Это было впечатляюще. Это было почти красиво в своей отчаянной ярости. И это, как я уже сказал, было совершенно бесполезно. Потому, как их было трое со скованными сзади руками. А ОМОНовцев – два десятка. А еще у ОМОНовцев конечно же имелись при себе старые добрые парализаторы.

– ДА УТИХОМИРЬТЕ УЖЕ ИХ! – завопил Филин, перехватывая рукой и сворачивая как шею, камеру жужжащего рядом дрона.

– ОГОНЬ! – скомандовал старший группы спецназа.

Первый заряд, как ни странно, попал в верткую Мэри. Голубая молния ударила ей в спину, и она вздрогнула, но продолжала двигаться, хотя движения стали заметно медленней. Второй разряд. Третий. Она начала шататься, тело дёргаться от судорог. Четвёртый разряд свалил её на колени. Пятый – лицом на бетон. Её пальцы судорожно царапали наручники и пластины экзоскелета, но тело уже не слушалось.

По Крохе стреляли со всех сторон. Голубые молнии парализаторов плясали по его экзоскелету, как электрические змеи. Великан рычал, пытался идти вперёд, ударил ещё одного бойца, но ноги уже начали подкашиваться. Он упал на одно колено. Разряды продолжали бить в него – шесть, семь, восемь. Потом на оба колена. Девятый, десятый. Он попытался подняться, но тело не слушалось. Очередной разряд повалил его на бок. Его огромное тело не дёргалось от судорог, наш бедный Кроха за последний час столько напринимал в себя тока, что просто уснул.

Папа держался дольше всех, но и он в какой-то момент сдался…

– Я… не… убивал… – прохрипел он, падая лицом вниз на холодный бетон.

Наступили тишина.

Я по-прежнему стоял на своём месте между двумя ОМОНовцами, руки в наручниках, и даже не пытался двигаться. Рядом со мной в окружении конвоиров находились Капеллан и Толик – мы все трое не вмешивались. Мы знали с самого начала, что это бесполезно, недоумевая, зачем эти бедолаги начали рыпаться. Ладно, Папа психанул на нервах. А Кроха поддержал «восстание», не думая о причинах, целях и последствиях. Но Мэри вроде как всегда отличалась холодностью ума, а сейчас вдруг вспылила.

Между тем ОМОНовцы уже начали паковать поверженных в воронки, как большие бронированные мешки с картошкой.

– Капитан, – голос подбежавшей к Филину, Таши дрожал от гнева, но держался твёрдо, не ломался. – Я всё это записала на телефон. Применение чрезмерной силы к задержанным. Это будет в эфире через час. А еще вы заплатите за разбитый вами дрон!

– Они сами напали на моих людей! – огрызнулся Филин, вытирая пот со лба и воровски косясь на телефон в руках журналистки, как бы его стащить или забрать. – Это была самооборона! Законное применение силы!

– Эти были люди в отчаянии, – парировала Таша. – Вы обвинили их в убийстве без доказательств.

– У меня есть доказательства!

– Косвенные улики, – поправила она, не отступая ни на шаг. – Которые с таким же успехом могут указывать на другого человека. А единственный свидетель, который может прояснить ситуацию, таинственно исчез.

– Мы его найдём, – Филин не смотрел ей в глаза. – Проверим базу данных, камеры наблюдения. Он не мог просто раствориться.

– Мог, – Таша сделала шаг вперёд. – Если например кто-нибудь из ваших людей помог ему исчезнуть. Или если он мёртв.

Филин не ответил. Просто махнул рукой Вилисову:

– Убири её отсюда. Немедленно.

Двое оперативников подошли к Таше. Она попятилась, но отступать не собиралась.

– Я подниму такую волну в инфополе! – крикнула она, голос девушки зазвенел на высокой ноте. – Общественность узнает всю правду! О том, как вы арестовали невиновных людей! О том, как настоящий убийца, возможно, скрылся, пока вы тратите время на…

– ЗАТКНУТЬ ЕЁ! – взвизгнул Филин.

Оперативники схватили Ташу за руки, начали тащить к лестнице. Она вырывалась, кричала что-то ещё, но её голос тонул в шуме ветра и гуле двигателей воронков.

Вот именно сейчас я бы тоже вписался в драку, но было поздно. Нас начали распихивать по аэромобилям. Отдельно – стандартная процедура, чтобы не могли договориться о показаниях, не могли придумать общую версию.

Меня подвели к дальнему воронку и втолкнули внутрь. Посадили на узкую металлическую скамью, пристегнули ремнями через грудь и плечи. Дверь захлопнулась с лязгом финальности. Машина ожила и дернулась. Антигравитационные двигатели заработали, и мы взмыли в воздух. Через узкое зарешечённое окошко я видел, как по всей площадке один за другим поднимаются в воздух другие полицейские аэромобили…

Глава 3

Есть места, куда не хочется попадать ни при каких обстоятельствах. Полицейский участок – один из них, особенно в пятницу, когда весь город решил напиться и устроить разборки.

Наши воронки очутились перед широкими дверями отдела внутренних дел «Северное Медведково» примерно через десять минут после того, как мы покинули башню «Имперских КиберСистем». Через зарешечённое окошко я видел, как на площадке в этот момент разгружали других задержанных не из нашей банды. Пьяная компания в дорогих костюмах – судя по всему, столичная золотая молодёжь, которая решила устроить уличные гонки на аэромобилях. Трое дрались прямо на выходе из воронка, двое блевали в углу, один пытался дать взятку сержанту – размахивал кредитной картой и что-то орал про своего папу-сенатора. Сержант методично игнорировал его, заполняя планшет.

Из другой патрульной машины вытаскивали кого-то огромного парня в грязном комбинезоне и с татуировками по всему лицу. Тот вырывался, плевался, матерился на каком-то диалекте, который я не узнал – то ли колония на окраине, то ли вообще не на русском языке. Четверо патрульных с трудом удерживали его, и один уже тянулся к парализатору.

Обычный пятничный день в старом добром Медведково. Как вы знаете, я бывал здесь раньше – причем много раз, но по мелочам, последний раз ровно перед тем, как меня отправили на Новгород-4. С того дня ничего не изменилось. Всё тот же хаос, та же усталость на лицах полицейских, те же орущие задержанные и мигающие огни аэрокаров.

Только раньше я был не в такой поганой ситуации…

Дверь моего воронка открылась. Теплый вечерний воздух ударил в лицо, и я вдохнул его полной грудью – в железной клетке было душно и к тому же воняло прежними пассажирами. Конвоир жестом показал мне выходить. Я с трудом выбрался из машины – экзоскелет без питания и руки в наручниках не сильно способствовали моей мобильности.

Меня скорее вытащили и поставили на бетон. Рядом уже вели Капеллана – старшина как всегда шёл спокойно, с достоинством, как будто направлялся на парад, а не в камеру. В отличие от старшины Толик сильно нервничал, но шутить не переставал. Он, как и я, тоже прекрасно знал это серое здание и явно не был в восторге от его очередного посещения.

Из соседних бобиков выгружали нашу тяжёлую артиллерию – Папу, Кроху и Мэри. Все трое были ещё под остаточным действием парализаторов. Кроху несли сразу шестеро ОМОНовцев, как огромный мешок с цементом – великан был в сознании, но тело его не слушалось, руки и ноги безвольно болтались. Мэри тащили под руки двое бойцов, её голова свисала, длинные черные волосы закрывали лицо как в ужастике. А Папа…

Папа в это время пел.

Голос его был хриплым, сиплым от криков на крыше, но старший сержант упрямо выводил мотив какой-то дурацкой песненки, которую я раньше не слышал. Слова были… скажем так, не для эфира.

– …а у Витьки член стоял, аки мачта корабля-а-а, девки с Марса прилетали, чтоб сосать у короля-а-а…

– Заткнись, ты уже, – буркнул один из конвоиров, но в его голосе не было злобы. Скорее усталость.

– …мент поганый думал-думал, как бы Витеньку упечь… только наш Витька был не промах, схватил мента и в…л его сам, чтоб впредь не лез, к кому не следует!

– Что-то не в строчку, – хмыкнул конвоир.

– Зато про любовь, – парировал заплетающимся языком сержант Рычков, продолжая сочинять на ходу.

Доказательством этого, помимо полного отсутствия рифмы, было еще то, что главный герой песни имел такое же имя, что и Папа.

– А потом пришла она, красивая как луна… Сказала Вите: «Бросай ментов, пойдём-ка со мной, мой милый мой родной!»

– Сержант, это вы про Асклепию сейчас? – усмехнулся Толик.

– Асенька моя! – заплакал Папа, услышав знакомое имя. – Где ты?

– Заткнись, или мы тебе кляп в рот засунем! – грубо цыкнул не него один из ОМОНовцев, устав слушать эти пьяные завывания.

Папа наконец замолчал, но на его лице играла дурацкая ухмылка – смесь остаточного действия парализаторов, усталости и того бесшабашного пофигизма, который появляется, когда ты уже на дне и падать дальше некуда.

Нас худо-бедно построили в колонну и повели внутрь.

Главный зал отдела полиции по-прежнему выглядел как декорация к фильму об апокалипсисе, который снимали на студии, где забыли убраться после предыдущих съёмок. Огромное помещение, метров пятьдесят на тридцать, с потолками высотой в два этажа. Вдоль стен – окошки приёма дежурной части, камеры для краткосрочного содержания с прозрачными стенами, комнаты допросов. В центре – ряды скамеек для ожидающих, столы дежурных, терминалы для снятия показаний.

И народу. Господи, сколько здесь было народу. Действительно в пятницу попадать сюда мне раньше не приходилось.

Скамейки были забиты под завязку. Задержанные всех мастей, возрастов и степеней криминальности. Пьяные, трезвые, агрессивные, испуганные, наглые, плачущие. Кто-то орал на полицейских, требуя адвоката. Кстати, мне тоже не мешало бы с ним встретиться… Кто-то тихо сидел, уткнувшись лицом в колени. Некоторые, врочем, пытался уснуть, несмотря на шум и свет.

У первого окошка старушка в цветастом халате ругалась с сержантом – что-то про соседа, который украл у неё кота, а потом, о ужас – его съел. У второго – молодой парень в рваной куртке давал показания нараспев оперным голосом. У третьего – проститутка в вызывающе коротком платье красила губы, игнорируя вопросы девушки-полицейской.

Запах стоял невообразимый. Куда там воронок попал. Пот, алкоголь, дешёвые духи, рвота, кровь, дезинфекция – всё это смешивалось в коктейль, от которого хотелось зажать нос.

– Капитан, у вас вентиляция здесь не предусмотрена, что ли? – покривился Толик, шедший рядом со мной.

– Рот закрой! – взвизгнул на него Филин.

– Не могу, я им сейчас дышу, – огрызнулся тот в ответ.

– Откуда столько? – удивился Капеллан, пытаясь никого не задеть своим экзоскелетом.

– Пятница в столице Империи, – коротко ответил я. – Зарплата выдана, впереди выходные. Все как обычно.

В углу трое парней в спортивных костюмах дрались между собой – двое полицейских пытались их разнять, безуспешно. Один из драчунов получил локтем в нос, взвыл, кровь хлынула на белый пол. Сержант материлась, вызывая подкрепление и одновременно робота-уборщика.

У камеры справа кто-то колотил в прозрачную стену и орал не своим голосом – истеричный вопль, который резал по ушам. Полицейский у двери камеры даже не поворачивал головы – похоже, уже привык.

– Эй, красавчики! – справа раздался громкий, надсадный голос. Я обернулся. На скамейке сидела женщина лет сорока, с размазанной косметикой и платьем, которое когда-то было белым, а теперь покрыто пятнами непонятного происхождения. Она помахала нам рукой, улыбаясь кривой улыбкой с отсутствующими передними зубами. – Красивые мальчики! В бронескафах! Вы из армии? Из космодесанта?

– 13-й штурмовой батальон, мадам! – отрапортовал Толик, на ходу переделав «шрафной» в «штурмовой».

– Проходим, – буркнул конвоир, толкая его в спину.

– А можно с вами познакомиться? – не унималась дама. – У меня скидки! Для военных особые условия!

Несколько задержанных на соседних скамейках захохотали. Кто-то свистнул.

– Помолчи, Люся, – сказал грузный сержант, проходя мимо. – Опять с панели привезли?

– А чё, работать-то надо! – огрызнулась Люся. – Не все ж на халяву живут, как менты!