Войдя в один из кабинетов, я оценил скупой интерьер. Вентилятор на столе без устали гудел, разгоняя жару. Сам кабинет был узкий с одним столом и двумя стульями. Вдоль стены с картой Афганистана небольшой диван. Сейф, тумбочка с банкой воды и кипятильником. На этом всё.

Дорохин пригласил присаживаться, а затем разместился сам.

– Алексей Владимирович, перейду сразу к делу с вашего позволения. Есть один участок, который вызывает у нас серьёзную озабоченность – Хайберский проход.

– Граница с Пакистаном в районе Джелалабада, – припомнил я.

– Именно он. Там сейчас стоят только афганцы. Наших сил нет, кроме нескольких советников, но мы последнее время фиксируем там кратное увеличение попыток прорыва. В основном ночью, днём нечасто, но тоже бывает. И знаете, что нас удивляет? – спросил Дорохин и внимательно посмотрел на меня.

Будто это я там несу службу и должен знать. Однако, есть у меня предположение.

– Наверняка доложили, что все группы уничтожаются. А вот трупы забирают с собой.

– Именно.

Дорохин более не стал развивать мысль. Впрочем, мне и так было понятно, к чему он клонит.

– У нас есть к вам настоятельная просьба, чтобы вы туда выехали. Официально, как корреспондент «Правды».

Я молчал. По-моему, я в прошлый раз ещё закрыл все грехи сестры. Может есть другие «косяки»?

– А если мне туда не надо? – спросил я.

– Нам известно ваше редакционное задание.

– И почему меня это не удивляет, – улыбнулся я.

– Это верно. По факту просто посмотрите, как всё там на самом деле обстоит. Поговорите с афганцами, запишите, что считаете нужным. У вас на это глаз намётан, и нам нужна ваша объективность. Просто будьте бдительны, но работайте аккуратно.

Предложение было довольно неожиданным. Место не самое лёгкое, что осложняло задачу в определённой мере. Зато репортаж мог получиться действительно неплохой, и в редакции будут прыгать до потолка. Ну а если это ещё и Родине поможет, то не вижу причин отказываться.

– Я согласен, – наконец, ответил я. – Но сначала мне нужно попасть в Кабул и сделать всё официально, через согласование с военным руководством Афганистана. Мне нужно разрешение вести фиксацию на военных объектах.

Если есть возможность, то и организовать проход в расположение аэродрома в Джелалабаде и расположения мотострелковой бригады.

– Не вопрос, что-то ещё? – спросил Дорохин.

– Да, мне нужно передать в «Правду» материалы по инциденту с колонной, – пояснил я. – Так чтобы статья не пошла в стол. Думаю, будет нелишним, что о реальном положении дел узнают наверху.

Я понимал, что без определённого содействия, мне никто не даст передать материалы в Москву. Цензура зарубит всё ещё здесь – в Афганистане. И сейчас был отличный шанс, чтобы цензура таки пропустила мои материалы.

Дорохин внимательно выслушал, даже не моргнув.

– Пожелания разумные, – кивнул он. – Что касается первой части ваших пожеланий, то в Кабуле всё согласовано, у вас будет сопровождающий. А вот по второй… есть просьба к вам, Алексей Владимирович.

Дорохин слегка наклонился вперёд и заговорил тише.

– Не спешите с публикацией по колонне. Мы знаем, что вы были в самой гуще. Все видели и знаете. Но сейчас идёт внутренний разбор. Очень серьёзный. Сначала выясним, кто виноват, и только потом материал можно будет поместить на страницах газеты. Публикация здесь и сейчас может только навредить.

Спорить было бесполезно. Хотелось верить, что мой собеседник говорит как есть и виновные будут наказаны. Ну а ситуация с обеспечением колон будет решена.

– Понимаю, – сказал я. – Но с другими журналистами такое может не прокатить. Уже информация о потерях среди наших военных в Москве имеется.

– Знаем, Алексей Владимирович. Именно поэтому вы нам и нужны, – Дорохин встал и подал мне руку, чтобы скрепить договорённости. – Завтра с утра вас доставят в Кабул. Будьте готовы.

Рукопожатие получилось крепким.

Я вышел из штаба, прикрыв за собой тяжёлую дверь. Ночной воздух показался чуть прохладнее, чем днём, или, может, просто я наконец выдохнул. Хотелось верить, что Дорохин сдержит слово и в ситуации с колонной разберутся как следует. Допускать повторение подобного – это не просто халатность, а преступление.

Полной грудью втянул в себя тяжёлый ночной воздух, пропитанный пылью, поправил воротник и пошёл в модуль.

Я почти дошёл до своего модуля, когда впереди у одного из модулей офицеров, заметил движение. Из двери в свете тускло горевшей лампы появилась «старая» знакомая. Та самая медсестра, которую на днях чуть не ударил замполит.

Интересно, что она делала у модуля офицеров посередине ночи? Надеюсь, что не майора искала, иначе всё это превратится в театр абсурда.

– Здравствуйте, – сказала она, чуть склонив голову.

Она улыбнулась, хотя мне показалось, что в глазах её не было улыбки. Меня насторожило другое. В нос резко ударил сладкий запах её духов, явно дорогих, импортных. Она была накрашена, и тушь немного размазало под глазами.

– Доброй ночи, – ответил я.

Хотел добавить, что для неё не самое лучшее решение ходить по территории ночью, но всё-таки промолчал. Не моё это дело.

– Спасибо, что вы тогда заступились. Я не успела вас поблагодарить в прошлый раз…

Говоря это, девушка попыталась закрыть дверь в офицерский модуль, но руки у неё были заняты каким-то свёртком. Я вызвался помочь, шагнул к ней, чтобы закрыть дверь. Закрыл и в этот момент бумажки из её рук неловко выпали на землю.

Ветерок прижал их к пыльному крыльцу. В свете фонаря я разглядел чеки. Те самые. Советские внешпосылторговские.

И… всё понял.

Она тоже поняла, что я понял, потупила взгляд, чувствуя неловкость.

– Это… я уронила, – произнесла она почти шёпотом и быстро присела, чтобы собрать чеки.

Щёки у медсестры вспыхнули румянцем. Она явно ходила к кому-то в офицерский модуль. И не просто ходила.

Медсестра, сидя на корточках, продолжала собирать чеки. Я присел рядом, но не помог поднимать чеки. Только посмотрел на неё, буквально просверлив взглядом.

– Знаешь, за такое… могут и не просто с базы выслать, – сказал я тихо, чтобы никто не услышал. – Ты что творишь?

Это уже фактически валютные махинации, а не просто «романтика на войне».

Медсестра вздрогнула и подняла глаза. Грустные, не испуганные. Скорее… пустые.

– Я знаю, – просто ответила она и резко выпрямилась, держа в руках скомканные чеки. – Это не ваше дело.

Постояла пару секунд и пошла. Быстро не оглядываясь. А я остался стоять под фонарём, смотря, как она исчезает в темноте, словно растворяется в ней.

За чеки можно было купить импортные джинсы, духи, даже магнитофон. А в Союзе и вовсе обменять на рубли по хорошему курсу. Неофициально, конечно.

Я тяжело выдохнул, теперь понимая, из-за чего произошёл конфликт и почему об этом никто не хотел говорить прямо. Грязь… что тут скажешь. Не хочу оправдывать Салихова, какие бы ни были обстоятельства, но ничто не оправдывает рукоприкладство. Даже если это сделано из благих побуждений. Но и сестричка, конечно, хороша.

Утром, как только небо над базой начало светлеть, я уже был у вертолётной площадки. Ми-8 стоял готовый к вылету.

Меня проводил Трошин. Не сказал почти ни слова, просто пожал руку. Выглядел он неважно. Смерть Артамонова сильно подкосила Бориса.

– Удачи тебе, Карелин! – искренне пожелал Трошин.

– Будь осторожнее, Борь.

Вертолёт поднялся, и аэродром Кандагара остался внизу, как большой противень, нагревающийся с каждой минутой всё сильнее. На горизонте виднелись горы. Завораживающее зрелище, величественное.

В Кабул вернулись быстро. Дежурная машина довезла меня до корпункта. Пыльный коридор, знакомый телефон с трескучей трубкой, и я набрал Москву, чтобы отчитаться о своих последних приключениях в Афгане.

Долгий гудок.

– «Правда», приёмная.

– Карелин на связи. Из Афгана. Подключите, пожалуйста, редакцию.

– Одну минуточку, Алексей.

Пришлось немного подождать и послушать треск линии. Наконец-то, в трубке послышался знакомый голос редактора.

– Лёха! Ну как ты? Что по обстановке?

Я вздохнул. Врать совсем не моё, но сейчас нужно было говорить аккуратно.

– В целом… обстановка напряжённая, – начал я. – Есть определённая активность. Особенно на южных маршрутах. Были случаи атак, потери были. Но… в целом ситуация стабильная и всё под контролем у армии Республики и нашего контингента, – выдал я максимально нейтральный доклад. – Есть материал, в основном снимки и видео о жизни базы…

– Ты уверен? – немножко раздражённо перебил редактор. – Тут коллеги из других СМИ вроде как что-то интересное нарыли, а у нас… голяк?

– Понимаешь, – произнёс я, подбирая слова и стискивая трубку. – Многое не озвучивается. Некоторые вопросы… пока в проработке. Там работают. И очень серьёзно. Надеюсь, будет развязка. Да и несколько минут боя на видео снял.

– Здорово! Материал подготовишь и отправишь?

– Да, часть уже пишу. Но пока ограничусь общей заметкой. Местами, где был, пока лучше не детализировать. Сам понимаешь.

– Понимаешь, – ответил он после паузы. – Ждём, значит. Сейчас какие планы? Мне отчёт надо готовить для главреда. А он снимками штаба сыт не будет!

– Сейчас загляну к местным военным, буду договариваться о съёмке на границе с Пакистаном.

– А там чего забыл? Там же нет наших частей!

– Хайберский проход. Наших частей там действительно нет, но можно достать интересный материал как храбрые солдаты и офицеры афганской армии успешно отражают нападение сил, проплаченных загнивающим Западом.

– Ясно. Ты главное там поаккуратнее. Береги себя, Карелин, – выдал редактор своё традиционное пожелание.

– Постараюсь, будь здоров.

Я повесил трубку.

Сразу после созвона, направился в штаб 40-й армии. Меня снова встречал караул и зелёная будка на входе.

– Карелин, газета «Правда». Был у вас, – коротко объяснил я.

Дежурный дал команду меня пропустить. Видимо, уже передали, что я вернулся.

– Поднимайтесь на второй этаж, первый кабинет слева…

– Помню-помню, спасибо, – ответил я дежурному, который объяснил мне, где сидит член Военного совета.

Полковник Рыгин ждал меня. На столе у него лежали кипы бумаг, а сверху них пепельница с окурками.

– Карелин… Да, помню. С Кандагара вернулись. Ну, и что у нас теперь?

– Есть необходимость выехать на Хайберский проход. Хотел бы провести съёмку и подготовить материал. Желательно всё официально, с прикомандированием. Через военное руководство Афганистана, конечно.

Полковник приподнял бровь.

– Хайберский, говоришь. Там афганцы стоят. Мы формально не участвуем. Место там сложное, до Пакистана рукой подать. Переходы… канал поставок оружия, людей. Последние месяцы такие «движения» особенно заметны, – он замолчал, прищурился.

Я кивнул, но комментировать никак не стал.

– Хорошо. Подумаем, как организовать. Официально тебя прикомандируем как наблюдателя. Отправим в составе небольшой группы. Снимать можно, я полагаю у наших афганских коллег, не возникнет возражений по этому поводу. Материал перед сдачей ко мне на стол, без исключений.

Я внимательно выслушал.

– Принято.

– Ты мне ещё с Кандагара не показал съёмку.

– Всё сгорело в колонне во время нападения. Еле-еле ноги унёс.

Полковник расписался на направлении, поставил штамп и протянул мне.

– Через два дня вылет в Джелалабад. Тебя встретят и подскажут, как дальше.

Я только выходил из кабинета, как полковник снял трубку телефона и начал кому-то звонить, чтобы обо всём договориться.

Время до вылета пролетело незаметно. Я по большей части отсыпался, не горя желанием выходить из своей квартиры по жуткой жаре, от которой мозги плавились в черепной коробке. А вот силы для нового редакционного задания определено понадобятся. Место действительно было непростым.