– А с чужанами что? Как мы с ними вообще дружим? – спросил я.

– Никак не дружим. Они сами по себе – мы сами. Если рубежник какой чужанина без причины убьет или покалечит, то меры будут приняты. Какие – уже на разумение воеводы или князя. – Он помолчал, явно вспоминая, что еще сказать. – Если путешествовать соберешься, то, когда в новое место прибудешь, надо местному воеводе представиться. Это не закон, скорее правило хорошего тона. Но то только про наши земли. Ежели в чужих, то уже обязательство. Вижу, парень ты пусть и необстрелянный, но с понятием. Со стержнем даже, – сказал он задумчиво. Глаза его почти горели, будто рентгеном насквозь просвечивал. – А я в этом немного разбираюсь.

Я не стал спрашивать, где на мне написано, что Матвей Зорин – хороший парень. Хотя бы потому, что был согласен с воеводой. Может быть, я не пример для подражания, но человек действительно с моральными принципами. И в каких-то районах нашего города меня даже можно было бы назвать хорошим.

– Вроде все сказал. А, разве что про темную магию…

– Это я и так понял – нельзя категорически.

– Только с особого разрешения Великого Князя. Но то редкость. Ну, вроде и все. Что надумал? Присягнешь? – будто бы чуть насмехаясь, спросил воевода. – Или походишь по другим землям, всех посмотришь?

– Присягну. Презентация и оратор признаны удовлетворительными.

Вот блин, не знаю, как это получается. Вроде бы не собирался шутить, а чуть расслабился, как оно само полезло. Но, видимо, голова воеводы была занята чем-то другим. Потому что услышал он только первое слово.

– Подойди, Матвей, ко мне. И опустись на колено.

Я послушался. Правда, ощущал себя немного глупо. Прям как в каком-то рыцарском романе. Да еще и внешний интерьер вполне соответствовал.

Илия тем временем поднялся, и я понял, что не ошибался относительно его роста. Воевода оказался просто громадным. Он чуть наклонился и положил мне руку на голову.

– Я буду говорить вполголоса, а ты повторяй, но только уже громко.

Если бес и пытался подслушать с той стороны двери, что здесь происходит, то теперь бы у него получилось. Потому что по залу прогремела, пусть и с небольшими паузами, клятва нового рубежника:

– Я, Матвей Зорин, обязуюсь служить Великому Князю Новгородскому на благо его и благо его людей. Клянусь обнажать меч каждый раз, когда того требует нужда, вставать на защиту земель при их угрозе, соблюдать законы и чтить обычаи. И если отступлюсь, то пусть объявят меня вне закона, и любой последний рубежник преследует меня и насмехается надо мной.

– А теперь кольцо, – сказал воевода.

Он убрал руку с головы и поднес к лицу десницу с массивной печаткой. На ней было изображено странное животное. Голова коня, лапы то ли тигра, то ли дракона, а хвост вообще непонятно чей. Длинный и с завитушками.

Мне хватило ума и такта не спрашивать в такой ответственный момент, что это за чудище. Не очень хотелось начинать новую карьеру рубежника с такой неловкости. Правда, я пару секунд колебался, однако после все же прикоснулся губами к кольцу. И одновременно старался не думать, сколько человек до меня занимались тем же самым.

Вот только стоило губам коснуться печатки с изображением диковинного зверя, как что-то произошло. Я не мог объяснить, что именно. Будто на меня надели какие-то легкие доспехи и появилось ощущение защиты. А еще – словно к взгляду Илии добавилась пара десятков глаз.

Не думал, что скажу, но мне понравилось. Нет, не целовать руки мужикам. Скорее, ощущение после. Я понимал, что по-прежнему моей жизни много что угрожает. Но теперь появилось понимание, что я не один, а за мной могучая сила.

– Поднимайся на ноги, Матвей, – тряхнул меня за плечи воевода. А после того, как я оказался на ногах, обнял так, что аж позвоночник хрустнул. Правда, затем отпустил, взглянув снова, будто не видел прежде. – Теперь ты княжий сын.

Глава 4

Странное ощущение сопричастности к чему-то большому пьянило, как первая в жизни выпитая бутылка самого дешевого пива. Мне казалось, что я слышу тысячи голосов, которые переговариваются между собой в отдалении.

Я даже не заметил, в какой момент в зал вошли рубежница с двумя ратниками. Они встали по обе стороны от меня. Инга – с одной, Саня и Федя – с другой.

– Братья и сестры, примите в свои ряды нового княжьего сына. Сражайтесь плечом к плечу, радуйтесь, горюйте, хороните друзей и празднуйте рождение новых рубежников. Жизнь – Великому Князю…

– …Честь – никому! – одновременно закончили все остальные.

На этом, видимо, посвящение меня в подданные Великого Новгорода было завершено. Воевода сердечно, как показалось, со мной попрощался, сославшись на дела. И сказал, чтобы я обязательно посетил Подворье. А затем скрылся за той самой маленькой дверью.

– Пойдем, – Инга потянула меня за собой.

Несмотря на то что рубежница была замотана в свое странное одеяние, она не шла по узким коридорам замка – летела. Я не большой знаток женщин, но складывалось ощущение, что она чем-то разгневана.

– Трое рубежников на посвящении. Позор. Наверное, он и не сказал никому.

Я догадался, что Инга говорила про воеводу. Однако помнил старую максиму: не стоит перебивать женщину, когда она злится. Сама все расскажет. Так получилось и сейчас.

– Заплыл жирком Илия, засиделся на воеводском кресле, нюх потерял.

Как по мне, Шеремет был в весьма прекрасной физической форме. Конечно, я процент жира не замерял, но что-то мне подсказывало, что он невысокий. По поводу обоняния ничего сказать не мог.

Наконец мы вышли, и Инга обернулась на меня.

– Чего молчишь, Матвей?

– А чего говорить? По мне, лучше так, по-свойски, камерно. Я толпы не люблю. Тем более находиться в центре внимания. Хотел бы – надел плащ на голое тело и красовался в парке перед женщинами.

– Когда-то все рубежники Выборга и окрестностей почитали за честь явиться на посвящение, – с обидой проговорила Травница. – Не чтит обычаи Шеремет.

Я первый раз видел Ингу такой заведенной. Ладно, вру, второй. Первый раз был, когда моя нечисть чуть не разнесла ей дом. Но там хотя бы понятно, из-за чего злиться. А сейчас что?

Но действительно странно, что Травница так завелась. Вроде бы ничего особого не произошло. Она явно хотела сказать что-то еще, но именно теперь к нам вышли Печатник и Моровой.

– Ну что, Матвей? – хлопнул меня по плечам Саня так, что ноги подкосились. – Отныне ты один из нас. Сейчас рванем на Подворье и это дело обмоем. Инга, ты с нами?

Травница довольно многозначительно посмотрела на Печатника. Лично мне после такого взгляда даже объяснять ничего бы не потребовалось. Но либо Саня и вправду был туповат, либо старательно делал вид. Однако вопросительно глядел на Ингу и ответа все же дождался.

– Нет, мне надо делами еще заняться. А ты, Матвей, пожалуй, поезжай. Компания у тебя веселая, в обиду не дадут. Если дадут, то потом шкуру с них спущу.

Вроде простые слова, но глаза Инги сверкнули так, что Моровой попятился, а Печатник миролюбиво замахал руками перед собой.

– Ни один волосок не упадет. Да и что ему теперь угрожает?

Видимо, ответил он правильно. Потому что рубежница кивнула, причем только мне, отдала портсигар с бесом, а затем торопливо зашагала к Наташе. С Ингой сегодня лучше было не спорить.

– Матерая… – протянул Моровой. – Чудо, а не женщина. Типа, это… валькирия.

– Не для тебя цветочек рос. Сожрет эта росянка и не поморщится, – ответил Саня.

Я даже не сразу понял весь каламбур. «Цветочек», «росянка», «Травница»… А Печатник мог в тонкий юмор. Я убрал портсигар в рюкзак, и мы медленно побрели к выходу с территории замка, а рубежник продолжал вещать:

– Хорошего ты себе союзника заимел, Матвей, – сказал мне Саня. – Только одно скажу: осторожнее будь. Никто не знает, что у Инги на уме. И хуже нет, чем ее врагом стать.

– Мне показалось, или Инга с Шереметом на ножах?

– Не показалось, – ухмыльнулся Печатник. – Нет худшего неприятеля, чем бывшие полюбовнички. Ты поэтому будь аккуратнее. Не зли свою пассию.

– Так мы с Ингой не того, – даже возмутился я.

– Да? – искренне удивился Печатник. – Чего ж она за тебя так ратует?

– Так я человек хороший. И еще ее приспешницу сильно выручил. Значит, она с Шереметом раньше…

– Угу. Лет сорок назад. Я тогда еще только хист получил. Но недолго. И сколько лет уж прошло, а все друг другу гадят. По мелкому, правда. То Шеремет запретит траву какую-нибудь продавать, то Инга ему ответит. Князю нажалуется или еще чего. Нынче и вовсе расстаралась, такую штуку с Врановым провернула. Неужто он и правда вурдалака призвал?

– Правда, – сказал я, подняв перебинтованную руку. – Могу показать, если не веришь.

Мы так увлеклись нашим разговором с Печатником, что я и забыл, что нас вообще-то трое. Потому, когда Моровой вдруг остановился и стал быстро и шумно втягивать носом воздух, я напрягся. Худой Федя походил на гончую собаку, которая сошла с ума.

– Гребаные туристы, – сплюнул на землю Печатник.

– А что происходит? – удивленно спросил я.

– Да смерть чует. Ты же знаешь про его хист.

– Ну да.

– Вот пойдем, поглядишь.

На самом деле пришлось чуть ли не бежать. Потому что Моровой сорвался с места и помчался по одному ему известному маршруту. Целью его была огромная толпа, сгрудившаяся вокруг кого-то. Федя принялся расталкивать людей, но при этом чужане не обращали на него внимания. Как и на нас.

Моровой замер над тучным мужчиной, который лежал на брусчатке и держался за сердце. Рядом причитала его жена:

– Доктор! Есть ли среди вас доктор?!

Судя по недоуменным взглядам, вокруг собрались айтишники, таргетологи, молекулярные диетологи, дата-журналисты, эстетики, но ни одного терапевта или кардиолога. А еще трое рубежников, один из которых жадно склонился над умирающим.

Моровой внезапно задышал часто-часто, в унисон с толстяком. А когда последний вдруг затих, Федя шумно втянул в себя воздух. Подобно заключенному, который выходит из тюрьмы, отбыв срок.

– Сегодня хотя бы без жести, – сказал Печатник. – А то бывает, что как подорванный к аварии несется или еще что такое. Понимаешь, Матвей, после многих лет рубежники становятся заложниками своего хиста. Вроде наркоманов.

Самое интересно, я понял, о чем он говорил. Потому что первым желанием было кинуться к толстяку и влить в него частичку хиста, чтобы спасти его. Чтобы он продолжал травить себя в неограниченных количествах холестерином и трансжирами, но умер просто не здесь. Не сделал я это по двум причинам. Меня никто не просил о помощи. И второе – в данном случае мой хист шел вразрез с промыслом Морового.

Федя поднялся на ноги, счастливо улыбаясь, как бес, выпивший утром первую стопку водки. И от его довольного вида меня передернуло. Да и Печатник, судя по всему, испытывал похожие эмоции. Потому что Федя тут же смущенно заторопился к выходу. И что любопытно, на нас по-прежнему не обращали внимания чужане.

А ведь если подумать, Морового даже искренне можно пожалеть. Он не выбирал хист. Ему его передали. Как там, от деда к отцу, от отца к сыну? И, судя по тому, что передавали добровольно, все из рода Моровых тоже не обрели счастья в бытность рубежниками. А еще вопрос, во сколько же они заводили детей.

Печатник на ходу остановил машину – крохотный KIA Soul с уставшей девушкой за рулем, – и мы расселись. Моровой впереди, мы с Печатником позади.

– Как у тебя ловко выходит с чужанами обращаться, – не смог я скрыть своего искреннего восхищения.

– Привыкнешь – и сам так же делать будешь. Даже внимания не обратишь. Я если захочу, она сейчас в отбойник повернет. И не поймет, что против своей воли это сделала. Более того, помнить ничего не будет.