Мысль пронеслась мгновенно, но тело сработало на рефлексах – так часто бывает, Князев отступил на шажок и осознал, что сделал ошибку. Перед ним не человек, медведь. Причем давно вышедший из спячки, отощавший, со свалявшейся шерстью, оголодавший – взгляд о многом говорит. Как и о том, что с человеком сталкивался раньше, и прикидывает сейчас косолапый – стоит ли сожрать двуногого или погодить.

«Надо было ружье вынимать, а не рефлексии предаваться. Болван! Сейчас уже не успею. Лопатой не отобьюсь, ножа нет. В багажнике топор, но запаска сверху, не успею достать. Взгляд держи, страха не показывай, а то бросится. Мишка, шел бы ты отсюда!»

Три шажка Иван сделал почти незаметно, но отступил, прекрасно понимая, что ситуация осталась прежняя, для него крайне опасная. Медведь внимательно смотрел на него, но пока не нападал, просто замер на месте. Будто прикидывал «таежный прокурор» стоит ли это делать вообще, может лучше уйти в лес и не связываться с человеком.

– Сучьи потроха!

Тело сделало все, причем независимо от сознания, а матерный вопль вырвался сам по себе, обеспечив выброс в кровь ядреной дозы адреналина. Мотоцикл завелся с первого раза, стоило только дернуть ногой. Двигатель моментально заработал, будто сам по себе ожидал этого момента, искренне желая помочь человеку. Левой рукой Иван даванул газ до упора, от души – из выхлопной трубы вылетела дымная струя.

– Что, Топтыгин, не понравилось?!

Свирепый рев мотора и струя воняющего бензином дыма ошарашили медведя – вот с этим «чудом» тот явно не был знаком. Косолапый рванул в кусты, проламываясь сквозь них с треском и с грацией насмерть испуганного бегемота, проложив широкую тропу в зарослях. И скрылся из глаз быстрее, чем Иван успел договорить ему вослед. А сам Князев бросился к люльке. Раз – и выбросил мешки с картошкой. На «два» чехол оказался в руках, и он привычным движением тут же собрал ружье. При мысленном счете «три» он уже отщелкнул защелки и поднял крышку ящика. Вытащил патронташ, памятуя, что из дюжины снаряженных погибшим дядькой патронов крайние справа с пулями, четыре штуки – он так всегда делал. На пятый счет уже зарядил ружье и был готов открыть стрельбу, вот только мохнатый «прокурор» не одумался, к своему счастью, и решил не возвращаться.

И на то у него имелись веские причины!

– Пробрало тебя, братец! Вот она какая, «медвежья хворость»! Кто бы раньше сказал, что такое увижу, не поверил!

Действительно, расплывшаяся по траве куча амбре издавала тошнотворный запах, свидетельствующий о том, что медведь был сильно испуган ревом мотора и выхлопными газами.

– Фух, повезло! Но если еще раз прошляплю, меня просто сожрут!

Сердце бешено колотилось в груди, а ноги внезапно ослабели в коленях, чуть ли не сгибались, словно стали ватными – так обычно бывает, когда происходит «откат». И тогда боец понимает, что остался жив только благодаря чуду, и второй раз может не подфартить.

– Ладно, потом будем думать, ломать голову над тем, куда меня забросило вместе с мотоциклом. Сейчас нужно быть готовым ко всяким неожиданностям, чтобы впросак не попасть.

Иван посмотрел на небо – смеркалось, подступал вечер. И принял решение обустраиваться на ночлег, осознавая, что придется бросить «Урал» и отправляться в разведку при дефиците времени. А ночью бродить по лесу то еще удовольствие, без перспектив и крайне опасное – повредишь ногу, или, что гораздо хуже, сломаешь, и хана полная, и труп зверьки обглодают. До столицы вроде недалеко, но в лесах каждый год грибники десятками теряются. А тут место незнакомое, и надо с утра определиться, куда лучше пойти. При дневном свете идти спокойней, да и стрелять можно – противник виден, хоть человек, хоть хищный зверь.

Присев на корточки над ящиком, Иван перебрал доставшийся от дядьки арсенал – охотничий клинок с ножнами и ракетницу со стальным вкладышем в открытой кобуре отложил сразу, ведь оружие всегда должно быть при себе. На остальное богатство только посмотрел – две банки «Сокола», пулелейка, пара пачек капсюлей, мешочки с пулями, картечью, дробью и войлочными пыжами, «пробойник» для последних. Масленка с «ершом», аптекарские весы, запечатанная коробка с металлическими гильзами, «стаканчик»-мерка для пороха и прочие мелочи, что позволяют охотнику обихаживать свое оружие и самому снаряжать патроны, не доверяя продаваемым в магазинах. Но таков был дядька всю свою жизнь, как он его помнил. Все старался сделать сам, чтобы быть полностью уверенным в опасной охоте на кабана – единственный зверь, на которого поднимал стволы, подпуская поближе. Потому и ракетница с вкладышем под патрон 12-го калибра – получился самопал для одного-единственного выстрела в упор.

Последняя надежда на спасение, перед тем как попасть на клыки матерого секача. И один раз «пистоль» его выручил, но жаль, что на трассе нет спасения от пьяных мерзавцев за рулем…

– С утра подумаю, что делать – сейчас информации мало. И воду найти надо, у меня только полбутыли осталось. И соли нет – но и так сойдет! Зато горячее, и много – царский ужин!

Палочкой Иван извлек из-под золы запеченную картошку и стал ловко ее очищать. Костерок развел на славу, принес несколько охапок сушняка, притащил три валежины, чтобы жечь ночью – чем толще, тем лучше – дольше гореть будут. Если правильно уложить, то ночь пройдет спокойно – огонь испокон веков многих хищников отпугивал.

Иван ел горячую картошку не торопясь, размышляя над тем, что случилось. И вывод напрашивался один – он попал в загадочную аномалию, и в результате перенесся не только в пространстве, но и во времени, с осени в весну. И это единственное, что является верным. Все остальные мысли пока только гипотезы, о которых будет время подумать позже…

Глава 3

– Ох, за грехи наши тяжкие кара пришла на православных! Царь подменный оказался и снова воскрес! То ли бес вселился, то ли…

Договаривать келарь Троице-Сергиевой лавры Авраамий не стал, осекся, посмотрел на колеблющееся пламя свечи. И вздохнул – страшные времена пришли на русскую землю. А память начала услужливо перелистывать страницы – он увидел себя молодым стольником Аверкием Палицыным, и самого грозного царя Иоанна Васильевича на троне, с посохом в руках. А вот и его сын Федор Иоаннович – болезненный самодержец сам править не мог, да и жена его Ирина, сестра всемогущего боярина Бориса Годунова, оказалась бесплодной, не могла родить наследника.

Вот и появился заговор, во главе которого стал князь Василий Шуйский – дабы упечь царицу в монастырь, а царь де пусть снова женится. Понятное дело, что сия затея не понравилось Борису Федоровичу, он царский шурин, а станет никто. Вот и осерчал, обрушил свою месть на заговорщиков. Аверкия отправили в Соловецкий монастырь, где он принял постриг и стал монахом, других тоже по обителям или городам дальним разослали, а кого и в Сибирь, в Тобольск, а то и в «златокипящую» Мангазею, где зимой сплошная ночь стоит, зато летом царствует день и всегда светло.

На Соловках тяжко приходилось опальному Аверкию Палицыну, пока пребывал в послушничестве, но уже по доброй воле принял монашество, став иноком Аврамием. И трудился, не жалея себя, выполняя все работы, и за перо взялся по наказу архимандрита – книги переписывать. А в Москве боярин Годунов отметил его прилежание, перевел поближе к столице, в лавру, что основана была святым Сергием Радонежским.

Ровно десять лет тому назад, в 7106 год от Сотворения мира, или 1598 год от Рождества Христова умер царь Федор Иоаннович, и династия, что от святого и благоверного князя Александра Ярославича Невского шла, прервалась – не осталось прямых потомков. Нет, природных Рюриковичей было многовато – почитай больше половины князей корень свой вели от первого приглашенного в Новгород на княжение варяжского воеводы. Вторая половина была из Гедеминовичей, потомков великого литовского князя, перешедших на службу Москве, и крещеных татарских ханов, Чингизидов – потомков «великого потрясателя». Один из них, царевич Симеон Бекбулатович даже соправителем был при Иоанне Васильевиче, и великим князем Тверским пожалован. Да и родственником был, так как жена его была внучкой сестры великого князя Василия Иоанновича, Евдокии. Но трое его сыновей давно уже померли, не оставив потомства, а старого царя Симеона самозванец, которого считали царевичем Дмитрием Угличским, постриг в монахи и отправил в ту же Соловецкую обитель, далеко на север, видимо, желая, чтобы тот там сгинул от холода и лишений в каменной келье.

Умер хворый царь Федор Иоаннович, не имея наследника престола, но посчитал, что супруга его Ирина Федоровна не праздна, а потому оставил ее на правлении. А главными советниками при ней брата боярина Бориса Федоровича, с ним боярина Федора Никитича Романова, племянника царя по линии матери, Анастасии, супруги Иоанна Васильевича. А также первого патриарха Московского и всея Руси Иова, недавно избранного Поместным собором, что состоялся благодаря стараниям царского шурина.

А вот князя Федора Ивановича Мстиславского, единственного потомка, пусть и по женской линии, государя Иоанна Васильевича, что правил сто лет тому назад, не учли. А ведь кроме него более никого не осталось, так что мало кто из природных Рюриковичей сомневался, что царем на Земском соборе изберут именно Мстиславского…

«Начальный боярин и советник царского величества, правитель, слуга и конюшенный боярин, дворцовый воевода и содержатель великих государств – царства Казанского и Астраханского».

Авраамий тщательно вывел гусиным пером полный титул боярина Бориса Годунова – он был келарем лавры, то есть на его попечении находилось все хозяйство, ведал «заложными грамотами», в которых отписывали обители разное имущество и села с деревеньками, и собирал подати с монастырских крестьян. А еще отвечал за трапезы братьев-иноков, возил разное добро и припасы на патриарший двор. А ночами делал «списки» с грамот – кто из царей и князей отписывал обители по своей милости, и тщательно выписывал дары, перечисляя их в точности.

– Смутные времена грянули, страшные…

Отложив перо, Авраамий задумался, вспоминая минувшее – десять лет ведь прошло, а памяти свойственно забывать, тем паче ему давно за полвека, уже два года до шестидесяти прожитых лет доходит. А само воцарение Бориса Федоровича помнил хорошо, знал, какую роль в нем сыграл сам патриарх Иов. Именно он и возвел на царский трон Годунова, одного из шести претендентов на шапку Мономаха. По его настоянию собор принял общее решение – «неотложно бить челом государю Борису Федоровичу, и опричь государя Бориса Федоровича на государство никогоже не искати».

Для родовитых князей это был страшный удар – мнение потомков Рюрика просто проигнорировали. Ведь кроме них, на Земском соборе собралось больше четырех сотен служилых дворян, священников, приказных и выборных от купечества, тогда как чинов Боярской Думы едва полусотня. Но именно они должны были утвердить нового царя, чего делать не стали, по наущению обозленных претендентов, двух Федоров – боярина Романова и князя Мстиславского. Бориса Федоровича «венчали на царство» в Успенском соборе, как двух царей до него, вот только Боярская Дума продолжала тянуть с утверждением, предложив кандидатуру Симеона Бекбулатовича, полагая, что старик будет игрушкой в их руках.

Но не тут-то было – патриарх обратился к жильцам московским и дворянству, а также к черни, и огромный крестный ход двинулся к Кремлю. И вот тут бояре сообразили, что тянуть с утверждением смертельно опасно – да их просто смертным боем жизни лишат, а усадьбы на поток и разграбление пойдут. Царя Бориса Федоровича признали всей Думой, но злобу затаили. И когда на русские земли пришел глад и мор, то сразу появился самозванец…

Глава 4

– А ведь это дорога, сто против одного, только не для автомобилей, а обычных телег – слишком колея глубокая. Да и оттисков шин нигде нет, хотя трава примята, и дождик недавно был – лужицы остались. Странно…