«МЕНТ! ТОРМОЗНИ ТРЕЙЛЕР 695, ИДУЩИЙ НА МОСКВУ. НЕ ЗЕВНИ. И БУДЕТ ТЕБЕ СЧАСТЬЕ».

– Кто передал?

– Человек.

– Ты его знаешь?

– Совсем не знаю… Я чабан. Гнал овцу домой, машина остановилась, человек дал записку, сказал, чтоб тебе передал, – азиат достал из кармана потертых спортивных штанов пятитысячную купюру. – Хорошие деньги дал.

Лыков еще раз перечитал записку, махнул чабану:

– Ладно, вали.

Тот несколько раз поклонился, зачем-то почиркал подошвами стоптанных кед на пороге, толкнул дверь, и вскоре послышались его частые затихающие шаги.

Полицейский снял со стены короткоствольный автомат, проверил на всякий случай наличие патронов в пистолете, включил свет во всех комнатах, чтоб получше освещался двор, покинул сторожку.

Перед тем как выйти на трассу, набрал номер по мобильнику.

– Стас, ты скоро?.. Давай быстрее, тут хреновина одна нарисовалась. По телефону долго рассказывать! Не психую, а говорю по делу. Ладно, коротко. Поступила наводка на трейлер, нужно тормознуть… Какая разница, от кого поступила!.. Расскажу, гони скорее на пост!

Фары от несущихся машин резко били по глазам, приходилось стоять почти на проезжей части, всматриваться в номера. Легковушки проносились, почти не сбавляя скорости, большегрузные же, наоборот, притормаживали, проявляя тем самым уважение к торчащему гаишнику на трассе.

Зазвонил мобильник.

– Через пятнадцать минут буду, – сообщил Стас. – Но телка, скажу тебе, угарная. Никак не хотела отпускать! Хуже коросты!

– Я на трассе, – коротко ответил Игорь, не сводя глаз с идущих машин. – Чем быстрее, тем лучше…

На разогретую дневным зноем землю уже легла тянущаяся от Волги влажная прохлада, окна домов светились уютно и мягко, собачий брёх угомонился, на время затих. Было совсем уже темно, улочка, по которой не спеша катил гаишный «Форд», была узкой, плохо заасфальтированной, с тусклыми фонарями на столбах.

Старший лейтенант ГИБДД Григорий Гуляев проехал около полусотни метров, остановился, заглушил двигатель. Повернулся к спутнице, молоденькой Наташе Бурлаковой, улыбнулся.

– Дальше – ножками.

– Боишься деда? – усмехнулась в ответ она.

– Не боюсь. Опасаюсь… Сейчас сколько уже там натикало?

Наташа включила экран мобильника.

– Почти одиннадцать.

– А тебе сколько лет?

– Семнадцать.

– Вот, семнадцать. И в твоем возрасте в это время нужно уже баиньки… Сейчас Семен Степанович устроит разбор ДТП по полной, – Григорий взял пальцами ее за подбородок. – Знаешь, что такое ДТП?

– Отстань! – она отбросила его руку. – Между нами ведь пока ничего нет.

– Это знаю я да ты. Народ у нас глазастый, языкастый, ушастый – даже не успел еще настроиться, а уже приходится отскребаться. А Семен Степанович так вообще и пристрелить может.

– Тогда зачем встречаешься? – с капризной обидой спросила Наташа.

– Зачем встречаюсь? – Гуляев, тридцати лет, чернявый, статный, загорелый, белозубый, помолчал, подыскивая ответ, тронул сильными плечами. – Для перспективы! Приглядываюсь, присматриваюсь. А годик пролетит, приду к твоему деду за благословением.

– Он тебя не любит.

– В курсе. Потому и не лезу на рожон, – он нежно провел по ее выгоревшим, овсяного цвета волосам. – Беги, любимая. Будет время и желание – звякни.

– А ты куда сейчас?.. По своим девкам, наверно?

– Ну, зачем ты так? – деланно надулся Гриша. – Спать. Только спать. Один!.. Утром подъем, холодная вода из ведра и бегом на службу.

Запиликал телефон Наташи.

– Семен Степанович? – прошептал старший лейтенант.

– Нет. Один придурок, – включила связь, раздраженно ответила. – Занята!.. Не могу говорить, сказала. Привет!

– С кем это ты так?

– С твоим напарником!.. С Угорьком!

– С Лыковым? А ему-то чего нужно?

– То же самое, что и тебе.

– Ушлый, козлина, – мотнул головой Гуляев. – Давно он за тобой?

– Послушай перестань!.. Могу я кому-нибудь нравиться?

– Можешь. В таком возрасте даже обязана. Но тут особый случай. Меньше месяца машет палкой, а уже подметки рвет! Молодец, младший лейтенант. Далеко пойдет.

– Не любишь его?

– Во-первых, он не женщина, чтоб любить. А во-вторых, ты же, парень, в коллективе. Пусть в небольшом, но со своими принципами и придурью. Обживись, осмотрись, приценись, принюхайся, а уже потом запускай грязные щупальцы в чужое тряпье.

– Ты меня ревнуешь?

– При чем тут ревность?

– Ответь, я спросила.

Григорий взял девушку за подбородок, со значением произнес:

– Запомни, молодая и симпатичная. На всю жизнь запомни. Есть такие понятия, как честь и совесть. Играть в жизни можно чем угодно, только не этим. Однажды нарушил, дальше бездонная яма, из которой черта с два выберешься. Так в ней и загнешься. Запомни это.

Девушка, не сводя с него нежных и влюбленных глаз, вдруг попросила:

– Поцелуй меня.

Старший лейтенант засмеялся, мотнул головой.

– Вот и вся философия, – вполне серьезно предупредил. – Только в щечку. Или в шейку!.. Нежно и невинно.

Поправил сбившийся погон, дотянулся до ее лица, коснулся губами завитков на шее.

– О, какие мы сладенькие…

Наташа вывернулась, перехватила ладонями его лицо, попыталась поцеловать сама.

– Но-но-но, – отстранил ее Гриша. – Только без волнений. У нас с тобой длинная и прекрасная жизнь. Так что спешить не будем, – дотянулся до ручки двери, открыл. – Если забудешь, брякну сам.

– Дурак, – она выбросила ножки на дорогу, быстро и не оглядываясь зашагала по пыльной ухабистой дороге.

– Береги нервы, любимая! – крикнул вслед Гуляев. – Они нам еще пригодятся! – развернул машину, включил проблесковые маячки и понесся в обратном направлении.

Окна дома, в котором жили Бурлаковы, выходили через палисадник прямо на улицу. Сам дом был аккуратный, выкрашенный голубоватой известкой, обнесенный невысоким штакетником. Несколько фонарей во дворе снизу подсвечивало яблоневый сад, который от этого казался сказочным, воздушным.

Семен Степанович Бурлаков, крепкий мужчина под шестьдесят, жесткий, сухощавый, с упрямым взглядом исподлобья, услышал дробные шажки за окном, двинулся в прихожую.

– Чего так поздно?

Наташа сбросила туфли, направилась в свою комнату.

– С девчонками в кино была.

Бурлаков пошел следом.

– А позвонить нельзя было?

– Дед, может, хватит?

– А что я такого сказал?

– Ничего. Дай мне побыть одной!

Тот помолчал, ушел в гостиную, оттуда позвал:

– Садись ужинать.

– Не хочу!

– Я для кого готовил?

– Наверно, для себя!

Семен Степанович вернулся, присел рядом. Попробовал приобнять, внучка отодвинулась.

– Документы сдала в институт? – примирительно спросил дед.

– Не сдала!

– Почему?

– Потому что не хочу в мед!

– А куда хочешь?

– Я тебе уже сто раз говорила!

– В ментовское?

– Да, в ментовское!.. К ментам!.. В школу полиции! И больше никуда!.. Все, я так решила!

– Я против.

– Не тебе – мне жить!

– Вот я как раз об этом. По-моему, я тоже сто раз уже объяснил. Это неженское занятие.

Внучка отложила журнал и внятно произнесла:

– Объяснил. Но дай мне что-то решить самой. Могу я хоть один раз подумать? Сама!.. Самостоятельно! И принять свое решение! Могу?

Тот помолчал, подумал, кивнул.

– Можешь. Но гляди, чтоб опосля не пожалела.

– Не пожалею.

– Гляди, – кивнул Бурлаков и покинул комнату.

Чабан вынырнул из густого тумана Волчьей балки, весело и легко зашагал в сторону огоньков дальнего поселка. Что-то напевал на своем языке, насвистывал, едва даже не приплясывал – такое было хорошее настроение.

Увидел скачущие по степи автомобильные фары, придержал шаг, что-то ему не понравилось в мчащемся наперерез автомобиле, развернулся и потрусил в противоположную сторону.

Его догнали легко. Трое крепких парней сбили с ног, повалили на землю, принялись обрабатывать лежачего со всех сторон.

Чабан уворачивался, кричал о чем-то по-своему, просил, пару раз попытался подняться, чтобы бежать. Его снова настигли, теперь били до тех пор, пока он не затих.

Парни для проверки пару раз пнули бездыханное тело, оттащили к какой-то выемке, завалили сверху сухим бурьяном и поспешили к своей машине.

Помощник Бежецкого Вадим, юркий, подвижный, переполненный желанием что-то делать, выполнять приказы руководителя, проводил шефа к машине, спросил:

– Я с вами?

– Посмотри бумаги на завтра и езжай домой. Нужен будешь – брякну.

– Хорошего отдыха, Артемий Васильевич.

– Не смеши, дорогой.

Вадим открыл заднюю дверцу, пожал руку немолодому водителю Илье, подождал, пока машина выедет за ворота базы, быстрым шагом зашагал обратно в административный корпус.

Было уже около полуночи. Бежецкий дремал на заднем сиденье автомобиля, мягкое шуршание шин, негромкая музыка успокаивала, убаюкивала, позволяла отвлечься, отключиться, ни о чем не думать.

От неожиданного пиликанья мобильника вздрогнул, взглянул на невозмутимого водителя, потянулся за трубкой на сиденье. Недовольно проворчал:

– Да, Вера… Слушаю. Что опять?

– Артем! – женщина не говорила, кричала. – С Костей плохо!.. Нужно срочно помочь ему!

– Вера… Можешь не истерить, а говорить спокойнее?!

– Не могу!.. Потому что это мой сын!.. Немедленно оставь все и займись им!

– А что с ним?

– Будто ты не знаешь!.. Он опять в своем проклятом клубе!.. И опять его тащат в полицию!

– Он сам тебе позвонил?

– Он не в том состоянии, чтоб звонить!.. Невменяем!.. Дружок его позвонил. Виталик!

– Сын Даниила?

– А то чей же еще?.. Говорит, что у Кости припадок! Он может умереть!.. Артемий, спаси его!

– Ладно, сейчас займусь, – Бежецкий выключил телефон, велел водителю: – Бери курс на клуб «Веселые люди». Знаешь адрес?

– Да уж не первый раз туда шныряем, Артемий Васильевич, как не знать, – усмехнулся тот, резко взял влево, пересек по-наглому двойную сплошную и погнал в обратную сторону.

Возле разрисованного яркой рекламой клуба «Веселые люди» было полно дорогих иномарок, перед входом топталась разномастная молодежь, чуть в сторонке привлекала внимание вращающимися синими маячками полицейская машина.

– Остановись, – приказал водителю Бежецкий, почти на ходу выскочил из автомобиля, скорым шагом направился к полицейским.

Возле машины неторопливо прохаживался офицер в чине лейтенанта, поглядывал в сторону клуба. Артемий подошел к нему, представился.

– Бежецкий… Имя Артемий Васильевич. Добрый вечер.

– Добрая ночь, – не без иронии ответил полицейский. – Какие вопросы, гражданин?

– Мне позвонила супруга… бывшая супруга, что тут задержали моего сына.

– Пока никого еще не задержали, но задержат обязательно. Для того нас и вызвали!

– Извините.

Бежецкий бегом бросился в сторону входа в клуб, протолкался сквозь шумную толпу посетителей, напоролся на бугая-охранника при входе.

– Куда ломишься, папаша! – оттолкнул его охранник. – Адресом ошибся, что ли?

– Пошел вон!

Артемий Васильевич в ярости попытался снести его с пути, завязалась толкотня, и тут отец увидел Костю.

Сына тащили к выходу два дюжих полицейских, следом со смехом и улюлюканьем волочилась любопытная и прикольная молодежь, кто-то пытался помешать стражам порядка, отбить задержанного.

Костя был, как говорится, никакой. Почти не сопротивлялся полицейским, вяло перебирал ногами, словно пританцовывал, вертел по сторонам головой, приветствовал знакомые лица.

Бежецкий кинулся навстречу, вцепился в переднего офицера.

– Это мой сын… Отпустите его!

– Спокойно, господин! – оттолкнул его тот. – Отойдите, не мешайте выполнять служебные обязанности!

– Но это мой сын!

– Сын – дома!.. А здесь – задержанный!