Обычно условия здесь были совсем другими: к станции подсоединялся корабль, к люку подводили тоннель, полный воздуха, происходила предварительная очистка химической смесью, потом уже люди снимали потенциально зараженные вещи… Но Мире о таком не приходилось даже мечтать. Она попала в тесный зал с остатками воздуха, в котором система безопасности отчаянно пыталась наладить хоть какое-то подобие искусственной атмосферы. У Миры не было времени проверять, получится или нет. Она снова считала, только на этот раз отсчет стал обратным. От двадцати до единицы. От шанса на жизнь до смерти.

У нее получалось и не получалось одновременно. Руки дрожали от ужаса, но движения все равно оставались достаточно четкими, чтобы снять скафандр правильно, не касаясь обнаженной кожей кристаллов. При этом, когда Мира лишилась защиты, недостаток атмосферы ударил по ней в полную силу. Да в прошлом казнили в таких камерах, которую Гюрза предлагал ей использовать для спасения! Хотелось злиться на него, а Мира не могла. Она даже теперь слишком хорошо помнила, как и из-за чего начались ее беды.

Потом время как будто замедлилось – или изменилось пространство? Стало вязким, тормозящим и движения, и мысли. Прошлое и будущее испарились, остался такой короткий миг настоящего…

Скафандр отлетает в сторону, ближе к люку. Голова кружится, в глазах двоится, все нечеткое, дрожит. Кристаллы здесь разрастаются медленней. Из носа и ушей идет кровь. На экране включилось предупреждение о том, что помещение нужно покинуть. Скоро будет огонь. Сил не хватает, воздуха не хватает.

Мира сумела понять лишь одно: она не сможет. Уже не сможет. Тело не адаптировалось, оно едва подчинялось ей. Она потеряла чувство направления, не знала, куда двигаться. Могла бы попробовать наощупь, наугад, но на это не осталось времени…

Ей бы последние секунды ничего не дали, зато они пригодились кому-то другому. Тому, кто перехватил полуживую Миру за локоть и рывком вытащил из первого зала. Потом закрылись двойные двери – и на той стороне полыхнуло. Мира понятия не имела, уничтожит ли это кристаллы, но даже если нет, любое вещество компьютер отправит в стерилизационной капсуле прочь.

У нее не было сил проверять, что творится в утилизаторе. Мира упала на пол, сжалась, пытаясь отдышаться. Легкие горели, по мышцам гуляла боль, головокружение никуда не исчезло, да еще и тошнотой дополнилось.

А этот проклятый Гюрза упал лишь в первый миг, когда вытянул из утилизатора Миру – потому что иначе не получилось бы. Потом он поднялся на ноги так быстро и ловко, будто ничего не случилось. Он посмотрел на двери, за которыми бушевало пламя, и предупредил:

– Мы оба живы, это хорошая новость. А плохая заключается в том, что из-за непосредственного контакта мы оба, возможно, заражены.

* * *

Вероятность того, что я умру, есть всегда, я с ней уже свыкся. Просто иногда она ниже, иногда выше. Сейчас, вопреки виноватому виду Миры, средняя. Кристаллы я не трогал, да и Мира, вроде бы, тоже. Но это «вроде бы» играет против нас, так что нужно проверять.

Хорошо еще, что с проверкой проблем не возникло, карантинная зона станции прекрасно для этого подходила, здесь в нашем распоряжении оказалось несколько залов, предназначенных для разных форм медицинского осмотра. Да и времени у нас хватало: с тех пор, как я вскрыл систему «Виа Ферраты», мелкие корректировки программ не требовали от меня особых усилий. О том, что мы сейчас здесь, только мы и будем знать, случайно в эту часть станции не забредешь.

Я направился в зал сканирования, и Мира последовала за мной.

– Когда ты начнешь отчитывать меня за то, что я нарушила твой приказ? – осторожно поинтересовалась она.

– Нет смысла. Если ты так поступила, уровень интеллекта не позволил принять иное решение.

– Вообще-то, от этого обидней, чем от ругани!

– Может быть. Ну и что?

Отвечать она не стала, так, возмущенно засопела за моей спиной. Обиделась, видно. Не понимаю, как она вообще умудрилась забыть, что я не друг ей, а серийный убийца, с которым она сотрудничает от безысходности.

В зале я начал раздеваться возле малой печи – вещи придется сжечь, просто на всякий случай. Мне не понравилась скорость, с которой разрастались те кристаллы. Да, внутри она была не так велика, но в этом и подвох. Мне не нужно, чтобы через полчаса меня уничтожила эта мерзость только потому, что я пропустил осколок размером с песчинку. Пока все указывало на то, что огонь основного утилизатора на кристаллы подействовал, так что печи должно быть достаточно.

Мира присоединилась ко мне, пусть и после определенных колебаний. Ее, видимо, смущала перспектива раздеться перед незнакомцем – или именно передо мной. Раздумывать об этом я не собирался, равно как и разглядывать ее. Во-первых, меня сейчас интересовало совсем другое. Во-вторых, в ее спальне давно уже установлены камеры наблюдения, возникнет необходимость – и так все увижу.

Пока же Мира имела меньшее значение, чем проблема, с которой мы столкнулись.

Я не соврал, я действительно до последнего не знал, что ждет нас в той части станции… и ждет ли вообще что-то. Но я, в отличие от остальных, не собирался списывать птичий крик, пронесшийся по станции, на «просто какую-то странность». Это Сектор Фобос, здесь странности убивают.

Так что поиски я начал сразу же после того, как утих звук. Потому что звук – это, в сущности, сигнал, который система восприняла и интерпретировала по-своему. Почему как птичий крик? Да потому что нормально это расшифровать было нельзя, и компьютер подбирал нечто подобное.

Прямого указания на зону поступления сигнала не было, однако косвенные признаки указывали на ничем не примечательную часть корабля. Всего лишь один из залов отдыха, да еще и не самый популярный. В момент, когда зазвучал птичий крик, ничего особенного не происходило, и в этом зале звук стал такой же неожиданностью, как и во всех остальных. Вывод тут напрашивался сам собой: сигнал поступил откуда-то извне.

Вот только за пределами станции не было ничего способного на такой сигнал. Звезда умеренно далеко от нас, пара откровенно безжизненных планет в зоне видимости. Нет даже космического мусора, за которым укрылись бы неведомые представители иной цивилизации – в которых я, если честно, не очень-то верю.

Результат можно было счесть ошибкой, но я не ошибаюсь, так что проверка продолжилась. Тогда я и обнаружил, что на поверхности станции прямо над этим залом тоже произошли кое-какие перемены. В момент получения сигнала было изменение температуры, повышение, но настолько недолгое и незначительное, что компьютер просто зафиксировал его, оповещать о проблеме технический отдел не стал.

Да и не было там настоящей проблемы, я бы тоже счел изменение показателей погрешностью, если бы именно из этой зоны не поступил звук… И если бы не все события, последовавшие за этим.

От размышлений о случившемся меня отвлек голос Миры:

– Ты не носишь с собой оружие. Не ожидала такого от того самого Гюрзы.

Пока я размышлял о случившемся, от личных вещей мы оба избавились. Теперь потенциально зараженными объектами занялась печь, а мы с Мирой направились в стерилизационный душ. Название, кстати, сомнительное, ну да ладно, инженеры станций обычно образно не мыслят.

Сосредоточившись на проблеме, я перестал обращать внимание на свою спутницу. Я не сомневался: снаружи Мира испугалась настолько сильно, что хотя бы первое время будет вести себя правильно.

Она и вела, она делала что нужно, но это не мешало ей на меня пялиться.

– Тот Гюрза, которого ты вообразила, уже убил бы тебя, – заметил я.

О том, что оружия у меня хватает, я говорить не собирался. Просто оружие, о котором твой противник способен узнать менее чем за минуту, – лишний вес и ненужный аксессуар. В битве я предпочитаю побеждать, а не впечатлять.

– Тоже верно, – легко согласилась она. – И у тебя нет шрамов… Неужели за эти годы тебя никогда не ранили?

Почему-то в памяти мелькнул случай, когда пришлось воспользоваться криокамерой, причем кухонной, чтобы удержать исполосованные мышцы на кости. Но Миру это, опять же, не касалось.

Правда, она не понимала, что ее это не касается, она продолжала:

– Я видела список тех, кого ты убил… Сами эти «избранные» драться не умели, тут без вариантов, но у них были лучшие телохранители! Неужели тебе от них не досталось?

– Почему я должен рассказывать тебе о технологии удаления шрамов и синтетической коже? – уточнил я.

Разглядывала она меня совершенно без смущения, и в этом она наверняка видела вызов. Мне или себе – тут сказать сложно. Ей хотелось наблюдать, как «тот самый Гюрза» смущается, краснеет, отводит взгляд и вообще показывает, что он тоже человек, а человек уязвим и нежен хотя бы внутри…

Я что, выгляжу так, будто мне шестнадцать?

Я продолжил смотреть только ей в глаза. Как и следовало ожидать, через пару минут она покраснела, отвела взгляд и стала запинаться при разговоре.

– Я знаю, но… Я не подумала… Я бы не догадалась, что тебя смущают шрамы!

Меня смущают особые приметы, по которым полиции меня проще отследить. Но и это я пояснять не стал, просто настроил душ на нужный химический состав, призванный защитить нас от той странной заразы снаружи. Ну и температуру убавил, чтобы кое-кто мысли в порядок привел.

Мира воспользовалась паузой правильно: идиотские вопросы она больше не задавала. Когда с дезинфекцией было покончено, нам пришлось довольствоваться стандартными рабочими комбинезонами, которые выдавались любым членам экипажа на карантине. Не худший вариант, меня устраивает любая одежда, в которой можно двигаться быстро.

Вот теперь моя спутница переключилась на действительно важные темы:

– Так что… Что это было? Оно живое?

Чувствовалось, что воспоминания о кристаллах, разрастающихся по скафандру, до сих пор пугают ее, но не настолько, чтобы лишить здравомыслия. Поэтому на сей раз я решил ответить:

– Не думаю.

– Серьезно? После того, как оно расти начало?

– Не расти, а распространяться.

У нас оказалось слишком мало данных, чтобы делать какие-то выводы. Я не жалею о том, что не взял образец кристалла: трупу сведения не нужны, пока приходилось довольствоваться лишь наблюдением.

Ошибка землян частенько кроется в том, что мы судим все по стандартам своей планеты. Есть живое и есть неживое. Двигается, растет? Следовательно, оно живое. Хотя даже на Земле волна двигается, не будучи живой – потому что находится под воздействием внешних сил.

С кристаллами вполне могла быть та же история. Мире казалось, что они растут на ней, причем бесконтрольно. Но что, если она просто изначально влезла в облако вещества, которое не смогла увидеть, не было человеческое зрение для этого приспособлено? И уже это вещество, вступив во взаимодействие с ее скафандром, начало изменяться, образуя кристаллы.

Тут у меня было два варианта: либо рассказать Мире все, что я знаю, либо полностью ее игнорировать. Краткие ответы ничего толкового не давали ни одному из нас. Чуть посомневавшись, я все-таки предпочел первый вариант. Да, Мира иногда позволяет себе сентиментальные глупости, но я видел и то, как она ведет себя в критических ситуациях. Меня это устраивает.

Мира восприняла мой рассказ относительно спокойно, показательно пугаться и заламывать руки она не стала. Видимо, вспомнила наконец, что она военный инженер, и начала анализировать проблему.

– Оно ведь не могло появиться из ничего, оно откуда-то прилетело, – сказала Мира. – Почему наши датчики его не засекли?

– Потому что мы в Секторе Фобос. То, что в нашем представлении «из ничего», здесь может быть типичным видом материи.

– Тогда что мы имеем? Нечто летело по территории этой системы и случайно врезалось в станцию. Оно было настолько небольшим, что серьезного вреда «Виа Феррате» не нанесло. При этом оно испускало излучение, которое наша система транслировала как звук. Остатки вещества сформировали кристаллы на поверхности станции. Они, похоже, не опасны до того момента, пока к ним не приблизится человек. Так?

– Более-менее, – согласился я. – Кристаллы все равно придется зачистить, такое соседство слишком опасно для нас. Ну и излучение обернулось не только звуковым сигналом.

– Откуда ты знаешь?