Марич прибыл в Петербург не зря. Если тут каким-то образом замешана Михайлова, случившееся в Москве, скорее всего, заставит хорвата шевелиться, что, хотелось верить Такеру, выведет его на других боевиков «Новой Гильдии», находящихся в Cеверной столице.

«А дальше, если повезет, и на саму Михайлову».

Прикоснувшись пальцем к ларингофону, Такер связался по рации со своим напарником.

– Ковальски, ты получаешь сигнал слежения?

– Я захожу Маричу спереди, – раздался в ухе мрачный голос.

– Соблюдай дистанцию. Нельзя его спугнуть.

– Ты должен беспокоиться не обо мне!

– Кейн знает свое дело, – нахмурился Такер.

Он изучил видеоизображение, выводимое в верхней половине экрана планшета. В кадре была видна затянутая туманом река, снятая с низкого ракурса. Второй напарник Такера бежал по скверу, вытянувшемуся вдоль набережной Невки. Мимо мелькали белые стволы лишенных листвы берез и подстриженные кусты. Видеокамера заглядывала под каждую скамейку.

Судя по всему, Кейн прекрасно обходился и без руководства Такера.

«Он определенно знает свое дело».

Эта бельгийская овчарка, в прошлом служебная армейская собака, сопровождала Такера в его неоднократных командировках в Афганистан. Уволившись из армии, Такер забрал Кейна с собой, и, судя по всему, уникальные возможности связки человека и собаки оставались востребованы и сейчас. В армейском спецназе пара выполняла функции ищейки: в поисково-спасательных операциях, при эвакуации, для выслеживания различных целей.

Как это было сейчас.

Такер мысленно представил себе Кейна: семьдесят фунтов поджарых мышц, уши торчком, хвост опущен, движения быстрые и плавные. Тело овчарки покрывал жилет «К9 Шторм», водонепроницаемый, усиленный кевларом, под цвет черно-рыжей шерсти. В ошейнике были спрятаны беспроводной передатчик и инфракрасная видеокамера, позволяющие человеку и собаке постоянно поддерживать зрительный и голосовой контакт.

Хотя сейчас в этом больше не было необходимости.

Какое-то время назад Такер, различив в тени под мостом силуэт, идентифицировал свою цель. Направив на Марича два пальца, он отдал команду: «Следить!» А затем уточнил, поднеся пальцы к губам: «Скрытно».

После чего, рванув вперед, Кейн скрылся в ночном тумане. Такер не сомневался в том, что собака будет четко выполнять приказ, при необходимости импровизируя. Микросхема, вживленная Кейну между лопаток, позволяла псу отслеживать перемещения своего напарника и, в свою очередь, контролировать местонахождение Марича.

Такер продолжал движение по переулку, и тут наушник у него в ухе ожил вопросом от Ковальски:

– Как ты думаешь, куда направляется этот мерзавец?

– Понятия не имею. Возможно, вся наша затея ничем не кончится. Если он нас никуда не приведет, завтра утром поедем в Москву.

– Чтобы присоединиться к Грею и остальным?

– Чтобы сдать тебя с рук на руки. Я сделал все, что было в моих силах.

– Но…

– Я в «Сигме» не работаю, – напомнил Такер. – По крайней мере, официально. Я согласился приехать сюда только потому, что у меня были кое-какие связи – и я их полностью задействовал, чтобы найти Марича. Раз «Сигма» собирается ввести новых игроков, я выхожу из игры.

– А как же Валентина Михайлова?

– Забудь об этом. Я ее не знаю. Она – это ваши проблемы. – Такер потрогал затянувшийся шрам на щеке. – А у меня своих хватает. Как и у Кейна.

Год назад его четвероногий напарник едва не лишился одной конечности. Кейн до сих пор по утрам слегка прихрамывал, хотя к вечеру крепкая собака по большей части полностью разогревалась.

И все же Такер мысленно представил себе, как зажглись глаза у Кейна, когда он устремился в погоню за Маричем. Именно этому и была обучена овчарка, именно этим она и гордилась. И Такер это прекрасно понимал. Вот почему он согласился приехать в Россию. После длительного выздоровления Кейну была нужна настоящая работа.

«Да и мне она также нужна, как бы неприятно ни было мне в этом признаваться».

И дело было не в том, что Такер подсел на адреналин, ставший ему чем-то вроде наркотика, что он тосковал по свисту пуль над ухом или скучал по запаху пороха. Последнее оперативное задание оставило неизгладимый физический и психологический след. Как и Кейн, Такер сломал ногу и вынужден был несколько месяцев ходить в гипсе. У него были все основания угомониться, выбрать для себя более спокойный образ жизни – и, возможно, Такер принял бы такое решение.

Но он хорошо помнил, как стоял на крыльце охотничьего домика в Южной Африке, где восстанавливал свои силы после тяжелых травм. У крыльца на краю заросшей высокой травой саванны сидел на задних лапах Кейн, навострив уши. Время от времени собака оглядывалась назад, и глаза у нее зажигались ярким огнем.

И Такер понял Кейна.

У дрессировщиков есть выражение, которым они описывают свои взаимоотношения с собакой: «Это проходит по поводку». Со временем человек и собака начинают понимать друг друга без слов. Связь между ними осуществляется по поводку, соединяющему их друг с другом. И это определенно было верно в отношении Такера и Кейна. Они были связаны так тесно, как этого не сможет сделать никакой поводок, прекрасно понимая друг друга без сказанной вслух команды или поданного рукой сигнала.

Тогда, в Африке, Такер понял, что хотел сказать ему Кейн.

«Да пойдем уже!»

Они не были созданы для того, чтобы пускать корни на одном месте. Тяга к странствиям нарастала за время длительного выздоровления. Такер всегда чувствовал себя по-настоящему живым, только когда впереди простирались дороги, уходящие к неведомым горизонтам.

Как и Кейн.

Поэтому когда позвонил директор Кроу и попросил о помощи, Такер без раздумий согласился. К тому же была еще одна причина…

– Что-то назревает! – возбужденным голосом сообщил по рации Ковальски.

– Понял, – ответил Такер.

Он снова сосредоточил внимание на светящемся экране планшета с планом города и движущейся по нему точкой. Марич приближался к окраине просторного парка, примыкающего к реке. Это был раскинувшийся на пятидесяти акрах Ботанический сад, где с XVIII века выращивали лекарственные растения и травы. Жемчужина Аптекарского острова, Ботанический сад был старейшим заведением подобного рода в России.

Марич свернул с набережной, оставив реку позади, и направился по улице, проходящей вдоль границы парка. Такер замедлил шаг.

«Ну а куда ты направляешься теперь?»

В верхней части экрана планшета он мог видеть ту самую картинку, которую видел Кейн. В кадре зелень парка сменилась черным асфальтом мостовой. В этот ранний час машин на улицах не было. Добежав до угла, пес остановился и опустил морду, оценивая ситуацию.

На экране было видно, как черная фигура Марича двинулась вдоль чугунной решетки, которой был обнесен парк. Фонарей не было, однако Такер переключил камеру у Кейна на ошейнике в режим ночной съемки.

Изображение на экране озарилось яркими зелеными красками, показывая улицу и припаркованный на ней внедорожник, «УАЗ Хантер» российского производства. Из машины вышли двое. Марич поспешил к ним. Все трое сгрудились в кучку.

– Что вы задумали, ребята? – пробормотал вслух Такер.

«Есть только один способ это узнать».

Такер передал Кейну по рации последовательность из двух команд: «Подойти. Незаметно».

Он не сомневался в том, что четвероногий напарник его поймет. Военные остановили свой выбор на собаках этой породы потому, что бельгийские овчарки отличаются умом и преданностью. Кейн обладал обоими этими качествами; его рабочий словарь состоял из тысячи слов, и он понимал более сотни жестов рукой. Еще более впечатляющей была его способность выполнять связанную последовательность команд. Такое было по силам лишь немногим служебным собакам.

Такер ощутил прилив гордости. И тем не менее, когда Кейн осторожно завернул за угол, затаил дыхание.

«Будь осторожнее, дружище!»

Команды высечены у него в сознании. Кейн быстро подбегает к клумбе на противоположной от добычи стороне улицы. Останавливается и втягивает носом запахи, плывущие над узкой проезжей частью.

Он чует стоящий в воздухе резкий запах аммиака – это метки, оставленные вокруг другими собаками. Метки эти старые… они накладывались друг на друга на протяжении многих дней. Тем не менее инстинкт пробуждает желание задрать лапу, обозначить права на это место.

Подавив это желание, Кейн прогоняет запах аммиака прочь. Он втягивает другие запахи, позволяя им достраивать то, что не могут видеть его глаза.

…кислые нотки плесени из сточной канавы…

…едкая резь гудрона…

…гарь машинного масла и выхлопных газов…

…терпкий мускус пота и влажной кожи.

Сосредоточившись на последнем запахе, Кейн совершает быстрый бросок вперед, стараясь держаться в тени. Добежав до следующей клумбы, останавливается и ложится на землю.

Его уши улавливают ритмичные шаги кошачьих лап по железному балкону над головой. Далее следует угрожающее шипение, на которое Кейн не обращает внимания. Вместо этого он разворачивает свои уши на звук голосов. В низком рокоте чувствуются возбуждение и стремление к скрытности.

Кейн слышит каждое произнесенное слово. Однако по опыту он знает, что этого недостаточно. У него в груди по-прежнему звенит команда: «Подойти».

Осторожно выглянув из-за клумбы, Кейн находит взглядом столпившихся у машины людей. Он дожидается того, чтобы ни у кого из них не блестели глаза, обращенные в его сторону, – и быстро бежит вперед. Добежав до следующей клумбы, останавливается, но не ложится. Мышцы его напряжены, лапы застыли на твердом асфальте.

Теперь от целей Кейна отделяет машина.

Голоса доносятся, но недостаточно громко.

Кейн выбирается из-за клумбы и пересекает улицу, приближаясь к машине. Падает на мостовую за колесом. От колеса пахнет горячей резиной и паленой шерстью тормозов. Кейн лежит на асфальте, удовлетворенный отчетливым ворчанием голосов.

У него в ухе звучит подтверждение. Это не команда, а лишь признание правды:

– Молодец, Кейн, хороший мальчик!

Такер бежал по паутине пересекающихся переулков, удаляясь от реки. Завернув еще раз за угол, он ускорил шаг, спеша туда, где лабиринт заканчивался узкой улицей, проходящей вдоль ботанического сада. Судя по плану, Такер должен был оказаться в тридцати ярдах позади машины.

Он продолжал слушать разговор трех преступников. Они говорили по-русски. Программа переводила в реальном времени разговор на английский, однако, поскольку одновременно спорили сразу трое, она постоянно запиналась и делала паузы.

И все же Такеру хватало этого, чтобы понять общий смысл.

Судя по всему, Марича наняли выполнить обычную для него работу – скрытно переправить что-то; однако сейчас речь шла не о запрещенных препаратах или крупной сумме наличными. Груз лежал связанный в багажнике.

– Я не перевожу людей! – возбужденно возражал Марич. – По крайней мере, нужно было предупредить меня заранее. Необходима тщательная подготовка…

– То есть ты говоришь «нет», – перебил его один из русских. – Отказываешься.

– Ничего такого я не говорил. – В словах Марича прозвучал страх.

Добежав до конца переулка, Такер осторожно выглянул из-за угла. В тридцати ярдах от него виднелся массивный силуэт внедорожника. Один из стоявших у машины затянулся сигаретой, в темноте ярко вспыхнул одинокий красный уголек. Человек прошелся мимо калитки в ограде сада. На земле валялись обрывки цепи, вероятно, перекушенной.

Судя по всему, двое из «Хантера» схватили кого-то, работавшего в саду. Но зачем?

– Ты где? – беззвучно спросил Такер по рации у Ковальски.

– Мне до места еще минуты две, – послышался в наушнике запыхавшийся голос. – Может, три.