Поэтому каждую ночь он выходил в поле и наблюдал за небом. Каждый вечер проверял, ровные ли стрелы, насколько остр их конец. Каждый день он собирал по крупицам все, что можно было, про этого зверя. Каждое утро просыпался, отсчитывая дни до того самого, когда зверь будет виден лучше всего.

Он узнал, что луны на небе не должно быть, чтобы ее свет не мешал охоте. Узнал, что должна быть самая длинная ночь в году, чтобы как можно дольше солнечный свет не мешал охоте. Узнал, что такое случается очень редко. Но если случается, то зверь спускается с неба, чтобы пройтись по зимнему лесу.

Еще он узнал, что, чтобы стать берендеем, надо найти шкуру. Так говорили в деревне. Без шкуры никак. На себе свою не вырастить, а если и получится, то обратно человеком уже не стать.

Он узнал, что от шкуры зависит, насколько сильным будет берендей. Старый зверь не подойдет, как и молодой. Старый будет тянуть силы, пытаясь вернуть молодость, а молодой утащит в болото. Но с этим зверем проблем не будет.

Ему никто не сказал, что так можно. Никто бы не посмел даже подумать об этом. Он знал это сам. Знал так же ясно, как свое имя. Как дом, куда возвращался каждый день. Как мир, из которого ему пришлось уйти не по своей воле. Но после охоты все будет иначе.

А чтобы охота сложилась, надо быть готовым. Так говорили в деревне.

В ту самую ночь было очень холодно. На окнах намерз толстый слой льда, а двери с трудом открывались и не выпускали на студеный воздух. Из труб курился дым. В эту ночь поддерживали огонь до самого рассвета. Все, чтобы солнце встало. На улицу не выходили – на улице властвовали всякие-разные.

Поэтому никто не увидел, как он вышел из дома и двинулся в сторону леса. Все небо засыпало звездами. Снег искрился в темноте так, будто они упали вниз и замерзли, не в силах справиться с зимой.

Он заходил все глубже в лес, держа наготове стрелу. В последний момент он узнал, что наконечник у стрелы не может быть обычным, это должен быть особенный металл. Тот металл, что участвует в обрядах и колдовстве. Поэтому он выкрал у местной ворожеи серебряный клинок и переплавил его. Говорили, что этот клинок выпал из крыла птицы витари, но теперь никто это не докажет. А ворожея так стара, что пропажу не заметит. Он был в этом уверен. Серебряный наконечник блестел, как снег и звезды.

Черное небо распахнуло свои объятия, выпуская на землю двоих. Сначала ступила на снег огромная лапа с длинными серебряными когтями, на ее след упали две маленькие. В самую длинную ночь Большая и Малая Медведицы спустились на землю, чтобы пройтись по лесу, пока все спят.

Он сразу почувствовал, что в лесу что-то изменилось. Перестали похрустывать от мороза деревья, склоняясь перед древним существом.

Он увидел их почти сразу. Черная шкура поглощала свет вокруг, слабо светясь. По земле словно шло небо, принявшее форму медведя. На миг он почувствовал страх и слабость. Посмел поднять руку на то, что вечность должно быть неприкасаемым. Но это был всего лишь миг. Стрела легла на тетиву легко – там ей самое и место. Наконечник в последний раз сверкнул в ночной тьме и улетел вперед, в черное бездонное ухо. Медведица удивленно вздохнула и повалилась набок. Медвежонок испуганно заозирался.

К ним шел человек, который давно потерял свои принципы. Человек держал в руках сломанный клинок из крыла витари. Медвежонок сразу понял, что случится дальше, не стал ждать и смотреть, когда человек снимет шкуру, бросился бежать. Он бежал так долго, что его звездные лапы устали.

На глазах маленького зверя не было слез, в душе не было страха. Мать говорила, что такое случится, а значит, миру скоро придет конец. Значит, шкура, которую заберет этот человек, заберет его жизнь и душу. Значит, маленький медвежонок сможет повлиять на события в будущем. Но вернуться обратно на небо не сможет.

Медвежонок споткнулся и кубарем полетел с холма. Снег был такой мягкий, что, упав в сугроб, маленький медвежонок не стал вставать. Снег укутывал его, как человеческое одеяло, а под головой словно была уютная подушка.

В комнате пахло чаем. Опять забыл кружку на столе, пока читал материал к паре. Маленький медвежонок поднял голову, пытаясь увидеть на небе маму, но уткнулся взглядом в потолок со старыми пластиковыми звездами.

Гриша потер глаза. Сон был такой реалистичный, там было так холодно и страшно. Теперь до самого будильника не заснуть. Оставалось прокручивать в голове свист стрелы, вздох вечного медведя и тот взгляд. Взгляд убийцы.

Глава 6
Управляемые сны

Понедельник – день тяжелый. С этой мыслью встала Ангелина, пытаясь привести себя в порядок, а потом, просто забив на это, отправилась в институт в толстовке, которую первой достала из кучи стираных вещей. Первого сентября красивой побыла – достаточно, можно больше не париться на этот счет.

Ангелина замерла у зеркала и задумалась, разглядывая волосы, двумя длинными косами спускающиеся ниже плеч. Отросшая челка вилась, мешая глазам, но заправить за уши ее пока не получалось – приходилось терпеть. Что-то за лето изменилось, и Колобкова стала спокойнее относиться к своей внешности. Губы не такие пухлые, как хотелось бы, – ну и что? Глаза большие и синие – прекрасно! Рост средний, не низкий, не высокий – достаточно, чтобы комфортно жить в мире высоких людей.

Ангелина немного покрутилась, смотря, как в зеркале угадывается девичья фигура. Все лето бабушка гоняла ее на зарядку, напоминая, что однажды уйдет суперспособность подростка переваривать что угодно, и тогда тело будет копить все, что нужно и не нужно.

После школы Ангелина все больше стала задумываться о правилах взрослой жизни. Ей странно было, что ровесники спокойно могут не спать три ночи, пару часов покемарить, а потом снова скакать, будто так и надо. Мама говорила, что раньше тоже так могла. Она не запрещала, просто рассказывала, как попробовала сама упиться шестью литрами сидра и как потом страдала наутро. Ангелина улыбнулась, вспоминая этот разговор. Самой ей алкоголь брать не хотелось, хоть летом и исполнилось восемнадцать. Хватило попробовать, что намешали одноклассники – виски с колой, – не понравилось.

Еще немного покрутившись у зеркала, Ангелина взяла рюкзак, новые наушники, надела кеды и поехала в институт. В дороге вспомнился вопрос мамы: «У вас в литературном, небось, сплошные девчонки, мальчиков вообще нет?» Можно ли сказать, что курсу повезло и мальчиков было чуть меньше, чем девочек? Все-таки суть текста изучать одинаково интересно как одним, так и другим.

– Мам, это предрассудки, что в филологии только женщины. У нас много классных лекторов и мастеров.

Мама улыбнулась чему-то своему и оставила эту тему. Ангелина заметила, что стоило появиться в их жизни ухожору, как сошли на нет все разговоры об отношениях, парнях и необходимости с кем-то встречаться. Мама хваталась за свое счастье, не мешая дочери строить свое.

Курс уже успел разбиться на группки. Ангелина не всех могла назвать по именам, но по большей части запомнила, кто с ней на одном семинаре учится. Как-то само получилось, что рядом с ней сидел Вацлав. Приятная компания, а главное – умная. Если бы не знание, что он с ней на одном курсе, она решила бы, что Вацлав минимум несколько семестров уже отучился. Как и на первых занятиях, рядом сели близнецы, которые точно не дадут заснуть на скучной паре. Сзади расположились Вилга и девочка, которую Ангелина запомнила как Марфу. Переспрашивать было неудобно, а уверенности, что она именно Марфа, не было. Сначала показалось, что Вилга из тех, кто собирает вокруг себя весь цвет курса и ходит, будто свитой окруженная. Но чем больше Ангелина за ней наблюдала, тем больше видела неуверенности, спрятанной за красивой одеждой. Наблюдательность – то, что воспитывала в девочке бабушка, словно тревожась, что мать, пережившая тяжелый разрыв, опять свалится в депрессию.

– Вы залились кофе? – Игорь держал в руках огромный стаканчик, который источал аромат на всю аудиторию. – У нас сейчас будет лучшее снотворное из всех – история мировых цивилизаций.

– Вообще-то, история шумеров – это очень интересно! – возмутилась Марфа.

– Я тебя сфотографирую во время пары и покажу потом, как тебе было интересно, – подколол ее Вова.

В прошлый раз Марфа мирно посапывала, не переживая, что Инга Викторовна ее запомнит. Ангелина поразилась тогда ее смелости. Или усталости.

– А как вам наш историк? – спросила Вилга, накручивая длинную прядь волос на палец.

– Какой? – не понял Вацлав.

– Ну шкаф этот, с бородой, – улыбнулась Речкина.

– Он же не историю ведет, а старославянский, – поправила Ангелина.

– Да без разницы, – махнула рукой Вилга. – Пусть хоть философию.

Обсудить бородатый шкаф не удалось – в аудиторию зашла Инга Викторовна, и в помещении повисла гробовая тишина. Женщина поздоровалась с курсом и начала лекцию.

Ангелина тщетно пыталась бодриться, взяла у Игоря кофе в надежде, что напиток ей поможет, – тщетно. Как бы ни была интересна тема аккадской клинописи, сон был сильнее. Только Камиль сидел и строчил конспект. Интересно, он так старался потому, что его настолько увлекает, что спать не хочется, или потому, что фамилия деда висит цепью, – упаси господи опорочить?

Ангелина пыталась отвлечь себя разглядыванием рисунка на рубашке Камиля. Она только сейчас обратила внимание, что тот каждый раз надевает новую рубашку. При этом они были с интересными принтами. Сегодня были гуси. Волосы у Камиля на затылке вились кольцами и немного закрывали шею. Ангелина скосила глаза на Вацлава. Тот скучающе ковырялся в телефоне. В отличие от Камиля, Вацлав ходил в однотонных толстовках, но очень любил кольца и множество браслетов.

– Гематит и гранат, – прошептал он Ангелине.

– Чего? – не поняла Колобкова.

– Камни, – пояснил Плешков. – Гематит и гранат. Был еще шунгит, но я его порвал.

– А, – протянула Ангелина, надеясь, что Вацлав не заметил, как покраснели у нее уши. Настолько не скрываясь разглядывать человека рядом ей еще не доводилось.

– Интересно, какие украшения носили шумеры? – Вацлав задумчиво посмотрел на Ингу Викторовну.

– Глиняные, я думаю, – ответила Ангелина.

– Можем спросить, – хитро улыбнулся Вацлав. Ангелина посмотрела на него огромными глазами, но остановить не успела. – Извините, – Вацлав поднял руку, – а какие украшения носили шумеры? Тогда же не было наших технологий.

– Это не совсем по теме того, что я говорила, – заметила Инга Викторовна, – но если вы думаете, что шумерская цивилизация была настолько дремучей, что совсем ничего не знала об обработке металлов, то вы глубоко ошибаетесь. Есть раскопки, подтверждающие, что украшения древних шумеров сочетали в себе драгоценные камни и металлы. Их торговля распространялась далеко за пределы Двуречья.

Вацлав слушал внимательно, а Ангелина пыталась пошевелиться. Инга Викторовна смотрела прямо на их парту. Сон спугнул адреналин. Прозвенел звонок – пара закончилась.

– Куда дальше? – Вилга посмотрела на Камиля, и тот полез в телефон смотреть расписание.

– История, кабинет в соседнем корпусе, – ответил староста.

– О, опять шкаф будет! – довольно улыбнулась Вилга.

– Шкаф преподает старославянский, – закатила глаза Ангелина. – Историка мы еще не видели.

– Не знаю, как вы, а я за кофе сгоняю. – Игорь выкинул пустой стаканчик. – Еще одну подобную лекцию я переживу только со спичками в глазах и капельницей из кофеина.

– Никто не говорил, что будет легко, – ответила Марфа. Вова смерил ее уничижительным взглядом. – Это взрослая жизнь, легко в школе было.

– Знаешь, куда тебе надо? – Игорь встал рядом с братом, скрестив руки на груди.

– Куда? – не поняла Марфа.

– В комнату душнил, – ответил Вова. – Вот он тебе покажет.

Фарисов мотнул головой в сторону уходящего Камиля. Марфа надулась, но никуда не ушла.

– Будешь брать кофе, – напомнил Вацлав, – мне возьми.

– И мне, – вписалась Вилга.