Пока мы с Ратмиром дружно работали ложками, хозяева тихо переговаривались между собой, не отвлекая нас от трапезы. Пища была простой, но невероятно вкусной. Душистый ноздреватый хлеб, в котором точно растворилось летнее солнце и аромат спелых колосьев, рассыпчатая каша, что таяла во рту, оставляя послевкусие сливочного масла. Желудок уже был полон, но я всё не могла оторваться от своей чашки. Если так вкусно кормят в деревнях, то что же на пирах тогда? Вот бы побывать там.

– Агафьюшка, проводи княжну почивать, умаялась с дороги, – такое сердечное участие, внимательность затронуло мою душу, растрогало чуть ли не до слёз.

Поблагодарила хозяев за ужин и ночлег, странно, но язык точно сам подбирал нужные слова, отличные от того лексикона, к которому я привыкла. И звучала речь странно, велеречиво, как на мой слух, непривычно.

Хозяйка проводила меня на полати, отделённые от комнаты занавеской, помогла раздеться до рубашки и взобраться наверх. Мне пришлось лечь рядом с тремя детьми. Изба была большой, но однокомнатной, не считая сеней. Так что все спали вместе. Ратмиру постелили на лавке у дверей, напротив расположился хозяин, а его жена легла возле стола. Детишки завошкались, стараясь рассмотреть меня исподтишка, в полумраке блестели их любопытные глазки. Я улыбнулась и приложила палец к губам. Вмиг их головёшки скрылись под одеялом, а через минуту и меня одолел сон.

Ночью воспоминания Яромилы хлынули с новой силой, точно ждали, когда моё сознание уступит им место. Я видела родню, поездки в Новгород, великого князя Ярослава, как батюшка возвращался из военных походов, а мы с матушкой встречали его возле огромной башни. Прогулки с сенными девушками по лесу, где росло видимо-невидимо грибов и ягод. Вечерние посиделки за рукоделием. И чьи-то еле слышные голоса шептали: «Пробуди свою силу княжна, время пришло».

Едва в открытые ставни прокрались рассветные лучи, как проснулись дети и разбудили меня, шумно завозившись на полатях. За ночь изба остыла, но хозяйка уже растопила печь.

Кое-как справилась со своим сарафаном. Непривычно, неудобно, а что делать, джинсы тут пока не в моде. Отодвинула занавеску, пожелав Агафье доброго утра.

– Проснулась уже, княжна, – улыбнулась женщина, – погоди, водички принесу умыться. Лушка! – окликнула она девочку лет семи. – Помоги нашей гостье причесаться. Ты не смотри, княжна, что мала она, рукастая у меня дочка.

Луша, проворная худая длинноногая девчонка, похожая на маленького журавля, бойко подскочила ко мне с гребнем. Усадила на лавку, осторожно расплела косы и принялась аккуратно расчёсывать густые, длинные волосы Яромилы.

С подворья, принеся с собой морозный дух, вернулись Ратмир и староста, которого, как я услышала, звали Касьяном.

– Доброго утречка, – заулыбался хозяин, – ранёхонько поднялась, Яромила Владимировна.

– Ехать надо, – ответила ему, – дорога нам в Новгород лежит.

– Верно, – кивнул Касьян, – пути снегом замело, тяжело ехать, к вечеру только и доберётесь. Сейчас поешьте на дорожку, а там Агафья моя вам с собой харчей соберёт.

Женщина подала нам по кружке парного, ещё тёплого молока:

– Испейте пока, а я блинчиков сделаю.

Скоро перед нами появилась большая плоская неказистая, грубой работы тарелка, куда хозяйка метала горячие блины. Луша поставила мисочки со сметаной, клюквой и мёдом. Дети сидели на лавке возле печи, не решаясь подойти к столу, глядя на отца, когда тот позовёт.

По избе плыл аромат выпечки, приятно щекоча ноздри. Как Яромиле удаётся быть такой худой? Поди княжну кормят куда лучше, а на подобной диете кто угодно разъест бока.

Я присела рядом с Ратмиром, перекинув через плечо длинную косу, которую мне ловко заплела Луша.

– Не горюй, – тихо шепнул мой спутник, – до Новгорода доберёмся, там и посветлеет на душе. Мамки, няньки позаботятся.

Что скрывает мой дальнейший путь? Как встретит меня дядька? Он всегда был добр, но больше с батюшкой общался, отправляя меня к тётке и сёстрам. А теперь придётся принимать решения самой, без оглядки на защиту отца.

Глава 3

И снова перед нами скатертью легла заснеженная дорога, деревенские, прознав, что у них ночевала княжна, высыпали на улицу.

– Заступница! Яромила Владимировна, ты уж князю Александру скажи, один он наш надёжа. Пусть не бросит нас тевтонцам на поругание! – со всех сторон неслись мольбы и просьбы. Женщины плакали, прижимая к себе детей.

Ведь это теперь и мои люди, подумалось мне. Умер отец, князь Владимир, единственная их защита. Что сталось с дружиной после разгрома Словенска? Разве мелкие деревушки преграда для ливонцев? Сметут и не заметят. Выходит, мне придётся просить у Александра воинов для защиты этих земель. Или набирать себе новую дружину из вольных ратников. Как это здесь делается? Эх, не стратег я и не полководец, а народ жалко. Невольно и не по своей прихоти, но одна осталась из тех, кто должен оберегать эти земли.

Ратмир ехал впереди, такой же настороженный, как и вчера. Вероятно, боится вражеских разъездов? Времена правления Невского я, конечно, проходила в школе, но как быть теперь, когда оказалась в гуще событий и не просто как обыватель, а на последнем рубеже защиты. Легко схорониться у родни в Новгороде, и не осудят, девчонка малолетняя. Но я видела глаза людей, провожавших меня, в которых теплились последние лучики надежды. Выжгут, разорят эти деревни и ляжет мне на сердце вина тяжким грузом. Не могу я так. Поеду к Александру, буду молить о защите.

Я считала падение Словенска главной своей проблемой, но лукавая судьба решила подкинуть мне очередной сюрприз. Ближе к обеду, когда мы ехали мимо занесённых снегом полей, на кончиках пальцев я ощутила странное покалывание. Резкое, неприятное, будто тонкими иглами кожу протыкают. Сняла рукавицы, осмотрела руки. Ничего необычного. Ладошки покраснели, только и всего. Зачерпнула с ветки пригоршню снега, растёрла между ладонями и снова натянула толстые варежки. Покалывание не прошло, напротив, стало ещё сильнее и болезненнее, а потом по рукавицам побежали снежные узоры, как на стёклах в мороз. Опешив, подняла ладони вверх, закусила губу, не понимая, что со мной творится. Зорька, почувствовав свободу, рванула вперёд, так что я чуть не свалилась в сугроб.

– Княжна! – Ратмиру удалось перехватить норовистую кобылку. – Цела? Что случилось?

Его взгляд упал на мои руки, по одежде всё выше поднималась изморозь.

– Силу свою придержи, – Ратмир подъехал вплотную, – как маменька учила.

– Я… Я… не могу, – что происходит? Какая ещё сила?! Тело залихорадило и непонятно, то ли от страха, то ли от этой самой неведомой мне силы. Что это? Магия? Колдовство? Мутация генов? – Ратмир, давай остановимся, – подняла взгляд на воина.

Он придержал Зорьку, помог мне спуститься.