Алевтина взяла верхнюю. Плотная бумага, золотое тиснение, каллиграфический шрифт. "Имеем честь пригласить Вас на церемонию бракосочетания Антона Густавовича Длиннопёрова и Алевтины Брониславовны Каглицкой…" Дата, время, место – всё оформлено с тщательностью союза двух живых людей.

– Кто это заказывал? – спросила Алевтина, бросая приглашение обратно на поднос.

– Тучков. У него всё расписано по минутам, – мать покачала головой. – Он вчера весь вечер звонил, спрашивал, всё ли готово, все ли оповещены. Как будто это не… не такое вот, а обычная свадьба.

Алевтина отвернулась от окна и подошла к столу. Чай пах мятой и смородиновым листом – так мать заваривала его всегда, сколько дочь себя помнила. Женщина отпила глоток, чувствуя, как знакомый вкус пробуждает воспоминания, которые так долго пыталась похоронить.

– Я хочу навестить Веру, – внезапно сказала Алевтина, вспомнив о бывшей подруге, с которой не виделась с момента отъезда в Москву.

– Веру Подгорную? – мать удивлённо подняла брови. – Ты же… вы же не общались с тех пор, как ты уехала.

– Именно поэтому, – Алевтина поставила чашку. – Она была близка с Длиннопёровым, правда?

Надежда Густавовна поджала губы и коротко кивнула:

– Все знали. Он её содержал несколько лет. Потом, говорят, нашёл кого-то помоложе, но квартиру оставил. В Доме Советов, лучшую в городе.

– Я хочу с ней поговорить, – решительно сказала Алевтина. – Может, Вера расскажет что-нибудь… полезное.

Мать внимательно посмотрела на дочь, пытаясь прочитать истинные мотивы. Затем кивнула:

– Как знаешь. Только будь осторожна с ней. Вера… изменилась за эти годы.

Алевтина усмехнулась:

– Все мы изменились, мама.

Через полчаса Алевтина шла по знакомым с детства улицам Стрептопенинска, чувствуя на себе взгляды местных. Они узнавали её, шептались за спиной, некоторые кивали с вежливым любопытством, другие откровенно разглядывали. Москвичка, вернувшаяся выйти замуж за мёртвого мэра и получить его состояние – ещё бы горожане не шептались.

Дом Советов – единственное пятиэтажное здание в центре города, построенное ещё при Сталине – выделялся среди деревянных построек как динозавр среди ящериц. Серый, с претензией на монументальность, с облезающей штукатуркой и железными балконами, он считался элитным жильём в Стрептопенинске. Алевтина помнила, как в детстве они с Верой мечтали жить в таких квартирах – с горячей водой, не отключаемой летом, с телефонами и мусоропроводом на каждом этаже.

Квартира Веры находилась на третьем этаже. Алевтина поднялась по выщербленным ступеням, отметив контраст между обшарпанным подъездом и новой, явно дорогой дверью – дубовой, с бронзовой фурнитурой и глазком в позолоченном обрамлении.

Гостья нажала на звонок, и из-за двери раздалась мелодичная трель – не обычный резкий звук, а что-то похожее на колокольчики. Через несколько секунд дверь распахнулась, и на пороге появилась Вера.

Семь лет изменили её до неузнаваемости. Из нескладной девушки Вера превратилась в женщину, сознающую свою привлекательность и умеющую её использовать. Крашеные платиновые волосы, собранные в высокий небрежный хвост, яркий макияж с акцентом на глаза. Шёлковый халат бордового цвета, плотно обхватывающий фигуру, был расстёгнут достаточно глубоко, чтобы показать ложбинку между грудей, украшенную золотым кулоном в форме ключа.

– Аля? – глаза Веры, подведённые чёрным, расширились от удивления. – Алька, чёрт возьми! Какими судьбами?

Алевтина улыбнулась – не тёплой улыбкой старой подруге, а профессиональной, отработанной на деловых встречах.

– Здравствуй, Вера. Можно войти?

– Конечно, заходи, – Вера отступила, широко распахивая дверь. – Не ожидала тебя увидеть, если честно. Все говорят, ты прилетела выходить замуж за покойника, но я думала, ты будешь слишком занята примеркой свадебного платья.

В её голосе звучала смесь иронии и любопытства. Бывшая подруга держала бокал с чем-то тёмно-красным – судя по запаху, вино не из дешёвых.

Алевтина вошла в квартиру и осмотрелась. Прихожая поражала контрастом с подъездом – мраморная плитка на полу, зеркало в позолоченной раме, антикварная консоль с причудливыми ножками, на которой стояла хрустальная ваза с живыми цветами.

– Проходи в гостиную, – Вера махнула рукой в сторону открытой двери. – Хочешь вина? Или чего покрепче? У меня есть отличный коньяк, Антон из Франции привозил.

– Вино, пожалуй, – ответила Алевтина, проходя вслед за хозяйкой.

Гостиная выглядела словно перенесённая из парижской квартиры. Тяжёлые бархатные шторы, диван и кресла в стиле рококо, картины в золочёных рамах, хрустальная люстра, ковёр с замысловатым восточным узором. Всё это великолепие странно смотрелось в стандартной советской квартире с низкими потолками и узкими окнами.

– Присаживайся, – Вера указала на диван и направилась к бару, уставленному бутылками. – Рассказывай, как Москва? Всё так же пожираешь слабых и наступаешь на головы конкурентов?

Алевтина села, чувствуя, как проминается мягкая обивка дивана.

– У меня всё хорошо, спасибо, – сдержанно ответила гостья. – А ты как? Я слышала, ты была… близка с Антоном Густавовичем.

Вера обернулась, протягивая бокал с вином, и рассмеялась – громко, с ноткой цинизма, которого Алевтина не помнила в прежней застенчивой подруге.

– "Близка" – это так дипломатично из твоих уст. Да, я была его шлюхой, если говорить прямо. Три года. – Вера опустилась в кресло напротив и закинула ногу на ногу, не заботясь о том, что халат задрался, обнажая бедро. – А ты, значит, решила стать его женой. Посмертно. Забавно, правда? Я трахалась с ним живым, а ты будешь спать с ним мёртвым.

Алевтина сохраняла непроницаемое выражение лица, хотя внутри всё сжалось от отвращения.

– Я здесь ради наследства, ты же понимаешь, – москвичка отпила вино, отметив его действительно хорошее качество. – Мне просто интересно… какой он был? К чему мне готовиться?

Вера откинулась на спинку кресла, разглядывая бывшую подругу оценивающим взглядом.

– Готовиться? – хозяйка хмыкнула. – Ну, если ты про то, как он был в постели, то могу рассказать. Он был как бык, Алька. Прижмёт к стенке – и не вырвешься.

Вера сделала глоток вина, не отрывая взгляда от Алевтины.

– Любил всякие игры. Подчинять, командовать. В мэрии своей меня на столе брал, прямо на документах. Говорил, что так интереснее – секретарша за дверью сидит, посетители в приёмной ждут, а он трахает свою девочку и ржёт.

Алевтина приподняла бровь, оценивая откровенность бывшей подруги с холодным профессиональным интересом. Взгляд скользнул по вульгарной роскоши квартиры, по бокалу в руке Веры, по расстёгнутому халату. Две хищницы разного калибра. Где-то под слоями цинизма мелькнул образ – крыша гаража, болтающиеся ноги, детские секреты – но Алевтина отогнала его, как назойливую муху.

– Но щедрый был, зараза, – продолжила Вера, обводя рукой гостиную. – Эту квартиру после третьей ночи подарил. Сказал, что я ему понравилась, что "отрабатываю" хорошо. А потом пошли подарки – шубы, украшения, поездки за границу. В Ниццу возил, представляешь? Я, Верка из Стрептопенинска, на французском пляже загорала рядом с миллионерами!

Собеседница говорила с гордостью, словно материальные блага полностью оправдывали способ их получения.

– А почему вы расстались? – спросила Алевтина нейтральным тоном.

Вера поморщилась и залпом допила вино.

– Молоденькую нашёл, постройнее. Ему же всегда свежее мясо нужно было. – Хозяйка встала и направилась к бару за новой порцией. – Но, знаешь, не обидел. Квартиру оставил, содержание назначил. Я теперь салон красоты держу – "Вера-люкс", может, видела на центральной улице? Не бедствую.

Алевтина видела этот салон по дороге – кричаще-розовая вывеска, стразы, золочёные буквы. Типичная провинциальная безвкусица, которая, видимо, казалась Вере верхом шика.

– И всё-таки, – настойчиво продолжила гостья, – какой он был… как человек? Что о нём говорили в городе?

Вера вернулась с полным бокалом и снова села в кресло, на этот раз подогнув под себя ногу.

– Разное говорили. Что деньги у него нечистые, что связи в столице мутные. Но кому какое дело? Он город держал на плаву, завод работал, зарплаты платили. А то, что девок молодых любил и особняк себе отгрохал как дворец – так это его право. Он хозяин был, понимаешь? Настоящий хозяин.

Вера замолчала на секунду, словно вспоминая что-то, и её взгляд стал отстранённым.

– Знаешь, в нём что-то такое было… страшное временами. Особенно когда злился. Глаза становились… не как у человека. И холод от него шёл, как от ледяной глыбы. В такие моменты я его боялась до усрачки, если честно.

Алевтина внимательно наблюдала за бывшей подругой, отмечая, как меняется лицо при этих воспоминаниях – маска циничной женщины на мгновение спала, обнажая испуг той девчонки, которой Вера была когда-то.

– А что ты знаешь о традициях его семьи? – спросила москвичка. – Об этой… свадьбе с мертвецом?

Вера передёрнула плечами, словно отгоняя неприятные мысли, и лицо снова стало насмешливым.

– Ничего конкретного. Он не любил об этом говорить. Только раз обмолвился, что его род особенный, что кровь у них не такая, как у простых смертных. Я тогда не придала значения – мало ли что мужик в постели болтает. – Вера усмехнулась. – Но знаешь, было в нём что-то… нечеловеческое. Особенно когда он… ну, ты понимаешь. В самый момент. Словно другое существо просвечивало сквозь кожу.

Алевтина подавила дрожь. Слова Веры перекликались с рассказом отца о странностях на заводе, о существе в подвале с глазами не человеческими.

– И вот теперь ты станешь его женой, – продолжила бывшая подруга, наклоняясь вперёд и понижая голос до интимного шёпота. – Представляешь, ты станешь его женой! Посмертно! Интересно, он и с тобой в постели будет таким же горячим?

Бывшая подруга засмеялась – злорадно, с каким-то нездоровым весельем. Алевтина сохраняла бесстрастное выражение лица, хотя внутри всё сжалось от отвращения и страха.

– Это просто формальность, Вера, – холодно ответила москвичка. – Три дня странных ритуалов, а потом я вернусь в Москву с наследством, которое сделает меня одной из самых богатых женщин страны.

– Если вернёшься, – неожиданно серьёзно сказала Вера, и взгляд стал острым, почти хищным. – Не всех своих баб Антон отпускал.

– Что ты имеешь в виду? – Алевтина нахмурилась.

Вера пожала плечами и снова натянула на лицо маску циничного веселья.

– Ничего особенного. Просто слухи ходят разные. В городе говорят, что до тебя были и другие кандидатки в посмертные жёны. Просто… не все дожили до церемонии.

Вера отпила вино, наблюдая за реакцией гостьи поверх бокала.

– Не пугай меня детскими страшилками, – Алевтина поставила бокал на столик. – Я не верю в мистику. Длиннопёров мёртв, и никакие ритуалы этого не изменят.

– Как знаешь, – Вера откинулась на спинку кресла. – Я просто подумала, что должна тебя предупредить. По старой дружбе.

Алевтина встала, показывая, что визит окончен.

– Спасибо за вино и за… информацию.

Вера тоже поднялась, запахивая халат плотнее.

– Не за что, дорогая. Удачной тебе свадьбы. И брачной ночи.

Хозяйка проводила Алевтину до двери, и уже на пороге, когда гостья собиралась уйти, внезапно схватила за руку.

– Знаешь, что самое странное? – прошептала Вера, и глаза были совершенно серьёзными. – Мне иногда кажется, что он до сих пор приходит сюда. По ночам. Я просыпаюсь от ощущения, что кто-то смотрит. И в комнате холодно, хотя окна закрыты. А потом я чувствую его запах – одеколон "Дипломат" и ещё что-то… сладковатое. Как тухлое мясо, но не совсем. Более… пряное.

Алевтина вздрогнула, узнавая в этом описании слова, которыми отец характеризовал запах в подвалах завода.

– Ты просто пьёшь слишком много, – сказала москвичка, высвобождая руку из цепкой хватки Веры. – И у тебя богатое воображение.