– Мой отец. Он очень влиятельный! Пожалуйста, отпустите! Все что хотите… мы вам отдадим.

Сплевывая кровь говорит Слава, но становится хуже, он только дразнит этого взбесившегося зверя.

Виктор бросает перед нами лопату. Две точнее, каждому отдельно.

– Вперед. У вас час. Дальше я замерзну и ждать не буду. Волки получат кости с морозилки, а я хочу, чтобы они поели горячего!

Его голос рокочет. Смесь дикого меда и черного перца. Низкий, обволакивающий и жесткий одновременно. Этот зек абсолютно бешеный и такой же красивый. Как с обложки журнала, фотомодель, он вообще не постарел.

Виктор снился мне после суда. Годами. Я помню каждую его черту, каждое его слово и проклятия в мой адрес. Идеал мужской красоты с правильными чертами лица и опасным взглядом, для меня ужас выглядит именно так.

Оборачиваюсь к мужу:

– Слава…что делать?

– Я не знаю. Ублюдки, немедленно отпустите нас! Вы слышите, Я вам…

Договорить Слава не успевает, потому что Виктор в тот же миг снова ударяет его на этот раз в живот.

– Ослик, ты меня уже достал! Вот на хуя ты за этого хиляка вышла? Такие тебе нравятся, да, Рокотова?

– Оставьте его. Прошу, не бейте, не надо!

– А что надо, тебя по кругу пустить и выебать надо?

– Нет.

– КОПАЙ ЯМУ!

Орет и я хватаю эту лопату в руки, сцепив зубы, начинаю отбрасывать снег.

– Эй! Дохлик, ты тоже копай. Ну же, ве-се-ле-е!

Виктор толкает Славу ногой, мой муж встает на колени.

– Я не при делах, мужики. Давайте договоримся.

– Что? Что ты муркнул, малыш, я не расслышал?

– Я не при делах!

Слава всхлипывает и я понимаю, что он сдался. А еще он обмочился. Его штаны стали мокрыми. Лицо исказила боль вперемешку с отвращением.

– Ну что ты будешь делать! Суслик, я тебе говорил надеть памперс!

– Я не знаю вас, ничего не сделал! Лизку знаю три месяца всего!

– Та-а-к, и ты хочешь чтобы я отпустил тебя, да малыш?

– Да. Именно так. Отпустите меня.

– А жена твоя? Ты разве не с ней?

При этом Виктор подходит и прижимает меня к себе, а меня как током бьет, парализует от его безумной силы и энергетики. Такой может сломить меня одним движением, стоит только захотеть.

– Она не со мной. Мы один день женаты. И то. По договорняку все.

– Слава, нет! Что ты несешь!?

– Чш! Цыть, мурка, пока чем другим рот не заткнул! – одергивает Беркутов.– Ну-ну, говори, Славик. Какой выход ты предлагаешь?

– Я жить хочу.

– Твоя жизнь в обмен на жизнь конфету. Жену твою заберу. Согласен?

– Идет.

Это самые страшные слова в моей жизни. Боль, ужас, предательство мужа. Слава всегда казался хорошим, но при первой же угрозе он отказался от меня, отдал с потрохами этому зверю.

– Чудно! Ну все, ты свободен.

– Правда?

– Слава, что ты делаешь?!

– Цыть, киса! Иди-иди. Вали отсюда, дохлик! И дяде Гене ее передай, что праздник идет, пусть готовится.

Меня начинает бить крупная дрожь. Я почти по колено в снегу, где-то воют волки. Вокруг так темно, что я вижу только их фигуры и блеск ошалевших глаз в свете машин.

Слава медленно пятиться назад, а после просто убегает, едва не роняя тапки. Я остаюсь с четырьмя мужиками. Одна. В лесу. В свадебном платье. Пока меня тащили, я потеряла туфли.

Фата моя почти отпала, держится на соплях, волосы растрепались. Я держу эту лопату в руках и не знаю, что делать.

– Ну что, женушка. А че не копаем?

Виктор ходит вокруг меня точно ястреб. Он хочет морально меня убить, прежде чем я тут окоченею.

Сцепляю зубы, втыкаю лопату снова и снова, но земля мерзлая, она вообще не идет.

– Тут твердо.

– Ну так, на зоне тоже не мягко! А что ты хотела, сладкую жизнь? Копай глубже, если не хочешь, чтоб тебя волки до утра разорвали, а хотя по хуй, можно и так.

Слезы собираются в глазах. Этот зек хочет мести и винит во всем меня, боже.

– Мне жаль, что так вышло, Виктор. Мне жаль.

– Что ты там мяукаешь?

– Не убивайте.

Страшно смотреть на него, его взгляд карих глаз обжигает.

– Жить все хотят. Все! Чувствуешь запах свободы? – глубоко вдыхает. – О да, он, сука, прекрасный! А весной грибы пойдут. Вот на этом самом месте!

– Я жить хочу. Пожалуйста…

– Если ты хочешь жить, то что ты можешь предложить взамен?

– Невесту пора распечатать.

Кто-то гудит, они обступили меня как волки.

– Давай по кругу пустим. Всем надо сделать брачную ночь!

Обхватываю себя руками. Мне конец и это будет жутко.

– Нет. Не надо так, прошу, не надо. Виктор.

Поднимаю на него глаза, он стоит напротив. Дикий ошалевший зверь.

– Не хочешь групповухи, да, невеста?

При этом Беркутов поднимает лом и задирает им мое белье до бедер. Все смотрят, ржут. Они порвут меня здесь на куски, боже, мне крышка.

– Не хочу. Не хочу, чтобы все меня…

Все случается резко. Виктор делает шаг ко мне и жестко хватает большой рукой меня за талию, привлекает к себе и шепчет мне на ухо:

– Тогда ты будешь моей личной шлюхой. Моей дыркой, моим сладким мясом, которое я буду уничтожать медленно и методично, пока ты не сдохнешь, гребаная продажная тварь! Я буду убивать тебя, пока ты не развалишься, потому что иной участи тебе не дано. И не думай, сука, что я жалеть тебя стану! У меня пять лет бабы не было, так что все свои дырки готовь, а вякнешь хоть слово против – скормлю своему любимому псу!

Он прорычал мне это, опалив горячим дыханием и с шумом вдохнул мой запах. Как изголодавшийся зверь, безумный и совершенно дикий.

Дальше как в страшном сне. Помню только, что один из этих бандитов затолкал меня в багажник, который со скрипом захлопнулся. Помню, что рыдала по пути прекрасно понимая, что мой самый жуткий кошмар сбылся.

За мной пришел Виктор Беркутов и забрал меня себе. Чтобы мучить.

И он не простит, потому что такое не прощают. Я оклеветала этого бандита и теперь он будет убивать меня медленно на свободе также, как я убивала его в тюрьме.

Глава 3

Ранее

Злой протухший запах давно не проветриваемого помещения. Откровенная вонь, от которой уже кружится голова.

Скрежет, звуки, капли воды по нервам. Я в СИЗО и мы, сука, приехали. Стас сказал, вытащит, я здесь на неделю, но похоже, дело затянулось и мне будет пизда.

Я слишком быстро поднялся, быстро нажил врагов, а время такое интересное. Как только на ступеньку выше становишься, так сразу всем мешать начинаешь.

Меня подвинули и так некрасиво. Навешали обвинений как погонов молодому офицеру, который их не выдерживает и клонится вниз как чертов клен.

А дальше суд, надеюсь обойтись годом, желательно условки. Стас отмажет, не зря мой младший братик служил столько лет.У меня отжали бизнес, земли, перекрыли доход. Те, сука, “партнеры”, кого я считал друзьями, содрали шкуры и под овцами оказались волки.

В этот момент я еще не знаю, что в деле появился новый пострадавший и само дело быстренько перестряпали в тяжелое.

Чертова белокурая девка, которую я впервые увидел уже на судах. Она давала показания против меня, не моргнув и глазом. Откуда-то вылезли улики, потом доказательства, свидетели, ее заученная речь.

Рокотов на пару с Гангой сшили на меня дело не на год, а на десятку общими стараниями. Десять лет, сука. Я думал, сдурею, когда услышал приговор.

Десять лет лишения свободы, десятка строгача и ее глаза. Зеленые как у дикой кошки, лживые, довольные. Она определенно радовалась такому исходу.

Стас что-то крикнул мне напоследок, но я уже не слышал. В голове туман, я видел только довольную рожу Гены Рокотова и Тамира Гангураева. Они победили. Бизнес отжали, бабло поделили, а меня под замок.

Все чисто и гладко сработано, судью где надо подмазали, прокурор рвал и метал.

Без разбору, без пересмотра дела, на запястьях захлопнули браслеты, меня увезли.

А дальше как в сказке: звери да баланда, режим, роба вместо дорогого костюма и ни шагу назад. Я думал, свихнусь сидеть в клетке безвылазно в первый год. На второй начал выть и лезть на стену.

Что такое потерять свободу, когда ты на пике? Что такое потерять весь свой бизнес, связи и земли, на которые работал двадцать последних лет?

Это смерть. Гребаная сучья смерть, которую обеспечили мне мои “партнеры”. И та девка. Она сыграла ключевую роль. За что? Да просто так. Она определенно хотела моих страданий, такой же гнилой натуры, как и весь ее род.

Постепенно я обжился, пустил корни, завоевал авторитет. Выгрыз его зубами, ведь никто не хочет связываться с тем, кто может случайно (или не очень) откусить ухо, нос или палец).Я был на зоне один. Как черт среди ясного поля. Меня никто не навещал, ни письма, ни звонка, ни с весточки. Я начал читать, да, от скуки. Еще я начал тренироваться прямо в камере.

Я не давал никому спуску, но и выйти из этого ада тоже не мог.

Каждый день – день сурка, я молился, чтобы все, кто причастен к этому делу сдохли. Чтобы их стерло в порошок, чтобы они жрали баланду также, как я, и вместо солнца видели гробовую доску.

И пока они все там живут припеваючи, я мечусь как зверь в клетке, и хоть ты сука, плачь!

Правды нет, справедливости тоже, но я отплачу. Хоть десять лет пройдет, мне уже по хуй. Мать ни разу не навестила, но я этому даже рад. Не к чему ей видеть меня в кандалах, закрытым как в клетке.

Я отсидел пятилетку, половину срока, а после письмо, пересмотр дела и замки открылись.

Не знаю что случилось, Я не верил до последнего, но меня выпустили. Ха, думаю, на строгаче все были даже рады что я свалил, перекрестились на всякий случай.

И вот он я, здрасьте, да сука, еще живой!

Я выхожу в той же одежде и обуви, в которую меня сюда привезли. Спортивная сумка на плечах, сто рублей в кармане. Ни денег, ни связей, ни хуя нет.

Телефон, благо, отдали и вот я стою за воротами зоны и смотрю список контактов. Кому позвонить, а хуй его знает!

Меня никто не навещал, даже Стас. Видать, забил уже давно, к черту.

Номер Бляйбтройба. Этого я сам просил не беспокоить, но он точно жив. Такие живучие, сами не сдыхают:

– Жека, привет!

Тишина, а после тихий голос друга. Моего единственного друга.

– Кто это?

– Конь в пальто! Беркут беспокоит, помнишь такого?

– Ты что, вышел? Витя!!!

– Да, блядь, я на свободе! Забери меня.

– Еду.

Свобода так сладка и желанна. У человека можно отнять деньг, бизнес и волю, но кое-что оторвать невозможно: желание жить.

Они тогда хорошо на мне наварились, но я был бы не я, если бы не подстелил себе соломки. Как раз на такой черный день.

***

– Черт, Виктор, как ты вышел?!

Бляйбтрой не изменился. Светлые волосы, россыпь веснушек на носу. Хилый и щуплый, но умный, зараза. Я всегда его защищал. А еще он преданный. Это вообще блядь, сегодня редкость.

– Понятия не имею. Выпустили.

– Что делать будешь?

– Я буду раздавать долги, Жека.

Мы едем ко мне на ферму. Никто лишний о ней не знает, только свои. Всегда любил пространство, а теперь тем более.

– Как тут, Мустанг жив?

– Да нормально, стараемся. Рада по дому помогает, рабочие по хозяйству.

– Деньги есть?

– Ушло прилично, но еще есть. На корма, на зарплаты. Больше нет расхода. Я себе ничего не брал.

– Спасибо конечно, но это хуйня, а не расклад. Нам деньги нужны. Много. Значит так, зови Олега, мы открываем фирму. Будем снова строить дома, только на этот раз умнее. И давайте быстро, времени у меня нет.

– Понял. Вить, ты хоть Стасу сказал что вышел?

– На хрена? Я сам к нему приду. Мой братик любит сюрпризы.

Успеть занять нишу и настроить бизнес, пока его снова кто-то не отгрыз.