Джулия Принц: Машенька. Ведьмина справедливость

Машенька стряхнула капли дождя со своего зонта. И зря – теперь придётся убирать лужу с пола. Тяжело вздохнув и переступив через водяное безобразие, она пробралась на кухню. Чая горячего да с плюшками хотелось очень сильно.

Пока ставила чайник, пока доставала из шкафчика вкусняшки, на кухню величественно прошествовал большой рыжий котяра, светло-рыжего окраса, с белыми носочками на лапках и такой же пушистой манишкой.

Кот требовательно посмотрел на хозяйку жёлтыми глазищами и даже соизволил сказать:

– Мяу!

– Сейчас, Васенька, – девушка торопливо налила молочка в белую чашечку с синей каёмочкой.

Кот тяжело вздохнул и, пристроившись на полу рядом с чашкой принялся лакать, но лакать с достоинством.

Засмотревшись на пушистого хозяина дома, Машенька вздрогнула от свиста чайника, который уже успел закипеть и тут же выключиться.

«Вот же ж! Давно надо этот свисток убрать! Бесит только!» – мысль унеслась так же быстро, как и появилась.

Сейчас не время для раздражения, сейчас время для чая.

Но едва Машенька налила себе чай в красивую кружечку тонкого фарфора и надкусила плюшку (ещё тёпленькую), как в дверь позвонили.

Перепрыгивая через лужи, которые сама же и сотворила в коридоре (а благодаря мокрому зонту, их стало только больше), она понеслась открывать дверь.

– Вот же ж! – поприветствовала она пришедшего.

Проблема в том, что, как ни старалась, а в лужу наступила и теперь мокрое пятно растекалось по левому носку. – «Неприятно», – сделала вывод Машенька.

– Я вам неприятен? – на пороге, культурно не заходя в квартиру, стоял темноволосый незнакомец.

– Красивый! – не подумав, вслух ляпнула Машенька.

– Красивый, но неприятный? – насмешливо переспросил незнакомец и тут же сделался серьёзен. – Могу я пройти?

– Да, да, конечно, – засуетилась Машенька. – Тут, правда, мокро, – сказала она, протягивая незнакомцу тёплые мягкие тапочки на два размера меньше его блестящих брендовых ботинок.

Незнакомец серьёзно посмотрел на тапочки и даже взял их в руки.

Машенька, только когда он зашёл, обратила внимание и на строгий (и явно дорогущий) костюм, и на плащ, по которому видно, что его автора даже произносить дорого.

Так, с тапками в руках, сногсшибательно красивый и дорогой мужчина оказался в скромной прихожей Машеньки.

– Чаю хотите? – спросила девушка.

– А вы всегда незнакомых мужчин к себе пускаете и чаем поите? – сурово, но с насмешкой спросил брюнет.

– Я… – Маша даже засмущалась. – Нет, но я чай пила, а тут вы…

– Достойное объяснение, – серьёзно кивнул незнакомец, но в его карих глазах уже поселились добрые смешинки.

Маша засуетилась и провела своего гостя на кухню. А там сидел большой рыжий кот и неодобрительно смотрел на незнакомца.

– Здрасте, – неожиданно для самого себя поздоровался гость с котом. Но ответа удостоен не был.

Рыжий котяра презрительно отвернулся от вошедшего, однако кухню не покинул.

«Охраняет девочку», – решил гость.

– Дело в том, уважаемая Мария Семёновна, вы же точно Мария Семёновна? – начал гость, но спохватился, что сразу не уточнил личность девушки.

Та, улыбаясь, кивнула:

– Можно просто Машенька, меня все так зовут, – легко согласилась девушка, доставая из старого буфета вторую чашку.

Гость меж тем замолчал и просто смотрел, как девушка быстрыми уверенными движениями разливает чай, а на фарфоровую тарелочку накладывает ароматные булочки.

Было в ней какое-то простое очарование, на которое хотелось искренне улыбаться. (Гость тайно засунул так и не надетые тапки под стол.) Девушка же, закончив накрывать, села на своё место и посмотрела на него ясными голубыми глазами.

«Больше блондинка, чем брюнетка» – сделал вывод мужчина, рассматривая выбившиеся из длинного хвоста русые кудри.

– Разрешите представиться, – поднялся он с неустойчивой табуретки, на которую был посажен. – Елисей Николаевич Марков, – он протянул ей свою чёрно-золотую визитку.

Сам не понял, почему ему захотелось так официально, чуть ли не в стиле девятнадцатого века, представиться этой простой и непосредственной девушке, скорее даже девчушке.

Та же, тем временем разглядывала пафосно-лаконичный прямоугольник, который он вручил.

– Адвокат? – удивлённо спросила девушка, широко распахнув свои голубые глаза.

«Молода и ещё так наивна!» – подумал Елисей Николаевич.

– Ваш отец, Семён Антонович Корыстылёв оставил вам наследство, – начал Елисей, но тут увидел, как глаза девушки расширились и в них стали набухать слёзы, ещё мгновение и из них польются настоящие реки.

Елисей скривился, ох как он не любил женских слёз, ни притворных, которые были так популярны в его кругах, ни вот таких настоящих и некрасивых. Такие он не любил даже больше.

– Вы не знали, что ваш отец скончался?

Машенька помотала головой и слёзы всё-таки брызнули, причём в разные стороны, так активно она трясла головой.

– Тогда что? – осторожно спросил Елисей.

Сделав несколько судорожных вздохов, в попытках справиться с прорывающимся рёвом, Машенька невнятно ответила.

– Я… я… я не… не знала… ааа…

– Всё-таки не знали, что он умер? Не знали, что он оставил наследство? – попробовал угадать Елисей, но рёв у Машеньки всё-таки прорвался.

Девушка рыдала, размазывая то ли слезы, то ли сопли по милому личику, которое прямо сейчас вовсе не было уже милым. Сейчас она выглядела, скорее, как маленькая сморщенная жабка.

Елисей попробовал вспомнить, что полагается делать в таких случаях. И поднявшись с шаткой табуретки, подошёл к девушке и неловко похлопал её по спине. В результате добился прямо противоположного эффекта: Машенька заревела ещё больше.

Не зная, что делать со всем этим безобразием, и проклиная себя вообще за то, что пришёл и испортил милой девочке настроение (ведь говорили ему не ходить, промолчать, всё равно умные люди не позволят сироте получить наследство), Елисей наклонился и обнял рыдающую. Через миг, девчушка затихла у него в объятиях, а ещё через некоторое время он почувствовал в своих руках движение. Чуть отстранившись от объекта успокаивания, он обнаружил, что она уткнулась личиком в его дорогой пиджак и возит им (личиком) по брендовой вещи.

Поклявшись себе, что больше никогда не пойдёт объявлять о наследстве бедным сиротам, он крепче сжал девушку.

– Не зналаааа, что у меняяя, – попытки объяснить, что случилось, тоже закончились рыданиями.

– Что именно вы не знали? – рявкнул Елисей.

– Что у меня есть… был… папа. Не зналааа, – Машенька подняла на него свои большие голубые глаза, которые, как ему показалось, стали ещё больше и голубее.

«Вот так номер!» – подумал Елисей.

– Что, даже не предполагали? – насмешливо и даже как-то цинично переспросил он.

– Нет, – помотала головой девушка.

– Мария Семёновна, а вы вообще знаете откуда дети берутся?

– Знаю, конечно, – внезапно обиделась Машенька и даже собралась как-то.

– Тогда вы должны были понимать, что у вас есть отец? – подвёл он логическую базу.

Машенька похлопала длинными чёрными ресницами.

«Даже не красится» – отметил про себя Елисей. «Иначе после таких рыданий тушь бы размазалась по всему румяному личику». И, судя по тому, что он видел, они не были нарощенными или как там это называется.

– Ну, – девушка ещё раз всхлипнула, потом достала большой белый платок и смачно, от души высморкалась. – Я не знала, что он обо мне знает. Иначе… иначе почему он не пришёл за мной?

Голубые глаза смотрели на Елисея Николаевича с невинной обидой, даже, скорее, с недоумением.

– Так бывает, – тихо ответил он.

– Так не должно быть, – твёрдо сказала девушка.

Елисею стало неудобно. Неудобно, что он пришёл к этой девушке, неудобно, что ему придётся ей объяснять про наследство, которое ей вряд ли достанется. Ибо такой бизнес, каким владел Семён Корыстылёв, не достаётся милым невинным девочкам.

– Знаете, Мария Семёновна, – он распрямился и внушительно прошёлся по кухне. – Я пришёл сообщить вам о том, что вам оставили наследство… но с ним есть трудности.

Девушка, ничего не говоря, продолжала доверчиво смотреть на него. И ему пришлось продолжить:

– Вам лучше написать отказную.

Сказал он это быстро и даже не решился посмотреть на девушку. Объяснять всё этому невинному созданию, казалось… неправильным. Это как заляпать грязью драгоценный предмет искусства.

Молчание затягивалось, и Елисей всё-таки посмотрел на девушку. И едва не утонул в небесной чистоте её глаз.

Миг, и он сам не понял, что произошло.

Он сидит на табуретке в старенькой, но уютной кухоньке Машеньки и допивает свой чай.

– Тогда так и сделаем, – резюмирует Елисей Николаевич.

– Хорошо, – кивает Машенька.

Елисей раскланивается с ней церемонно, на манер девятнадцатого столетия. И выходит, аккуратно прихватив с собой мягкие тапочки, которые ставит на место.

Когда за гостем захлопнулась дверь, Машенька налила себе ещё чаю, доела булочку, к счастью, та ещё не остыла и по-прежнему была вкусной и мягкой.

– Вася, – обращается к коту девушка. – Сходи проверь, что у него всё нормально будет.

Кот поднимается, согласно рявкает и важно выходит в открытое окно. Дождь на улице кончился, и лучи осеннего солнца приветствуют рыжего смотрителя.

Бобылёв был человеком важным, со связями. И наследство Семёна он уже считал своим. Если сиротка эта окажется жадна и упряма, то он по-своему с ней разберётся. Вот только как?

Важный человек задумался: несчастный случай? Или в тюрьму? Нет, сейчас уже не те времена, чтобы в машину и в лес, но ведь из тюрьмы люди выходят. Или нет? Несчастный случай и там возникнуть может. «Да», – кивает он себе, так даже будет лучше. А за что посадить юную сиротку? Так человеку с хорошими связями не трудно это организовать.

Тут зазвонил телефон. Бобылёв поморщился, что его оторвали от таких серьёзных размышлений, но имя звонившего сказало ему о многом и трубку он взял.

– Слушаю.

– Ты в курсе, что фирму Корыстылёва продали? – раздался взволнованный голос в трубке.

– В смысле, продали? Кому продали?

– Дорого продали, и деньги все уже официально на счетах у девчонки. Не подкопаться даже!

– Что за бред ты несёшь? – Бобылёв даже не разозлился, он просто обалдел. Уже давно никто не смел переходить ему дорогу.

– Да, я как узнал, сразу к тебе. Сам больше ничего не знаю.

– Так узнай! – удивление наконец перетекло в ярость, и Бобылёв заорал, бросил трубку на стол. Потом подобрал, попробовал набрать номер, но руки так тряслись от злости, что он ударил телефон о стену.

– Прочность высокую обещали, гады, – прорычал он, глядя на пластмассовые осколки.

А в это же время Елисей сидел у себя в офисе и пил кофе. Сладкий, с молоком, который замысловато назывался латте.

Мужчина чувствовал себя прекрасно. Несмотря ни на что. Обычно он пил кофе чёрный, горький и очень крепкий, сегодня ему захотелось латте. Это почему-то напоминало ему о милой девушке Машеньке. Её имя на вкус было точно, как кофе с молоком. Сладкое и нежное.

Он сам не знал, почему сделал то, что сделал, почему рискнул «выйти из матрицы», в смысле, из системы. Но на душе было очень спокойно и приятно. Он точно знал, что сделку, которую он провернул, уже не оспорить, что Машенька получит наследство, которое ей завещал отец.

И пусть в жизни девушки этот отец хоть так поучаствует. Это будет правильно. И вообще, Елисей чувствовал, что всё он правильно сделал. И от этого давно забытого чувства, когда честь и правда идут рука об руку, на душе было приятно.