Слова юнионистов базировались на мощном фундаменте той самой оказанной британцами помощи. Помощи, которую до сих пор продолжали оказывать, пусть и не просто так, а в обмен на выгодные торговые договора. Ну так никто другой помогать и вовсе не стремился, а Соединённые Штаты, ослабленные потерей территорий, бунтами, наплывом негров с Юга и необходимостью выплачивать пусть замаскированную, но контрибуцию, нуждались в этой самой помощи.

Также важную роль играли лидеры юнионистов. Ими стали не какие-нибудь болтуны из числа журналистов, не богачи, владеющие фабриками или обширными земельными участками, а те, кто с оружием в руках защищал США, причём делал это куда более успешно, чем тот же невезучий генерал Мак-Клеллан. Генерал Хайрем Улисс Грант как лидер Юнионистского Союза. Тот самый Грант, которого признавали как опасного и достойного противника такие военачальники Конфедерации, как Джексон, Борегар, Ли. Единственный из североамериканских генералов, кто оказался способен нанести Конфедерации хоть какие-то поражения. Его правая рука и первый заместитель – Уильям Текумсе Шерман. Этот хоть и не получил лавров победителя, но тоже достойно проявил себя в неудачно закончившейся войне. Более того, был потомком одного из отцов-основателей США, что придавало его словам особенный вес, столь значимый в политических играх. Этакая правопреемственность от основания США до сегодняшних дней. Другие высшие офицеры, действующие и ушедшие в отставку. Офицеры простые, солдаты… и все они недовольные как результатом с треском проигранной войны, так и проводимой после её окончания политикой.

Действительность превзошла ожидания, и лорд Пальмерстон признавал это. Он ранее говорил королеве, что им придётся тщательно подготавливать, выращивать под себя и партию, и будущего президента, что приведёт США обратно в империю. Но теперь… Достаточно оказалось незначительной помощи, чтобы Юнионистский Союз не просто образовался и оброс лидерами, но и неожиданно для многих Улисс Грант на выборах занял не просто второе место из трёх кандидатов, но уступил вскормленному аболиционистами Ганнибалу Гэмлину не так уж и много, всего около трети голосов. И это тогда, когда аболиционисты были на взлёте, а простые избиратели ещё не успели толком понять и прочувствовать, чем обернётся для них самих поток хлынувших на территорию США негров из бывших южных штатов. Но даже так результат юнионистов впечатлял.

Что это значило в перспективе? Хотя бы возможность очередных внеочередных выборов, если президент-аболиционист доведёт страну до точки кипения значительно раньше того момента, как закончатся его полномочия. Вероятность этого была вовсе не маленькая. Пальмерстон даже и не думал как-либо влиять на Ганнибала Гэмлина, семнадцатого президента США. Он сам, по своей природе, делал именно то, что нужно было Британской империи. Требовалось лишь не мешать ему и его сторонникам, а одновременно с этим невмешательством потихоньку подогревать недовольство той части американцев, которые станут терять работу, вытесняемые демпингующими неграми или заметно теряющие в оплате своего труда. И уж тогда, на новых выборах, они непременно поддержат того кандидата, который пообещает вернуть им прежнее или приближенное к тому благополучие. А уж будет это Грант, Шерман или кто-то иной – решать её величеству Виктории, королеве Соединённого Королевства Великобритании и Ирландии.

Той королеве, которая сейчас входила в кабинет, где он, верный паладин короны, дожидался свою повелительницу. Приложив уже довольно заметное усилие, лорд Пальмерстон, опираясь на трость, встал и собирался было двинуться навстречу Виктории, но остановился, повинуясь её жесту и словам:

– Не надо, Генри. Я слишком дорожу вашим драгоценным здоровьем. Приказываю вам сидеть.

– Как пожелает моя королева, – склонил голову опытный политик, вновь оказываясь в мягком кресле, помогающем хоть немного позабыть о возрасте и слабости здоровья. – Вы звали меня, и я здесь, готовый служить вам и империи.

– Империи нужны рыцари, подобные вам, – поправив платье, владычица Британии также присела, глядя на своего первого и самого важного помощника в управлении громоздким, но мощнейшим в мире «кораблём». – Вы выиграли для империи Америку, осталось лишь завершить партию на шахматной доске. С этим справится и тот же Юркий Дизи.

Пальмерстон лишь улыбнулся, уже не в первый раз услышав от королевы прозвище, которым та наградила его возможного преемника в скором будущем. Но не мог не предупредить Викторию о некоторой опасности, которую тот нёс. Не злонамеренно, а искренне заблуждаясь.

– Если Бенджамин и станет премьер-министром, то будет нуждаться в постоянном ограничении. Он умный малый, умеет разбираться с политике, экономике, но… Излишняя склонность к уступкам даже не Сити в целом, а «новым деньгам», находящимся вне аристократических семей, – это опасно. Он уже высказывал предложение дарования титулов разным… банкирам и промышленникам. Это рискованный путь. Большинство из них не в состоянии проникнуться духом империи, оставаясь всего лишь лавочниками и ростовщиками. Я прошу вас, моя королева, не забудьте эти слова, подумайте над ними!

– Я запомнила их. Но сейчас, уходя от нашей комбинации с Соединёнными Штатами и переходя к сложившемуся тройственному союзу.

– Россия, Американская империя и Испания, – понятливо вздохнул Пальмерстон. – Уже этой весной или, может, несколько позже русский император объявит о денонсации Парижского трактата о нейтрализации Чёрного моря. Мы ничего не сможем с этим поделать. Русские уже сейчас готовят черноморские верфи к закладке броненосцев и крейсеров. На Азовском море строятся малые суда, которые войдут в Чёрное море сразу, как только оно перестанет быть нейтральным. Вы и сами знаете это, ваше величество. Как и то, что попытки обезглавить Американскую империю окончательно провалились, и мы вынуждены договариваться о прекращении взаимного террора. Они уже взбунтовали ирландцев, и эта ненависть, у которой, скажем откровенно, были основания, вряд ли скоро утихнет.

– Дизи везёт в Америку предложения, с которыми там должны согласиться. В том числе по ирландцам, от части которых моей империи необходимо избавиться. Слишком буйные, слишком неуправляемые. И злопамятные!

– Да, это может сработать, – согласился с королевой премьер-министр. – По ту сторону Атлантики нуждаются в том, что мы хотим им предложить. А наше непротивление аннексии Гаити и поддержка запланированного Испанией и Американской империей открытого судебного процесса над их президентом, императором и приближёнными тоже будет полезной. Покажем готовность договариваться по широкому фронту. Притупим их подозрительность. Затем подготовимся и нанесём удар, который вырвет одного из участников этого опасного для Британии союза. У нас уже получалось влиять на их политику: золотом, обещаниями, силой и страхом.

Виктория понимала, о каком именно из соперников Британии говорит лорд Пальмерстон. Не об Американской империи, поскольку она только образовалась и была, скажем так, слабоуязвима к любому влиянию извне. Не об Испании. О, на королеву Изабеллу Бурбон можно было и влиять, и попробовать напугать, только вот любое действие, направленное в ту сторону, вызвало бы жёсткую реакцию со стороны сразу двух входящих в союз империй. Двух империй, на тронах которых сидели родные отец и сын.

И что оставалось? Россия. Сильная, наращивающая мощь с каждым годом, но остающаяся уязвимой к атакам изнутри. Особенно при императоре, который уже успел показать свою склонность к компромиссам и готовность прислушиваться к советам, исходящим от придворных с неоднозначной репутацией. И не только он сам. Однако сперва стоило попробовать надавить или испугать именно императора Всероссийского. Это и предложила Виктория.

– Подавленное восстание в Польше, Генри. Жестоко подавленное, с тысячами убитых, сотнями казнённых и множеством отправленных на многолетнюю каторгу. Но арестованы и казнены не все.

Пальмерстон лишь воздел глаза к потолку, тем самым показывая, что не в восторге от того направления, по которому скользнули мысли королевы. Премьер-министр империи помнил, что составленные в резких выражениях ноты протеста от Британии, Франции и некоторых других стран… не возымели ровным счётом никакого действия на Россию и в частности самого Александра II. Осторожные же намёки британского посланника, лорда Нэпира, на мощь флота Её Величества были встречены лишь усмешкой графа Игнатьева, товарища министра иностранных дел империи и комментарием: «В Карибском море и к северу от США может случиться ухудшение климата. Лучше бы Адмиралтейству вашей королевы озаботиться этим, а не делами Польши, которая уже полвека есть часть Российской империи».

Прозрачный намёк был. И у Британии действительно там, по ту сторону Атлантики, было слишком мало кораблей. Тем более броненосных, способных противостоять той, другой империи. Ямайка и иные острова под властью короны. Канада – большая, но столь уязвимая, если по ней ударят эскадры под флагом с косым, усыпанным звёздами крестом. Ударят, а потом высадят десанты, да в изобилии, которым и помешать-то будет сложно. А уж сбросить их в море, когда прошедшим через множество сражений и до зубов вооружённым новейшим оружием «серым спинам» удастся закрепиться… Такого в Лондоне не желали, поэтому поспешили отступить, поняв, что надавить на Санкт-Петербург не получится.

Вот французы, те никак не могли уняться, посылая ноту за нотой, но каждая следующая «пустая нотация» вызывала лишь более и более громкий смех наряду с издевательскими фельетонами и эпиграммами в газетах российских, испанских, американских. Наполеон III выставлял себя на посмешище, толком этого не понимая или не желая понимать, потакая лишь своему упрямству. Но это были исключительно его проблемы, ибо в Лондоне также не были заинтересованы в высоком авторитете наполеонида.

Другое дело то, что осталось от польских мятежников. Те, которым удалось выскользнуть за пределы границ Российской империи и не попасть в лапы пруссаков, заключивших с русскими Альвенслебенскую конвенцию о совместных действиях против восставших – Пруссия вполне обоснованно беспокоилась о возможной смуте на своих землях, где поляков также было в избытке – делились на две основных категории. Первая была абсолютно деморализована, собственными глазами видя, как быстро, активно и жестко действуют как русские отряды, так и добровольцы, прибывшие из-за океана. Те самые, из тогда ещё Конфедерации, причём в форме того или иного подразделения «Дикой стаи». «Гробовщики», «Тигры», «Призраки», иные… Пусть эти самые «добровольческие отряды» были невелики, зато знали толк в уничтожении всего враждебного, а вдобавок им было плевать на совершенно им чужих поляков. А любовь конкретных «диких» к республиканству из-за памяти о законно выбранном Линкольне и тому, что в результате получилось… В общем, знамён с изображением черепа в цилиндре, оскалившегося тигра или привидения на чёрном фоне боялись чуть ли не до мокрых штанов.

Зато оставшаяся часть – меньшая, стоило отметить, и меньшая заметно – хоть и боялась, но в то же время желала отомстить. Ну или продолжить борьбу за независимость Польши иными средствами, перейдя от собственно восстания к отдельным ударам, направленным на конкретных персон. Следовало лишь направить их, но не от своего имени, а подставив, к примеру, французов.

– Мы используем поляков, ваше величество. Так, чтобы обвинить можно было их, французов, да хоть кого, только не нас, не Британию. Но русское Третье Отделение значительно улучшило свою работу, пользуясь консультациями из-за океана. Подобраться к императорской семье для выходца из Польши будет почти невозможно. Или возможно, но после очень долгой подготовки и всё равно без высоких шансов на успех. Второй путь лично мне кажется более перспективным. Долгий, но в итоге дающий намного больше.