– И ты здравствуй, родич, – широко улыбнулся Хованский. – Не знал я, что, кроме Марии, еще есть Старицкие. Вот уж приятная новость.

– Я тоже рад, что я есть, – немного потупился я, улыбаясь несмело, пытаясь отыграть отрока, который робеет перед князьями.

Ведь я еще не выбрал линию поведения и не решил, стоит ли раскрывать мой характер.

Мы уселись за стол, Хованский и Иван Меньшой с любопытством меня рассматривали.

– Иван Никитич многое рассказал, я верю и радуюсь, что Старицкие живы, но в то же время и сомнение мое велико, – протянул он. – Дозволь уж на грамоты глянуть, да собственными глазами в том убедиться.

– Мария Володимировна и тебе грамотку писала, – ответил я и, достав ее из сумки, протянул Хованскому.

Он внимательно оглядел ее, в том числе печать, и приступил к чтению, она фактически была идентична грамоте, что я передал Одоевскому. Вслед за ней настал черед и других моих грамот.

– Вот уж чудеса господни, – протянул Хованский и тут же перекрестился, а вслед за ним и мы.

Я лишь кивнул, соглашаясь, что, дескать, чудеса.

Пару минут была тишина, и первым заговорил Иван Меньшой.

– Слух пошел, что Дмитрий Иоаннович челобитные сам нынче начал принимать по вторникам да четвергам. Может, стоит напрямую идти к царю да явить себя перед людьми?

– Можно, конечно, и так, но, думается, много тогда шепотков пойдет. А дело тут тихое, родственное, не стоит уж так на всю Москву. Надо сперва с Нагими сговориться, а они уж царю сообщат как надо все, – отмел предложение Иван Большой.

– То верно, вот только и опасность для нас немалая, – протянул Хованский. – А коли царь осерчает? – задумчиво пробормотал он, оглядывая меня.

«Началось», – промелькнуло у меня в голове.

– Ну, опасность то есть, только уж, думаю, царь будет рад объявившемуся родичу. По отцу ныне же он одинок, он один из калитичей, как считается, остался. Да и коли Андрей Володимирович появится, многих это охолонит.

– Да кабы не пытку какую удумали, – буркнул Иван Меньшой. – Поэтому и явиться перед народом.

– Так дело повернуться по-всякому может. Нагие же скажут как надо, нашепчут, – стоял на своем Иван Большой.

– Думаю, все же к Нагим идти надо. Андрей им родич, они помогут, да и в любимцах у нового царя, – высказался Хованский.

Я же просто кивнул, так как идея идти к Нагим и заручиться дополнительной поддержкой мне просто нравилась больше, чем заявиться в наглую и сказать: «Здравствуйте, царь батюшка, я ваш родственник и местами очень даже близкий».

Часа два они спорили, переливая из пустого в порожнее, решая, как лучше сделать, меня это даже утомлять начало, но все же смогли сговориться, что лучше через Нагих.

После же аккуратно начали меня прощупывать, дескать, как все получится, и их отблагодарить надобно.

– В боярскую думу бы войти, но тут уж на усмотрение царя. Вот только и воеводами в больших городах стать неплохо будет, – первым озвучил мысли Хованский.

– Это да, – кивнул Иван Большой. – Младших же родичей и на кормление можно будет поставить.

– Коли сладится все, то уж испрошу о том царя, – медленно произнес я. – Как возможность будет. Вот только охочих, думаю, много.

– Ну, Годуновых согнали, Шуйские ныне не в милости, так что, думаю, сладится, – покивал Хованский. – Прав ты, Андрей Володимирович, момент подобрать надо будет, дабы царь в расположении прибывал великом.

Я же про себя выдохнул, что не придется села из наследства им отписывать.

– Коли не выйдет, так чего другое измыслим, вы же дадите мне добрый совет? – окинул я взглядом всех троих.

Князья же заулыбались и довольно закивали, дескать, дадут и поддержат, в особенности в таком благом деле, как собственное обогащение.

Младший из Одоевских вызвался узнать, когда к Нагим стоит идти, и упредить их о том, что к ним гости пожалуют, дабы не затягивать с этим делом. Ведь Дмитрий Иоаннович был совсем недавно венчан на царство, и в государевых палатах наверняка еще нет порядка и этим надо воспользоваться.

Мы же остались за столом, Одоевский и Хованский рассказывали о том, кто есть кто при государевом дворе, я же их расспрашивал, пытаясь понять, как он был устроен.

К сожалению, сразу этого было не понять, так как многое было весьма запутано и шло из глубины веков, все эти конюшие, окольничие, стольники и другие. Боярская дума – это вообще отдельная песня, многие готовы были глотки рвать и подставлять, чтобы подняться повыше. Одни местнические суды чего стоят, в особенности при назначении воеводами в походы.

В общем, получил я лекцию о устройстве государева двора и его чинах. Было весьма интересно и познавательно, так что я хотя бы примерно начал разбираться в этой паутине.

Я даже про Романовых поинтересовался.

– Отродье Кошки и Кобылы, за счет того, что царскими родичами стали, поднялись они из грязи. А так ею бы и остались, – поделился со мной Хованский, правда, потом намекнул, что не стоит это где попало говорить.

Вскоре появился Иван Малой, сообщив, что Нагие будут ждать нас завтра ближе к обедне.

Еще немного посидев, мы сговорились, что встретимся у Ивана Никитича Большого и уже от него отправимся в Нагим, а точнее, к старшему брату царицы, Михаилу Федоровичу.

Покинув подворье князя, мы направились домой к деду.

– Ну, как прошло? – первым поинтересовался дедушка Прохор.

– Вроде неплохо приняли. Даже сильно в должники не загнали, так, прощупали. Думается, если все удастся, вот тогда с меня не слезут да окрутить попытаются, а пока спугнуть или еще чего опасаются. Завтра к Нагим поедем, с ними говорить будем, – ответил я и тут же поинтересовался: – Вас-то хоть покормили?

– Покормили, и весьма неплохо, – довольно произнес Прокоп.

Весь остальной путь я провел в раздумьях, прокручивая прошедшую встречу в голове.

Вечером с дедом и Прокопом обсудили возможные варианты, как могут пойти события. Прокоп же сообщил, что строительство моего подворья в Белом городе почти уже закончено. Надо будет холопов прикупить, дабы они дальше все обустраивали.

Ближе к полудню захватив людей, так сказать, свою свиту, в которую вошли дед и Елисей с пятеркой послужильцев, я отправился к Одоевским. Прокопа же с Богданом отправил прикупить холопов и обустроиться, дабы часть людей отправить уже туда. Чувствовал, что подворье может пригодиться.

Встретившись с братьями Одоевскими и Хованским, мы отправились на подворье Нагих.

Ворота нам быстро открыли и приняли коней, а после повели в терем, где первым вышел нас встречать худощавый мужчина, одетый в богатый кафтан.

– Вот и явились, – уперев руки в бока, произнес он заплетающимся языком, и его повело. – Все забыли, а тут вспомнили и прибежали, чего не кланяетесь царскому родичу-то? А? – прикрикнул он, лицо же было наглое, и смотрел он на нас с презрением.

– Да он же пьян, – вырвалось из меня.

– Григорий это, младший брат царицы, – тихо произнес Иван Малой.

Вот мне совсем не понравилась такая встреча, а морда Гришки так и просила кирпича.

Не успели мы ничего сказать, как хлопнула дверь и на веранде появился еще один мужчина, одетый также в дорогой кафтан нараспашку и богато вышитую рубаху.

Он был по старше Гришки, в бороде уже поблескивали седые волосы, да и ростом повыше, немного более прямой нос и широкий лоб с залысинами, но общее сходство было.

– Охолони, брат, ты чего такое говоришь? Люди пришли к нам знатные да родовитые, только отрок мне незнаком, – произнес вышедший мужчина.

– А чего это они кланяться не хотят, царевым родичам, – буркнул Григорий и скривился.

«Не только пьянь, но и дурак к тому же», – промелькнула у меня мысль.

– Здрав будь, Михаил Федорович, – заговорил Хованский и немного склонил голову. – И ты будь здрав, Григорий Федорович, – уже совсем другим тоном сказал Иван Андреевич, следом и мы поприветствовали Нагих.

– Прав ты, Михаил Федорович, по делу пришли, да непростому. Самого царя оно касается, оттого и к вам пришли, что вы царевы родичи и сможете верно рассудить, – включился в беседу Иван Большой Одоевский.

– Ох ты ж, – со смешком произнес Григорий и скривил лицо, тут же заработав недовольный взгляд Федора.

– Непростые ты слова произнес, Иван Никитич, – задумчиво произнес Федор. – Понимаешь же, что до царя донести нам придется.

– На то и рассчитываем, – кивнул Хованский, и Федор Нагой повел рукой в сторону дома.

Пройдя внутрь, мы разместились в одной из светлиц и уселись за стол, Гришка себе сразу налил вина в кубок и тут же осушил.

– Так что у вас за дело, да еще и царево? – тут же поинтересовался Федор, не став ходить вокруг да около.

Хованский тут же посмотрел на меня, а следом и братья Одоевские, и, вздохнув, достал из сумки грамоту Марии, что предназначалась Нагим, протянул ее Хованскому, а тот уже и Федору, у которого от такого действия брови взлетели удивленно, а Григорий тут же нахмурился, но промолчал.

Внимательно оглядев грамоту, Федор только хмыкнул.

– Чего там? – буркнул Гришка, смотря на грамоту.

– Печать Старицких на грамоте, – непонятным тоном протянул Федор и, сломав печать, начал читать ее.

Читал он по слогам и медленно, так что у меня уши вяли.

– Мария Владимировна о родиче своем пишет, о племяннике. Только я в толк не могу взять, откуда он взялся. Она ж последняя, – нахмурился Федор.

– Ну, это да, Василька-то последний был из Старицких. Может, она и про кого другого ведет речь, – нагло ухмыльнулся Гришка.

«Василька», – пронеслось в голове, меня даже злость начала разбирать. Как это пьянь смеет так о деде говорить?

– Василий Володимирович он! – твердо произнес я. В руке же серебряный кубок, который я держал, начал сминаться.

– Хах, – осклабился Гришка, явно готовый что-то ляпнуть, но тут ему на плечо положил руку старший брат. Который внимательно на меня смотрел, и он явно был поумней младшего, хотя, как по мне, недалеко ушел.

– Так это о тебе, что ли, писано в грамоте? – задал он вопрос.

– Обо мне, – кивнул я.

– Так кто же ты такой? Что, Мария Владимировна называет тебя племянником, – веско спросил Нагой.

– Андрей Володимирович Старицкий. Мой отец, Владимир Васильевичи, был родным сыном Василию Владимировичу, рожденным в честном браке. Только о том мало кто ведал до сего дня! – чеканя каждое слово, произнес я.

Гришка же, что в этот момент пил из кубка, аж подавился и расплескал вино, во все глаза уставившись на меня.

– Брешешь, – тут же вылетело из него.

– Это на торге брешут, – рыкнул я, не выдержав его хамского поведения.

– То правду Андрей Володимирович говорит, мы подтверждаем, как и Мария Владимировна. Грамоты мы видели и другое тоже. Он родной внук Василия Старицкого и родич царю, как и вам. Ведь матерью Василия была Евдокия Нагая, что вам теткой приходится, – произнес Хованский.

– Знаю, кем нам Евдокия приходится, – огрызнулся Федор и вновь на меня уставился. Гришка же только и пучил глаза, вся его напускная важность куда-то подевалась.

В дальнейшем разговор фактически был похож на тот, который был у меня с тетушкой Марией и Иваном Никитичем Одоевским, вновь пришлось показывать грамоты и объяснять, как так вышло. Нагие же не спешили признавать во мне родича.

Да и, если честно, я не особо бы был рад таким родственничкам, Гришку и вовсе притопить где-нибудь хотелось.

Разговор шел долго и местами даже напряженно, за меня активно говорили как братья Одоевские, так и Хованский, и они таки дожали Нагих, так что те назвали меня родичем и обещали все правильно доложить поутру царю и своей сестре, а также похлопотать за меня, дабы представить самому Дмитрию Ивановичу.

Под самый вечер я вернулся к деду на подворье, внутреннее напряжение нарастало, я нервничал, ведь дальнейшее не от меня зависело, и как все повернется, неизвестно.