Круассаны… и парочка убийств (страница 4)

Страница 4

– Детям, – говорю я и тут же одергиваю себя: это звучит так, будто детсадовцы знают обо мне что-то ужасное. – Но вообще детям я нравлюсь. – Надеюсь. – Это всего лишь подростки. Которым нечем заняться. Так говорит полиция, и…

– Полиция? – переспрашивает Найджел, подергивая усами. – Так это не первая угроза в ваш адрес? Нам есть о чем беспокоиться?

Мне уж точно есть. Но этот вандал – трус, который прячется за своими красками. Если бы я считала, что моим гостям что-то угрожает, я бы отменила этот тур.

– Это? – говорю я, изображая недоумение. – Нет-нет, это всего лишь подростковый бунт, только и всего. Полицию это не беспокоит.

Последнее, к сожалению, – правда.

Я хлопаю в ладоши и радостным тоном стимулирую группу двигаться дальше:

– Вперед! Нас там ждут потрясающие виды.

Найджел поднимает камеру. Слишком поздно я понимаю, что, вся красная, стою перед оскверненным знаком.

Найджел улыбается, обнажая острые зубы.

– Да уж, вид и правда потрясающий.

Глава 3

День 2, пятница. Вино – не единственная звезда нашего региона. Пробковые дубы и оливковые рощи на протяжении нескольких тысяч лет формируют жизнь местных. Интересный факт: самому древнему оливковому дереву из известных во Франции более двух тысяч лет!

* * *

К полудню в табличке учета у меня в голове хорошие моменты заметно преобладают над плохими. Да, Лэнс все время куда-то не туда сворачивает, а Найджел уезжает слишком далеко вперед, потому что ему жизненно необходимо везде быть первым. Но мы также застали много потрясающих видов. Мы встречали других велосипедистов, художников на пленэре и дружелюбных осликов. Мы объезжали ботанические сады, гуляли под высоченными финиковыми пальмами, восхищались древними оливковыми деревьями. А еще мы узнали, как изготавливают пробки. Если что: пробка в вашей бутылке вина – это кора, снятая с дуба, который заново отращивает пористую кожу менее чем за год.

Теперь мы гуляем по винограднику на холме, после чего нас ждет роскошный пикник-обед.

Части меня хочется прошептать – закричать – очевидное Джудит, которая так сомневалась в моем переезде. «Вот, Джудит. Вот почему я люблю свою новую работу. Вот зачем я это сделала».

Но это было бы грубо и как-то хвастливо. К тому же, у Джудит есть своя неприятная проблема, которая заключается в отсутствии ее мужа. Джудит все время поглядывает на пустую дорожку. Я незаметно проверяю свой телефон. Никаких пропущенных сообщений от Нади.

Я возвращаю свое внимание к нашему временному тур-гиду, владельцу виноградника, мужчине восьмидесяти лет, похожему на гнома, в зеленых резиновых сапогах и красном берете.

Месье Лабель рассказывает, что его семья все еще использует мулов, чтобы ухаживать за крутой, каменистой землей. Его внук, украсивший собой два разворота календаря горячих виноделов, переводит нам его рассказ. Даже Найджел отложил свой блокнот.

Месье обводит рукой пейзаж. Аккуратные линии виноградных деревьев изгибаются вдоль холмов и плотных каменных стен. Виноград повсюду, куда ни глянь, словно на гравюре Эшера[12].

От любования завораживающим пейзажем меня отвлекает Лабель, произнося мою любимую фразу:

– Мадам и месье, приглашаю вас навестить наш скромный погреб и взять что-то на пикник.

«Скромный погреб» на самом деле – огромный многовековой склад с помещением для бочек. Толстые каменные стены поднимаются к открытым деревянным балкам. Внутри прохладно, в воздухе висит мускусный запах ферментирующего винограда в дубовых бочках.

Джудит морщит нос, проходя через раздвижные двери.

– Тут достаточно просто подышать – уже опьянеешь.

– Звучит неплохо, – говорит Конни. Ее сестра хихикает. Они восторженно ахают и аплодируют потрясающему накрытому пикнику на длинном столе. Тарелки вяленого и жареного на гриле мяса, корзинки багетов, огромные миски салатов и столько сыра, что хватило бы на целый магазинчик.

Я радостно улыбаюсь поварам, которые приготовили наш пикник – Би и Бернарду, паре, которая помогла моей мечте стать реальностью. В тот день, когда они передали мне владение бизнесом, я так волновалась, что чуть не остановилось сердце. Документы мы подписывали дистанционно. На экране компьютера в непонятном кабинете нотариуса сидела Би. Она занесла ручку над кипой бумаг и застыла. Что-то шепнула Бернарду, и они исчезли за кадром. С меня стекал пот. Я тогда уже уволилась, продала квартиру, раздала всю мебель и всем рассказала о своих планах. Более того – я очень, очень хотела, чтобы все получилось.

Они вернулись с запросом.

«Больше денег хотят», – шепнул помогающий мне юрист. Только вот больше у меня не было.

Би выглядела смущенной. «Нам уже за семьдесят». Стало тяжело столько работать. Но совсем уходить на пенсию они тоже не хотели. Может быть, они как-то могли бы помочь?

Еще бы!

Я бесконечно благодарна им. У них много связей, они знают лучшие маршруты. И еще они замечательные люди. Би – моя ролевая модель классного экспата. Она родилась на Бермудских островах, выросла в Костволдсе в Англии, влюбилась в Бернарда и велосипеды в Провансе. Когда смотришь на Би, кажется, что иметь несколько родин – это очень просто, а главное – радостно. О том, что она моя ролевая модель, я ей не сообщила. Это было слишком большое давление. Плюс я хочу доказать, что сама являюсь достойной заменой как владелица «ПеДАлей».

Когда группа усаживается и начинает передавать друг другу бутылки лауреата нескольких премий потрясающего бленда «Сира», мы с Би переглядываемся. Она кивает на открытые двери, яркие, словно портал в другой мир. Мы выходим на улицу и укрываемся в тени корявого оливкового дерева.

– Прекрасный день для велопрогулки, – говорит Би.

Би вообще говорит так про любую погоду, за исключением грозы, града, песчаных бурь и налета саранчи. И она права. Любой день, когда поездка может состояться, – хороший день.

Поэтому я чувствую, что все порчу.

– Ты видела знак Сан-Суси?

Би поправляет короткие кудряшки, белоснежные на фоне загорелой, слегка рыжеватой кожи. Ее глубокие мимические морщинки преобразуются в недовольное лицо – редкое зрелище.

Вот тебе и ответ.

– Это так грустно, – говорит Би. – Зачем нападать на что-то хорошее? Шеф полиции хотел закрыть его брезентом. Надеюсь, получится его восстановить.

Боюсь, знак уже ничем не спасти. Я собираюсь сообщить об отсутствующем госте, как вдруг слышу звоночек велосипеда. Через несколько секунд появляется Надя, покоряя последний холм. Не доезжая пары метров, она перекидывает ногу через сиденье и скользит на одной педали.

На дороге за ней – ничего, никакого движения, за исключением опускающейся пыли от ее колес.

– Ваш мистер Эпплтон приедет, – коротко сообщает Надя. Она расстегивает шлем, и на свободу вырывается один из ее золотых локонов. Снова она похожа на воительницу. Причем, судя по взгляду, – на недовольную воительницу.

– Все хорошо? – спрашиваю я, хотя очевидно, что нет.

Надя демонстративно вздергивает подбородок.

– Я не виновата, что он упал в лужу. Он потерял управление, потому что махал мне рукой. Я не заставляла его это делать.

Мысленно ругаю себя. Все-таки надо было мне самой забрать Дома.

Но Надя говорит, что он в порядке.

– Удар нанесен только по самолюбию.

Би похлопывает Надю по плечу.

– Дорогая, проходи, пообедай. Бернард организовал пикник с той стороны. – Би бросает взгляд на меня и приподнимает бровь. – Сэйди, ты же не против, если я уведу твоего гида?

– Да пожалуйста! – И меня, и меня забери…

В животе уже урчит, но я продолжаю ждать снаружи. Проходит десять долгих минут, прежде чем я замечаю Дома, толкающего перед собой велосипед. Он тоже замечает меня, забирается на сиденье и с трудом преодолевает последние метры.

– Эта девчонка уволена, – пыхтит он, еще не успев подъехать.

«Девчонка»? «Уволена»? Напоминаю себе, что Дом – клиент. Клиент, который, очевидно, не может оторвать ноги от педалей – Дом скачет, ругая собственные ноги. Снарядился он как в бой, ничего не скажешь. Лайкра, перчатки без пальцев, аэродинамический шлем и модные велотуфли с креплением.

– Все в порядке? – спрашиваю я, специально без конкретики, имея в виду и лужи, и настроение, и обувь.

– Да, нормально, – огрызается он. – Твой так называемый гид не указала на опасный поворот.

Движением, которое почти что вызывает у меня физическую боль, он выдергивает правую ногу на свободу. Левая нога остается на месте. Они с велосипедом накреняются. Протягиваю руку, чтобы он мог опереться, и готовлюсь к худшему. Дом выше меня сантиметров на десять, и тяжелее, наверное, килограммов на пятьдесят, если не больше.

К счастью, он достает ногу из ботинка. Полоса на его лице от уха до уха совершенно красная, совсем как «Сира».

– Я сказал этой На… Наташе? Как ее там? – Он сбрасывает ботинок и чуть не падает, затем убирает в ботинок промокший насквозь носок.

– Надя?

Весь его правый бок покрыт грязью цвета ржавчины.

– Да! Я сказал ей, что она уволена и что ты меня поддержишь. Где она? Хочу, чтобы ты при мне ей сказала.

Наверное, даже хорошо, что я от шока лишилась дара речи.

– Хороших работников найти сложно. Я и сам знаю, – говорит Дом, уже в приподнятом настроении, и направляется с велосипедом в сторону пикника. – Хватит уже играться с велосипедами, Сэйди, возвращайся работать ко мне. Можешь забрать себе кабинет Лэнса. Мне нужен человек, которому можно доверять. Кто не боится ответственности. И это ты.

Раньше подобные слова легко могли бы меня соблазнить. Но сейчас во мне вскипает возмущение – за Надю, за мой же авторитет, за «играться с велосипедами»?! Да и за Лэнса. Надеюсь, он этого не слышал. Конечно, Лэнс – не самый прилежный работник, но его кабинет ему нравится, как и круто звучащий титул «главного директора по росту». То есть задача Лэнса – заводить дружбу с потенциальными клиентами. Он занимается нетворкингом, ходит на вечеринки, много играет в гольф.

– Подумай над этим, – говорит Дом. – Нам надо будет серьезно поговорить.

Он подталкивает велосипед ко мне, как будто я – камердинер. Конечно, отчасти так оно и есть; я еще и гид, и куратор незабываемого опыта, и группа поддержки во время сложных подъемов, и хранительница таблиц и расписаний, и еще много кто.

Смотрю, как Дом гневно топает. Вернее, ковыляет. Из-за этих ботинок он ходит, как гусь, который задом наперед надел туфли на каблуке. Я не сразу иду за ним, размышляя, стоит ли мне продолжить обед, или лучше проверить, как там Надя.

До меня долетает смех Лэнса.

– Старик! Наконец-то ты нас догнал. А что с твоими шортами? Упал, пока гнался за той русской девчонкой?

За украинской девчонкой.

Джудит цокает языком.

– Дом, мы ведь на отдыхе. Возьми электровелосипед. Мне на моем так нравится.

– Можете взять мой, – говорит Найджел. – Мне искусственная помощь не требуется. Я всего лишь испытываю этот агрегат, чтобы… критически все оценить.

Одна из сестер говорит, что Найджелу следовало бы наслаждаться туром, а не оценивать его.

– Знаете, есть такая шутка…

Дом прерывает, бурча, что никакой электровелосипед ему не нужен.

– Я не буду мухлевать и ездить на велосипеде с батарейкой.

Я уже собираюсь идти мирить велосипедистов, как тут Манфред спокойно спрашивает о сортах винограда и о времени их ферментации. Спасибо, Манфред! А то я бы усмирила их потоком информации о нашем расписании. Теперь месье Лабель накроет их потоком деталей о сортах Сира, Гренаш, Кариньян и Мурведр. Снова раздается довольный «дзынь» столовых приборов и бокалов. Я тихонько ухожу, прохожу мимо дубовых бочек и Пиренейских гор, посапывающих на солнце.

[12] Мауриц Корнелис Эшер – нидерландский художник-график, известный сюрреалистичными, сложными концептуальными литографиями, гравюрами.