Стивен Кинг: О природе Тьмы, или «Так я избавляюсь от своих кошмаров»

Серия «Нечто»

Автор-составитель, перевод с английского В. К. Мзареулов

Художник Б. Б. Протопопов

© Мзареулов В.К., авт. – сост., 2025

© ООО «Издательство Родина», 2025

Часть I
Секреты ремесла

Раскапывая истории со Стивеном Кингом

Это интервью Стивен Кинг дал журналу «Writer's Digest» 16 сентября 1991 года. Он переживал нехарактерно застойный период, когда его продуктивность снизилась, и он пытался скрыться от глаз общественности. В интервью он сказал, что вообще не планировал писать тем летом, предпочитая вместо этого «играть в бейсбол и дурачиться», прежде чем осенью начать свой 26-й роман «Долорес Клейборн». Но вместо этого он начал работать над «Игрой Джеральда», отодвинув ранее анонсированную «Долорес Клейборн» на второй план. Оба романа были опубликованы в следующем году.

Кинг впервые подробно рассказал о механике письма и своем собственном творческом процессе. Много лет спустя он подробно остановился на многих из этих моментов в «Как писать книги».

Интервью было взято по телефону из офиса Кинга в Бангоре, штат Мэн.

Уоллас Строби

– Насколько загодя вы обычно планируете свои романы? Когда вы находитесь в разгаре одного романа, вы знаете, каким будет следующий?

– Нет, на самом деле часто бывает много чего промежуточного. Всегда есть, для меня. Обычно это просто случай перебора идей, которые у меня есть, и некоторые из них работают лучше, чем другие.

С «Игрой Джеральда» это было похоже на незапланированную беременность. Я был в самолете, летевшем в Нью-Йорк, – я не очень хорошо летаю, но в тот день воздух был очень мягким, – и я заснул. Мне приснился сон, в котором можно было что-то спасти, и я сказал: «О, это замечательно, какая замечательная идея. Я должен это написать». Не потому, что это была целая история, а потому, что это была одна из тех ситуаций, которые настолько интересны, что ты думаешь, что если ты начнешь их писать, то тема сама собой всплывет в памяти.

Это как увидеть интересное здание и сказать себе: «Я бы хотел войти и пройтись там». А в некоторых случаях внутри и так ничего нет, это просто интересный фасад. Но в данном случае внутри было много чего.

Так что я работал над этим и много жаловался на это своей жене, потому что я не хотел писать прошлым летом. Я просто хотел поиграть в бейсбол и пошалить, а получилось не так.

Некоторое время я думал, что смогу объединить это с «Долорес Клейборн» и написать одну книгу. Иногда такое случается. Я делал это раньше с «Сезонами ^[1]» и «Четырьмя после полуночи ^[2]», где истории на самом деле, казалось, сгруппированы вместе, хотя это были романы. Но эти вещи были немного длиннее и просто не впрягались вместе. Так что в конце концов я решил сделать их отдельно. Поскольку я сначала начал работать над «Игрой Джеральда», я решил взять ее.

– Кажется, в ваших последних нескольких романах было много завершений…

– Да!

– …и «Нужные вещи», очевидно, были подведением итогов многого из Касл-Рока…

– На самом деле это был конец многих старых дел.

– Вырисовывается ли перед вами новый путь с грядущими книгами?

– Что интересно, я на самом деле серьезно обдумываю этот вопрос. Раньше я просто отвергал его и говорил: «Ну, это просто следующая вещь. О долгосрочной повестке дня не может быть и речи». И я думаю, что это все еще мой ответ.

Я знаю, что Норрис Риджвик из «Нужных вещей» появляется – у него есть эпизодическая роль, если хотите, – в «Игре Джеральда». Он просто оказался человеком, раскрывающим преступление, и он упоминается в этом контексте. Его никогда не видели на сцене, если можно так выразиться.

Эта часть мира все еще существует, и я всегда чувствовал это во всей своей работе, что она никогда не станет чем-то большим и важным. Что никогда не будет, знаете ли, литературной позы, что у меня будет собственное маленькое графство с труднопроизносимым названием в Миссисипи или что-то в этом роде. Но мне всегда казалось, что каждый раз, когда ты возвращаешься к колодцу и погружаешься в тот иной мир, что все вещи, о которых ты говорил раньше в том ином мире, должны быть там, они должны быть частью истории, которую ты переживаешь. Писать о. Так что это все еще так.

Я думаю, что если я что-то делаю, то стараюсь изо всех сил – и, надеюсь, у меня получается – оставаться творчески живым, а не впадать в своего рода дыхание Чейна-Стокса, когда я делаю одно и то же. Снова и снова. Я не хочу называть имен, но есть люди, которые это делают. Я уверен, что мог бы хорошо зарабатывать на жизнь, просто будучи Стивеном Кингом, мастером современной истории ужасов, без кавычек, до конца своей жизни. Но если бы дело дошло до того, чтобы просто делать это, я бы предпочел вообще не писать. И я мог позволить себе сделать это тоже, в этот момент.

Это был чрезвычайно плодотворный период для меня с точки зрения идей. У меня было четыре или пять подряд, из каждой из которых получились замечательные книги, короткие рассказы или что-то в этом роде. Я примерно знаю, что они из себя представляют. На днях я рассказал об одном своей жене, и она сказала: «Ну и дела, я думаю, что это действительно хорошо. Ты собираешься это записать?» И я сказал: «Ну, я работаю над “Игрой Джеральда”». И она сказала: «Я не имею в виду, что ты собираешься написать книгу, я имею в виду, ты собираешься ее записать, чтобы не забыть?» И мой ответ был: «Если вы забудете это, вы никогда не хотели это писать».

Так что я хотел бы написать все эти вещи, и я полагаю, что был период в моей карьере, когда я бы это сделал. Я до сих пор помню, как работал над «Глазами дракона» и «Мизери» одновременно, утром и вечером. Но тогда я был моложе и больше не могу этого делать.

– Вы имеете в виду только энергию?

– Да, с точки зрения энергии.

– К. С. Форестер, британский писатель, однажды описал свой процесс развития сюжета как бросание различных предметов в воду своего подсознания и оставление их там на недели, месяцы или годы. В конце концов, сказал он, он почувствует, как они сливаются, сливаются и принимают какую-то форму, пока не появится идея, и он сможет начать писать. Как этот процесс работает для вас? Это больше подсознательно?

– Да, так оно и работает. За исключением того, что я никогда не чувствовал, что я что-то создаю. На самом деле, я чувствую, если делаю плохую работу, когда пишу. Лучшая работа, которую я когда-либо делал, всегда вызывает ощущение того, что ее раскопали, что она уже была там. Я чувствую себя не столько писателем или творческим писателем, сколько археологом, который выкапывает вещи, очень осторожно счищает их и разглядывает резные фигурки на них.

Я не работаю по наброску или чему-то подобному. Просто эти идеи будут связаны со мной на каком-то уровне. В серии «Темная башня», которая является своего рода циклом квестов, первая была написана, когда мне было 22 года, а самая последняя – когда мне было 42 года. Это 20 лет спустя, и все связи все еще там, они происходят без труда. Все это ждет своего развития с первой книги. Поверьте, я помню, как писал первую книгу и не планировал продолжений. Просто есть правильные связи, потому что история существует. Только иногда достаешь горшочек из земли, и это как рассказ. Иногда вы получаете больший горшок, что похоже на повесть. Иногда вы получаете целое ведро, которое похоже на роман. В случае же с «Темной башней»…

Дело в том, что я никогда не получаю все это в целости и сохранности. Хитрость, игра и веселье в том, чтобы увидеть, что можно собрать из черепков. Обычно можно получить довольно много.

Но я люблю это. Я имею в виду, когда вещи просто появляются в нужное время. Вы говорите себе: «Ну, я знаю, что будет следующие 30 страниц, но потом я ХЗ». Затем как будто открывается дверь, входит Нечто и говорит: «Звал меня, Автор?» И я говорю: «Не помню, чтобы звал, но ты заходи и помоги мне. Ты пришло, потому что должно быть здесь и сейчас. Спасибо, что пришло». Вот и все.

А в итоге издатели присылают чек. Это похоже на то, что вам платят за прыжок веры. Они знают, что если я сяду и начну писать, все выйдет хорошо. А мне приходит в голову, что все не так, что если я сяду и начну писать, то придет Нечто.

– Когда что-то начинает обретать форму в вашей голове, что обычно приходит первым: персонажи или идея того, что произойдет в истории?

– Для меня это идея. Персонажи – идеальный пробел. В персонажах все пусто. Для меня просто не существует физической сущности персонажей. Если я внутри персонажа, то все. Я не вижу себя, потому что я внутри этого человека. Если этот человек подходит к зеркалу или возникает какая-то ситуация, когда его или ее внешний вид становится важным, это (описание) может быть там. Но единственные люди (описываемые) в книгах, как правило, второстепенные персонажи, за которыми наблюдают главные герои, проходящие через их жизнь.

Если вы вернетесь к «Мертвой зоне», Кристофер Уокен отлично сыграл Джонни Смита в фильме. Но Роберт Де Ниро сыграл бы тоже, да и почти любой хороший актер примерно их возраста, потому что внешность Джонни никогда не описывается. Нет никакой реальной необходимости делать это.

Я не единственный, кто так считает. Когда кто-то говорит «Перри Мейсон» – бум, в сознании людей возникает образ Рэймонда Бёрра, потому что он делал это по телевидению. Но Эрл Стэнли Гарднер никогда не описывал этого парня.

– Но, скажем, в случае с «Куджо», что было раньше, Куджо или Донна Трентон, мать?

– Нет, идея. Первым пришел даже не Куджо. Идея заключалась в том, что мать и сын оказались в ловушке в течение определенного периода времени. На самом деле, первоначальная идея заключалась в том, что она заразится бешенством, и центральным конфликтом книги будет ее борьба за то, чтобы не причинить вреда своему сыну, поскольку она была охвачена безумием, что является своего рода повторением того, что происходит в «Сиянии».

А затем, к счастью для меня, когда я начал читать о бешенстве, я обнаружил, что для его развития требуется гораздо больше времени, чем я думал. Тогда игра приняла другой вид: «Давайте посмотрим, сможем ли мы собрать их в одном месте таким образом, чтобы никто не мог их найти за то время, которое требуется им, чтобы разобраться с их проблемой, или их проблеме, чтобы разобраться с ними». Потому что это всегда так – или мы, или нас.

Итак, первой приходит ситуация, а за ней персонажи, которые соответствуют этой ситуации. Они как лампочки, которые зажигают историю. В случае с «Куджо» я сказал себе: «Я хочу женщину, которая по той или иной причине изменяла бы своему мужу. И я хочу парня с деструктивным характером, любовника этой женщины, который хочет мутить воду».

Затем вы заключаете договор с самим собой. Вы говорите: «В пределах этих широких ограничений характера пусть делают все, что реалистично». И не останавливайте их, если они делают что-то, что вам не нравится, потому что вам это понравится, если вы действительно посмотрите на это и позволите этому произойти.

Затем, последнее, вы говорите себе: «Что это такое?» Это нормально в тот момент. Но я не думаю, что будет справедливо сесть и написать: «Я собираюсь написать “Великий американский роман” и объяснить, в чем ошиблась американская молодежь в 1968 году». Это вздор. Но нормально сесть после того, как у вас есть история, персонажи и спросить себя о том, что будет дальше.

В случае с «Куджо» я хотел сказать: «Ну, вот эти люди, и их должны были найти, но их так и не нашли. И что это значит? Значит ли это, что это судьба, значит ли это, что это совпадение? Давайте немного подумаем об этом». Это не значит, что вы должны отвечать на эти вопросы, потому что тогда это становится басней Эзопа.