Группа тронулась в путь, оставляя позади особняк – странное, но почти родное пристанище, давшее им кров и надежду. Денис шёл первым, прокладывая дорогу через сугробы. За ним Даша с самодельным копьём – обломком лыжной палки с привязанным ножом. Следом профессор, чья трость по-прежнему погружалась в снег почти на всю длину, и Лиза с Ильёй, державшиеся рядом, словно боялись разлуки. Фёдор и Оксана замыкали шествие – стражи тыла, с ножами на поясе и настороженным взглядом.

Лес встретил их тишиной, нарушаемой скрипом снега под ногами и редким потрескиванием веток. Иногда раздавался крик вороны, и путники замирали, вслушиваясь – просто птица или сигнал опасности? В этом новом мире даже природа казалась участницей игры между выжившими и охотниками.

– Если сохраним темп, к полудню будем в Дмитрове, – сказал Фёдор на коротком привале. – Там сделаем перерыв и разведаем обстановку.

Денис кивнул, разломив кусок сухаря и протянув половину Даше. Та благодарно приняла, но есть не стала – положила в карман.

– В городе могут быть патрули, – заметил Илья. – Как в Яхроме.

– Могут, – согласился Фёдор. – Будем действовать по ситуации. Главное – не привлекать внимания.

Когда двинулись дальше, Оксана поравнялась с Лизой. Между женщинами установилось особое понимание – обе прошли через ад культа Осона, обе были «невестами», обе видели тёмную сторону нового мира. Редко говорили об этом, но каждая знала: другая поймёт невыразимое.

– Ты как? – тихо спросила Оксана, преодолевая крутой подъём.

– Лучше, – ответила Лиза. – Сны всё ещё… странные. Но уже не так страшно.

– Пройдёт, – уверенно кивнула Оксана. – Не сразу, но пройдёт. Главное – помнить, что ты снова принадлежишь себе.

Лиза благодарно улыбнулась и сжала руку спутницы – короткое прикосновение, значившее больше многих слов.

К полудню, как предсказывал Фёдор, лес начал редеть, и между деревьями показались очертания городских окраин. Дмитров лежал перед ними – серая громада домов под снегом, с редкими дымками над крышами, выдававшими присутствие жизни.

– Держимся вместе, – напомнил Денис, выходя на окраинную улицу. – Никаких резких движений. При встрече – вежливость и нейтралитет. Мы просто проходим мимо.

Город встретил их тишиной. Улицы, некогда заполненные машинами и спешащими людьми, напоминали декорации к фильму о конце света. Занесённые снегом автомобили стояли там, где их застал блэкаут – посреди дороги, на тротуарах, некоторые врезались в столбы или друг в друга. Окна домов пустовали или были забиты фанерой. Поблёкшие и заснеженные вывески магазинов напоминали о прошлом.

Но город не был мёртв. То здесь, то там виднелись следы обитателей – протоптанные тропинки между подъездами, верёвки с замёрзшим бельём, самодельные дымоходы из окон. Жизнь сохранялась.

Группа шла по центральной улице, держась теней домов, готовая в любой момент скрыться в переулке. Впереди показалась площадь – бывший центр городской жизни, окружённый административными зданиями и магазинами. Но вместо привычной пустоты заснеженного пространства их взгляду предстало нечто необычное.

– Смотрите, – Даша указала вперёд. – Что это?

К стене одного из зданий, вероятно, бывшего дома культуры, тянулась вереница людей. Десять, может, пятнадцать человек стояли, переминаясь с ноги на ногу, дожидаясь очереди подойти к стене, покрытой бумажными листами.

– Доска объявлений? – предположил Илья, прищурившись.

– Или что-то вроде того, – кивнул профессор Самолётов, и в его голосе послышалось профессиональное любопытство. – Интересно. Очень интересно.

Они приблизились осторожно, готовые отступить при первых признаках опасности. Но люди у стены не обращали на них внимания – слишком поглощённые своим занятием. Кто-то прикреплял новые листки, кто-то внимательно читал висевшие, некоторые делали пометки карандашом прямо на бумаге, а двое пожилых мужчин методично снимали и складывали в стопку часть объявлений.

– Социальная сеть, – тихо сказал профессор, когда подошли достаточно близко. – Аналоговая, без электричества и интернета. Удивительно, как быстро люди воссоздают привычные модели общения.

Вся стена была покрыта сотнями бумажных листков разного размера, цвета и качества. Тут были страницы из тетрадей, обрывки обоев, куски картона, даже берестяные свитки – всё, на чём можно писать. На этом разнообразном материале размещались послания – мольбы, предложения, предупреждения, вопросы. Множество человеческих нужд, страхов и надежд, записанных чернилами, карандашом, углём.

Денис шагнул ближе, всматриваясь в ближайшие объявления. «Ищу сына, Мишу, 12 лет, пропал в районе старой башни 16 декабря», – гласило одно, а под ним, другим почерком было приписано: «Видели мальчика похожего возраста в лагере у Яхромы. Спросите у старосты». И ещё одна приписка, совсем свежая: «Лагерь сгорел три дня назад. Выживших увели в сторону Москвы».

Рядом висело объявление на куске обоев: «Меняю тёплые сапоги 43 размера на консервы. Шульц, Первомайская 12». Под ним несколько пометок: «Сапоги ещё есть?», «Какие консервы нужны?», «Шульц умер от пневмонии в январе». И совсем свежая: «Вещи Шульца теперь у Серёги со второго этажа».

– Боже мой, – прошептала Даша, замерев перед листком, приклеенным детской рукой. Неровные буквы расплывались: «Ищу маму, Светлану Игоревну. Я живу в подвале библиотеки с другими детьми. Тётя Вера не разрешает уходить далеко, но я всё равно прихожу сюда каждый день. Мама, если ты это читаешь, я на Пролетарской. Я очень скучаю. Аня, 7 лет».

Её голос дрогнул. Денис обнял Дашу за плечи, но промолчал – слова не могли помочь перед такой болью.

Они читали объявления, погружаясь в рукотворный архив жизни после катастрофы. Фёдор заметил, что некоторые листки были пронумерованы и аккуратно подшиты, другие снабжены пометками «актуально до» с указанием даты.

– Смотрите, – он указал на двух пожилых мужчин, методично работавших с объявлениями. – Это кураторы. Они поддерживают порядок, убирают устаревшие сообщения, систематизируют новые.

– Не только они, – добавила Оксана, кивая в сторону молодой женщины, записывавшей что-то в толстую тетрадь, периодически сверяясь со стеной. – Эта, похоже, создаёт подобие базы данных. Копирует важную информацию, чтобы не потерялась.

Профессор наблюдал за происходящим с интересом. Его глаза блестели, рука тянулась к блокноту.

– Поразительно, – бормотал он. – Совершенно поразительно. Мы наблюдаем рождение новой формы общения, сочетающей черты доцифровой эпохи с привычками из интернета. Смотрите, – он указал на объявление, переписанное и прикреплённое в нескольких местах стены, – это аналог «репоста». А здесь, – его палец переместился на листок с множеством пометок, – видим подобие «комментариев» и «дискуссии».

– Кажется, вы нашли тему для новой диссертации, профессор, – улыбнулся Денис.

– Если бы ещё было кому её защищать, – вздохнул старик, не отрывая взгляда от стены. – И перед кем.

Илья, стоявший чуть в стороне, вдруг напрягся. Он читал большое объявление на оборотной стороне календарного листа. Его лицо сначала выразило удивление, затем тревогу.

– Денис, – позвал он тихо. – Фёдор. Вам стоит это прочитать.

Они подошли, и все вместе склонились над текстом. Крупные, неровные буквы складывались в предупреждение:

«ОПАСНОСТЬ! Не приближайтесь к барже у Рогачёвского моста! Там странные пассажиры, которые выходят только по ночам. Трое наших пошли на разведку 7 февраля. Вернулся только один, без рассудка. Всё твердил про синий свет и холод. Умер через день. ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ!»

Под этим было несколько пометок разными почерками: «Подтверждаю. Видел странное свечение с берега». «Мой брат говорил о барже то же самое перед тем, как пропасть». «Это правда. Ночью оттуда доносятся голоса, но не человеческие».

И самая свежая запись, сделанная, судя по чернилам, недавно: «12 февраля пропала группа из пяти человек, которые пошли к барже за «энергетическими картами». Никто не вернулся».

– Двенадцатое февраля – это позавчера, – тихо сказала Даша, переглянувшись с Денисом.

– Что за «странные пассажиры»? – нахмурился Фёдор. – Осониты? Погаши? Или что-то новенькое?

Лиза вздрогнула и придвинулась ближе к Илье. Оксана положила руку на рукоять ножа – жест, ставший почти автоматическим при упоминании опасности.

– Синий свет, – пробормотал профессор, задумчиво потирая подбородок. – Как у Нефёндра и его «невест». И у погашей тоже было что-то… неестественное в глазах. Заметили?

Они переглянулись с тревогой. То, что начиналось как рискованное, но понятное предприятие – найти баржу с припасами, – внезапно стало зловещим.

– Что будем делать? – спросила Даша, обращаясь больше к Денису. – Поворачиваем назад?

Денис смотрел на объявление долгим взглядом, пытаясь найти больше информации, чем было написано. Затем медленно покачал головой.

– Мы зашли слишком далеко, – сказал он тихо. – И слишком многое поставили на карту. Если на барже действительно есть энергетические карты…

– …которые работают, – добавил Илья, взглядом прося у Лизы поддержки.

– …то это может изменить всё, – закончил Денис. – Для нас. Для особняка, который может стать настоящим домом.

Фёдор кивнул, соглашаясь.

– К тому же, – добавил он, – мы уже сталкивались и с осонитами, и с погашами. И пережили это. Мы знаем, с чем имеем дело.

– Не обязательно, – возразил профессор. – Что, если это что-то новое? Что, если это… сам источник блэкаута?

Его слова повисли в воздухе. Все молчали, переваривая сказанное. Мысль о том, что причина катастрофы, превратившей их мир в тёмное, холодное место, может находиться так близко, была пугающей и притягательной.

– Тем больше причин пойти и выяснить, – наконец сказал Денис. – Но будем осторожны. Доберёмся до моста засветло, осмотримся. Никакого риска. И никаких ночных вылазок.

Один за другим они кивнули, соглашаясь с планом. Даже Лиза, чьи глаза выражали тревогу, нашла в себе силы кивнуть. В конце концов, они пережили слишком многое, чтобы остановиться сейчас.

Перед уходом Денис ещё раз взглянул на стену объявлений. Эта аналоговая социальная сеть из бумаги, чернил и человеческой потребности в связи впечатляла. Люди продолжали общаться, искать друг друга, предупреждать об опасностях, делиться находками – даже когда мир вокруг менялся.

Возможно, подумал он, собираясь в дорогу, именно в этом и есть секрет выживания человечества. Не в электричестве, не в технологиях, а в потребности связи с другими. В желании делиться своими историями, даже если приходится писать их на обрывках обоев и клеить к стене.

Они покинули площадь, направляясь к Рогачёвскому мосту. Впереди ждала баржа с таинственными пассажирами и обещанием энергетических карт. Опасность? Несомненно. Но также и надежда. А в мире после блэкаута надежда стала ценной валютой.

Сумерки опускались на заснеженную землю. Рельсы Рогачёвского железнодорожного моста, покрытые инеем, тянулись над замёрзшим каналом имени Москвы. Ржавые фермы, некогда дрожавшие под тяжестью проходящих составов, теперь застыли в тишине. Семеро путников остановились между бетонными опорами, вглядываясь в сгущающийся сумрак, где виднелся тёмный силуэт баржи, вмёрзшей в лёд канала в тени железных конструкций.

Денис, прищурившись, изучал открывшуюся картину. Февральский закат окрашивал горизонт в грязно-розовые тона, а зимнее солнце, уже касавшееся кромки леса, бросало последние лучи на металлические конструкции. Под ними находилась массивная грузовая баржа, вросшая в лёд, её борта покрылись инеем, а палуба – снегом.

– Вот она, – тихо сказала Даша, встав рядом. Её дыхание вырвалось изо рта облаком пара, быстро растворившимся в холодном воздухе. – Надо же, объявление не врало.